Тюдоры. «Золотой век»

Особенно после того, как 28 июля 1540 года король отрубил голову Томасу Кромвелю.

IV

Насчет того, почему он это сделал, выдвигались самые разные мнения, полдюжины версий можно привести просто сразу. Первым делом, разумеется, была выдвинута идея, что казнь стала карой за неудачный выбор невесты, Анны Клевской. Пожалуй, с точки зрения логики это немного странно. Да, королю его новая спуруга не понравилась, но вопрос с ней в принципе к весне 1540 года был уже решен. А «…вознесение главы…» Томаса Кромвеля, случившееся в апреле, когда он был сделан графом Эссексом, от отсечения этой же самой главы в конце июля этого же года, когда он был казнен, – эти два события отделены друг от друга на срок меньше четырех месяцев.

Можно даже сказать, что трех месяцев, потому что Кромвель был арестован в июне по обвинению в государственной измене и отправлен в Тауэр. Он молил о пощаде, но король его даже не выслушал. Его вообще не выслушали – он был казнен без формальной процедуры суда.

Почему король сделал это?

Конечно, на Кромвеля было много доносов и нареканий. Несомненно, что в ходе ликвидации монастырей и он, и его сотрудники нагрели руки на монастырском добре, и немало прилипло к их пальцам. Но факт остается фактом – эта мера не только наполнила до краев королевскую казну, но и оказалась настолько удачной, что ее начали имитировать повсюду в Европе, и к ней, случалось, начали прибегать даже и вполне католические государи. Им тоже не нравились наднациональные учреждения на подвластных им территориях.

Конечно, Кромвеля обвиняли в том, что он покровительствовал сторонникам Реформации. В конце концов, Библия на английском языке в каждом приходе Англии появилась не просто по его настоянию, а еще и при его активной помощи – он добился того, что перехваченный было во Франции отпечатанный тираж был освобожден из таможни и доставлен по назначению.

Формальное обвинение Кромвеля состояло в том, что якобы он сказал, что будет биться за дело Реформации с мечом в руках, согласен с этим король или не согласен, – но обвинение исходило от двух заклятых врагов Томаса Кромвеля, герцога Норфолка и епископа Стивена Гардинера, и король Генрих очень хорошо знал и того и другого. Знал он и Кромвеля – человека осторожного, совсем не фанатичного и, в конце концов, замечательного министра, самого лучшего из всех, кто когда бы то ни было ему служил. Кроме разве что кардинала Уолси… Но на кардинала Генрих прогневался потому, что тот никак не мог добиться желаемого королевского развода. С Кромвелем такой проблемы не было и в помине – развод с Анной Клевской зависел только от желания короля и, собственно, уже начал осуществляться… Не мог же Генрих Восьмой и в самом деле поверить обвинению Кромвеля в том, что он собирается жениться на его дочери от брака с Катериной Арагонской, принцессе Марии Тюдор? Кромвеля действительно обвиняли в том, что он защищает принцессу перед гневом ее отца, – но это можно было обьяснить хотя бы тем, что Кромвель был осторожным человеком и не хотел портить отношений ни с кем из королевской семьи. В конце концов, он и Катерину Арагонскую в какой-то мере пытался защищать – уж на ней-то он не собирался жениться?

Его обвинители припомнили ему даже то, что когда-то, еще до коронации Анны Болейн, ходили слухи о том, что она предназначала ему в жены свою сестру Мэри Болейн. Сейчас, к лету 1540 года, Мэри Болейн была сестрой казненной Анны Болейн, дочерью опального Томаса Болейна, была замужем и жила вдалеке от двора и в изрядной бедности, потому что у ее мужа не было состояния. И приводить слухи о том, что вдовый Томас Кромвель 10 лет назад предназначался ей в женихи, в доказательство того, что он всегда метил высоко и норовил косвенно породниться с королевским домом, женившись на отставной подружке короля Генриха, – такое могла сочинить только самая неистовая зависть или самая черная ненависть. И тем не менее – делу был дан ход, никакие оправдания даже и не выслушивались, и Кромвель была казнен, кажется, буквально по минутной прихоти.

У Генриха VIII еще совсем в молодые годы сразу после того, как он вступил на престол, был случай, когда он воспользовался полной казной своего отца, но швырнул на растерзаниие преданных слуг своего отца, эту казну для него наполнивших. Долгие годы царствования не прибавили ему чувства благодарности – на людей он смотрел как на своего рода кукол, и надоевшую игрушку, ставшую бесполезной, он отбрасывал без сожаления.

К тому же теперь, в конце июля 1540-го, у него появилась новая игрушка, позанятнее.

Глава 13

Больное чудовище

I

27 января 1547 года гноящиеся раны на ногах Генриха VIII открылись в очередной раз. В спальне, где он лежал, стоял невыносимый смрад – король гнил заживо. Двигаться самостоятельно он уже не мог – он растолстел так, что его приходилось носить в паланкине. Где-то в середине 1538 года он чуть не умер – по-видимому, в его варикозных венах оторвался тромб и закупорил один из крупных кровеносных сосудов в легких. Во всяком случае, король лежал с почерневшим лицом и дышал только с величайшим усилием. Но он не умер тогда – к большому несчастью для многих его подданных.

Свою пятую жену, Катерину Говард, он казнил еще в 1541-м.

Поначалу он ее, право же, любил. Она была так мила и так по-детски радовалась подаркам. К Рождеству 1540 года он подарил ей шкатулку с 27 бриллиантами и 26 нитками жемчуга – ах, как она его благодарила. А брошь из 33 бриллиантов и 60 рубинов, а муфта из соболей, украшенная 38 рубинами и 572 жемчужинами? В числе замков и поместий, которые она получила, были не только те, что раньше принадлежали королеве Джейн Сеймур, но и те, что были конфискованы у Томаса Кромвеля. Правда, не все – нечто подобное раскаянию посетило однажды и душу короля Генриха, и он вернул часть имений отца сыну Томаса Кромвеля, оставил ему баронский титул и даже, по слухам, выражал мнение, что с казнью Кромвеля он, пожалуй, поторопился…Но это все было позднее – а в 1540-м король, помолодев лет на двадцать, устраивал для своей юной и прекрасной королевы праздник за праздником и даже пытался танцевать. Это было нелегко – к этому времени он еще мог ходить, но весил уже 22 стоуна[18] – что в теперешних мерах весов означает побольше 140 килограммов.

И королева Катерина была счастлива и весела, и танцевала до упада, и даже подружилась с «…возлюбленной сестрой короля…», Анной Клевской, чьей фрейлиной она была столь недавно, и даже организовала для короля специальный обед для него, ее самой и ее новой подруги Анны, неслучившейся четвертой супруги ее мужа, великого и несравненного короля Генриха VIII. Невинный такой вариант «ménage à trois» – и при этом все три участника обеда остались очень довольны…

Генрих VIII называл жену «розой без шипов».

Но, как оказалось, у прелестной Катерины Говард была и другая сторона. Она осталась сиротой в 9 лет, когда умерла ее мать, а ее отец, лорд Эдмунд Говард, младший брат герцога Норфолка, не имея никаких средств, отправил ее к богатым родственникам. Фрейлины вдовствующей герцогини Норфолкской вели себя весьма вольно, и у Катерины Говард появился как бы любовник тогда, когда ей было лет 11–12 лет. Это был ее учитель музыки, Генри Мэнокс, и словосочетание «как бы» появилось тут не напрасно – он принимал все возможные меры предосторожности, и в техническом смысле его юная ученица осталась, по формуле того времени, «…девой, мужем не тронутой…».

Но она, конечно, научилась у него и другим предметам, помимо чисто музыкальных…

Очень скоро у нее появился уже и более интересный «близкий друг», ее кузен Фрэнсис Дэрем (Dereham). Понятное дело, для такой веселой и живой девушки супруг, человек на 30 лет ее старше, больной и в самом прямом смысле этого слова вонючий (потому что язвы на его ногах приходилось периодически вскрывать, чистить и перебинтовывать заново), был не слишком-то привлекателен, а осторожности она не научилась. Очень скоро у нее появился любовник – пригожий паж по имени Томас Калпепер.