Страница 9 из 18
При дальнейшем рассмотрении «древлянского вопроса» несуразности и загадки нарастают как снежный ком. В разительном противоречии с археологической картиной древлянского племенного ареала находятся сведения письменных источников. Летопись сообщает о весьма развитой племенной организации у древлян, которые имели «свое княжение», князей, племенную знать («лучших мужей»), дружину, укрепленные города. Древлянские послы нахваливают Ольге своих правителей, заботящихся об экономическом процветании их страны: «...наши князи добри суть, иже роспасли суть Деревьскую землю» — и это не пустое бахвальство, так как выясняется, что после неоднократных поборов и беспощадного разорения несчастной Деревьской земли киевским войском на «древлян» все еще можно наложить «дань тяжку», что и не преминула сделать Ольга. Военная мощь древлян подчеркнута в летописи упоминанием неких «обид», которые в прошлом претерпели от них «поляне», а также неоднократными попытками порвать узы даннической зависимости от киевских князей. Между тем на археологической карте днепровского правобережья Древлянская земля предстает бедной и малонаселенной областью, безусловно не способной соперничать с соседями в экономическом отношении и тем более находиться с ними в многолетнем военном противостоянии. Древлянские «грады» (Оран, Иваньково, Малино, Городск) имеют площадь около двух тысяч квадратных метров — меньше футбольного поля[70]. А возле Искоростеня Ольга «стоя... лето, и не можащи взяти града»!
К сожалению, наша историография до недавнего времени проходила мимо всех этих странностей. Но что всего поразительнее, так это многовековое невнимание историков к одному сохранившемуся в источниках этнографическому признаку, характеризующему летописных «древлян». Я имею в виду выбранный ими способ казни князя Игоря, который, как следует из сообщения Льва Диакона, «был взят... в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое» (стоит отметить, что Повесть временных лет умалчивает об этих подробностях). Знать сообщение Льва Диакона, цитировать его и вместе с тем считать «древлян», убивших Игоря, славянским племенем — все это есть не что иное, как бесподобный историографический конфуз, ибо указанный способ казни настолько же присущ древнеславянскому уголовному праву, как, например, обычай сдирать скальпы или распинать на кресте. И однако же эта нелепость прочно осела в исторической литературе. Лишь сравнительно недавно исследователи наконец обратили внимание на то, что «казнь Игоря совпадает с подобными обычаями у тюркских народов — огузов[71] и булгар»[72], а по сообщению германского хрониста XII в. Саксона Грамматика — к этому способу казни питал особое пристрастие Редон, «рутенский» пират (Ruthenorum pirata), разбойничавший на Балтике[73]. От себя добавлю, что по приказу Александра Македонского подобным же образом был разорван на части Бесс, убийца Дария III, как о том повествует Плутарх. В греческой мифологии известен разбойник Синид по прозвищу Питиокампт (Сгибатель сосен), который ловил путников, привязывал их к вершинам согнутых деревьев и, отпустив деревья, разрывал людей пополам. Герой Тезей расправился со злодеем его же способом. Словом, ни один источник не соотносит обычай расчленения людей при помощи деревьев со славянами и тем более — с восточными славянами.
К блестящим находкам последнего времени относится также открытие еще одной «Древлянской земли» — «Дереви»[74], находящейся, согласно вводной части Повести временных лет (перечисляющей «Афетовы страны» — земли, которые «прияше» Иафет, один из сыновей Ноя), отнюдь не в Среднем Поднепровье, а в Северном Причерноморье — между «Воспории» (Боспором) и приазовскими областями («Меоти» и «Сармати»), где она, таким образом, совпадает с «Климатами» горного Крыма[75].
В связи с этим перестает выглядеть опиской или очевидной нелепостью указание Льва Диакона на то, что Игорь погиб, отправившись «в поход на германцев». Вместе с тем наконец замечено, что летописные «деревляне» не только обитают в двух разных и значительно удаленных друг от друга географических районах, но также имеют два племенных центра: один — город Овруч, лежащий на реке Уже (летописная статья под 997 г.), другой — город Искоростень/Коростень, точное местоположение которого не указано (летописные статьи под 945 и 946 гг.)[76].
Теперь обобщим имеющиеся у нас факты.
Восточнославянское племя древлян, возможно родственное вендским древанам, в конце VIII — начале IX в. осело на правом берегу Среднего Поднепровья, где очень скоро попало в данническую зависимость от русов. Ко времени составления Повести временных лет (вторая половина XI — начало XII в.) эти древляне были уже малочисленной, бедной и культурно отсталой народностью, почти совершенно утратившей свою этнографическую индивидуальность и растворившейся среди многочисленных переселенцев с днепровского левобережья.
Однако в процессе создания Повести временных лет или скорее при позднейшем ее редактировании история древлянского племени, краткая и ничем не примечательная, оказалась насыщена событиями, относящимися к истории других «древлян», не имеющих с древлянами днепровскими ничего общего, кроме своего русифицированного племенного названия. Иными словами, произошла довольно обыкновенная для раннесредневековой литературы этнографическая путаница, которую, пожалуй, можно было бы назвать забавной, не укоренись она самым серьезным и основательным образом в современной историографии. К счастью, восстановить истину в данном случае не так уж трудно.
Нестора или какого-то другого древнерусского книжника, редактировавшего Повесть, сбила с толку еще одна «Деревьская земля» — «Дереви», обнаруженная им в Северном Причерноморье. Источником, откуда она в свое время перекочевала в русскую летопись, была византийская хроника IX в. Георгия Амартола, а именно то ее место, где перечислены «Афетовы страны»[77]. В славянском переводе хроники Амартола, предшествовавшем Повести временных лет, соответствующий термин был передан как «Дерви»[78]. В Повести временных лет амартоловский перечень стран читается так: «...Воспории, Меоти, Дереви, Сармати, Тавриани, Скуфия...» Причерноморская область под названием Дерви/Дереви легко опознается как место обитания потомков везеготов, или готов-тервингов (от др.-герм, tre — «дерево») — «жителей леса», «лесных людей», по-славянски — «древлян». Последние сомнения на этот счет исчезнут, если сопоставить древнерусское известие о смерти князя Игоря в «Деревех» с сообщением Льва Диакона о его последнем походе «на германцев». Единственным германским этносом Северного Причерноморья были готы.
Уяснив, что летописный термин «древляне/деревляне» покрывает два разных народа, этнически несходных меж собою, мы поймем причину разноголосицы в этнографических и исторических сведениях о них. С одной стороны, «древляне живяху звериньским образом, живуще скотьски: убиваху друг друга, ядаху вся нечисто, и брака у них не бываше, но умыкиваху у воды девиця»; с другой — «наши князи добри суть, иже роспасли суть Деревьскую землю», наличие грозных крепостей, вроде Искоростеня, взять которые возможно лишь при помощи военной хитрости, дипломатические посольства к русам с целью заключения династических браков. Очевидно, что в первом случае речь идет о восточнославянских лесовиках днепровского правобережья, во втором — о крымских готах, чьи процветающие колонии просуществовали в Тавриде до XVI в. Таврические и киевские русы в IX—X вв. должны были, конечно, не раз сталкиваться с ними — на поле экономической конкуренции и на поле брани.
70
См.: Демин А.С. О некоторых особенностях архаического литературного творчества (постановка вопроса на материале Повести временных лет) // Культура славян и Русь. М., 1998. С. 65.
71
См. сообщение Ибн Фадлана о гузах (огузах): «Они не знают блуда, но если относительно кого-либо они узнают какое-либо дело, то они разрывают его на две половины, а именно: они соединяют вместе промежуток веток двух деревьев, потом привязывают его к веткам и пускают оба дерева, и находящийся при выпрямлении их [деревьев] разрывается».
72
Петрухин В.Я. Из древнейшей истории русского права. Игорь Старый — князь-«волк» // Philologia slavica. M., 1993. С. 127.
73
См.: Рыдзевская Е.Л. Древняя Русь и Скандинавия IX—XIV вв. М., 1978. С. 194.
74
См.: Никитин А.Л. Основания русской истории. С. 326.
75
Термин «Климаты», встречающийся в средневековой византийской литературе, связан с позднеантичной географической традицией, согласно которой поверхность земли делилась на несколько (обыкновенно семь или девять) «климатических» поясов. У Константина Багрянородного «Климаты» — это область горного Крыма между Херсоном и Боспором: «От Херсона до Боспора расположены крепости Климатов, а расстояние — 300 миль» (впрочем, в другом месте он пишет и о «девяти «Климатах» Хазарии», прилегающих к Алании). Крымские «Климаты» (вероятно, не все, но значительная их часть) входили в Херсонскую фему (военно-административный округ), и Константин неоднократно выражает озабоченность их безопасностью.
76
См.: Никитин А.Л. Основания русской истории. С. 112.
77
Там же. С. 113—114.
78
См.: Истрин В.М. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Т. 1. Пг., 1920. С. 59.