Страница 59 из 102
Предупреждение вождя пиру–пиру оправдалось полностью: жена скончалась, не просыпаясь, ровно через десять часов после инъекции. Прелюбодейку постигла суровая, но заслуженная кара. Я мог бы успокоиться. Но меня терзали мысли о мести моему счастливому сопернику. Надо было поехать в Советский Союз, разыскать его и найти способ для должного наказания. Я знал, что в новой России прогрессивных деятелей науки и культуры всегда встречают с распростертыми объятиями. Объявить себя коммунистом я не мог. Такое превращение было свыше моих сил. Но выдать себя за социалиста мог всегда, хотя коммунисты и социалисты в равной степени были мне ненавистны. Я вступил в социал–демократическую партию Австрии. Обстоятельства благоприятствовали осуществлению моих планов. Я прикинулся другом Советского Союза, в печати вышли мои статьи о русской пяти– летке и колхозах. Скоро в Вене вспыхнуло восстание рабочих–шуцбундовдев. Правительство жестоко подавило вооруженное выступление рабочих. Активные борцы вынуждены были эмигрировать в другие страны. Я с семьей прибыл в Москву».
Папа далее подробно описывал наше трехлетнее пребывание в Советском Союзе, – замечает Рихард в своей «Истории», после чего приводит из дневника отца следующие слова: – «Своего обидчика я разыскал, но, к сожалению, для моей мести он был недосягаем, так как занимал весьма высокий пост в Наркомате обороны СССР...»
Фанни была потрясена. «Оказывается, вот кто убил мою бедную маму! – прошептала она. – Какой ужас! И этого хладнокровного убийцу, с которым у меня не было никаких родственных отношений, свыше двадцати лет я считала родным отцом. Неужели это пройдет ему безнаказанно? Нет, я этого так не оставлю. Невинная кровь матери требует отмщения. Клянусь, я рассчитаюсь с ним!»!
Первое, что она хотела сделать,– это подсыпать в пищу яд. В доме профессора химии недостатка в сильнодействующих ядах не было. Фанни сама хранила в шкатулке с драгоценностями матери несколько смертельных доз цианистого калия. Одну из них без особых трудностей можно было бы дать ему вместе с утренним кофе. Но тут же закралось сомнение в правильности подобного! действия. Она знала, что убийство всегда и у всех народов считалось тяжким преступлением. Фанни не хотела да и не могла быть преступницей. «Наказание преступник ков во всех цивилизованных странах является прерогативой государственной власти,– вспомнила Фанни утверждение из школьного учебника. – Значит, убийцу моей матери тоже должно наказать государство, а я помогу ему разоблачить преступника».
Такая идея понравилась девушке. Мысленно она пре ставила себе, как будет писать заявление в полицию, как будет давать показания следователю, как будет выступать в суде, где убийца подвергнется заслуженному наказанию, а его гнусное имя навсегда будет покрыто позером. Но тут же возникло опасение. Без веских доказательств предстанет ли он перед беспристрастным судом? Ведь кроме рукописи «Истории нашего рода» она не сможет предъявить следственным органам никаких доказательств. Лучше было бы представить собственноручно написанный дневник профессора Вагнера, но Рихард уверяет дальше, что у отца возникло подозрение, когда он случайно обнаружил свой дневник не там, где он его хранил, после чего дневник сжег в присутствии сына. «Да и какой судья рискнет привлечь к ответственности немца, убившего русского? Разве их не убивают теперь сотнями, тысячами и на фронте, и в тылу? С благословения фюрера убийство русских давно перестало быть преступлением, а убийцы ходят в героях. Надо придумать что–то другое»,– решила Фанни. Ей страстно захотелось поговорить, посоветоваться с человеком, которому можно было бы довериться как самому себе. «Но где найти такого верного друга? – спросила она, мысленно перебирая всех родственников и знакомых. – Нету среди них ни одного, которому можно было бы открыть свою душу. Да и как же им быть? Какой же честный человек станет дружить с семьей преступника? Ведь давно известно, что вокруг таких людей, как профессор Вагнер, водятся только подхалимы, карьеристы, завистники, наушники, эгоисты, трусы и другие подлецы. Довериться подобным людям – это все равно, что положить свою голову в пасть разъяренному льву».
Где–то хлопнули дверью. Послышались шаги. Фанни быстро захлопнула папку и спрятала ее под подушкой.
Ты еще не спишь? – спросил Вагнер, приоткрыв дверь.
Нет,– ответила Фанни. – Как Рихард?
Скончался, Ее приходя в сознание,– пробормотал отец. – Хотелось расспросить о подробностях, да прождал напрасно. Магда не говорила тебе, что у них произошло там, в фотолаборатории?
Ничего особенного не говорила. Просила только поскорее отвезти ее домой. Если хотите, то завтра поговорю с ней,– предложила Фанни.
Хорошо,– согласился профессор. – По словам швейцара, перед тем как применить оружие, часовой якобы о чем–то упрашивал Рихарда. Магда присутствовала при их споре. Постарайся узнать, о чем спорили мужчины.
Мне кажется, виноват во всем часовой. Он ведь хорошо знал всех нас, поэтому не мог стрелять по недоразумению. Для убийства и самоубийства нужны веские основания.
Гестапо приступило к расследованию. Отец часового уже арестован. Чтобы дело не получило широкой огласки, Рудольф лично занимается выяснением всех обстоятельств. Учти, дорогая, наше будущее во многом зависит от него. Поэтому постарайся быть, с ним покладистее.
Понимаю,– кивнула Фанни. – Зря не стану раздражать, но от своих прежних условий на счет свадьбы не отступлю ни на шаг...
Фанни застала сестру в постели. Она лежала неподвижно и так была поглощена своими мыслями, что не заметила, как открылась и закрылась дверь в спальне.
Магда, милая, что с тобой? – перепугалась Фанни. – Почему ты спишь с открытыми глазами?
До сна ли мне, дорогая? – встрепенулась Магда. – Всю ночь не сомкнула глаз
Так сильно болела рука?
Дело не в ране, хотя и она беспокоила всю ночь. Понимаешь, Фанни, живем мы в ужасное время. Нет у меня уверенности не только в завтрашнем, но и в сегодняшнем дне. Все перемешалось, все катится в пропасть. По правде говоря, пожалуй, мы и сами недостойны луч шей участи.
Ты это о чем? – насторожилась Фанни. – Если об отце, то я знаю правду.
Что ты знаешь о нем? – испуганно спросила Магда.
Знаю все, решительно все! Он мне не отец, он убил мою маму.
Мне это давно известно. Рихард дал мне почитать дневник отца. Мы хотели было открыть тебе эту тайну, но решили подождать,– призналась сестра. – Скажи, что ты теперь намерена сделать?
Как что? – удивилась Фанни. – Теперь у меня только одна забота: как можно скорее выехать на родину и разыскать настоящего отца.
Наивный ты человек, милая сестренка! Найдешь ли ты там своего отца или нет – это неизвестно, а если и найдешь, то признает ли он тебя своей дочерью, тоже , неизвестно. Уверенно можно сказать только одно: как! только ты очутишься там, так сразу угодишь в тюрьму.
За что? – чуть не плача спросила Фанни.
Разве ты забыла, где работаешь? – Я работала в гестапо только тогда, когда считала себя немкой и родной дочерью Вагнера. А теперь я знаю, что я русская, и пусть меня посадят в тюрьму, пусть даже расстреляют, все равно уеду на родину,– решительно заявила Фанни. – А хочешь, поедем вместе? Ведь ты тоже родилась в России.
– Нет уж, поезжай одна. Ты одинока, если и погибнешь, то только сама, а у меня дети. Я не могу рисковать. Но советую тебе тоже повременить с отъездом. Русские сами придут сюда. Осталось Ждать недолго. Тогда приглядишься к ним, познакомишься с их порядками и даже, возможно, встретишь отца. Ведь он работает в Наркомате обороны. Значит, он – военный. А пока сиди на месте и жди своего часа.
Хорошо, я подумаю,– пообещала Фанни. – А почему ты сегодня одна? Где слуги?
Я выгнала их. Альфред пошел в кулинарию за завтраком.
Далее они поговорили о событиях предыдущего дня. Фанни хотела узнать о том, что произошло с Магдой в фотолаборатории, но та решительно отказалась удовлетворить любопытство сестры.