Презумпция любви

— Я что-то не заметил, чтобы ты конспектировала.

— Отстань!

— Света, может, мы встретимся после лекций, куда-то сходим? Съездим?

— Нет.

— А можно тебя домой подвезти? Позвоню предку, он пришлет Петра с машиной.

— Спасибо, я на метро доеду. И пожалуйста, не отвлекай меня. Я слушаю лекцию.

— Ладно, — с досадой сказал Багрянов. — А завтра, можно, я буду сидеть рядом с тобой, Света?

— Тебе это нужно?

— Да.

— Хорошо, сиди.

— Спасибо, Света.

Вот привязался! Был бы рядом Саня — этот Багрянов и близко не подошел бы. Ох, Саня, Саня…

Глава 6

В кабинете Ворониной тихо жужжал кондиционер. Хозяйка кабинета сидела во главе стола, сбоку, у другого стола, сидели ее сотрудники — следователи Дронов и Бромчик, ее заместитель Шабалин.

— В связи с последними приказами руководства и прямыми указаниями президента об усилении борьбы с незаконным распространением наркотиков мы обязаны довести дело Мурада до логической развязки. Игорь Борисович, — она повернулась к Шабалину, — вы будете выступать обвинителем на этом процессе. Доказательная база основательная, я полагаю, следует требовать двадцать лет в колонии строгого режима.

— Нет проблем, Любовь Георгиевна, но нам будет противостоять адвокат Игнашкин, а он человек известный… по своему участию в различных телешоу и со связями. Я не сомневаюсь, что Мурад откажется от своих показаний, заявит, что сделал их под принуждением, и процесс затянется.

— Сие нам только на руку. Шоумен Игнашкин — бездарный адвокат. Двадцать лет, Игорь Борисович, для этого говнюка. Мы все знаем, что он виновен не только в наркоторговле, но и в двух убийствах. Дронов, Бромчик?

— В этом нет никаких сомнений, Любовь Георгиевна, — заверил ее Бромчик. — Все экспертизы подтверждают нашу версию. Дактилоскопическая, баллистическая, химическая плюс показания самого Мурада… Даже если он откажется от них, это будет выглядеть несерьезно.

— Вы все поняли, Игорь Борисович? Требуйте пожизненного, но если договоритесь с Игнашкиным на двадцать — это выгодно и ему, и нам. Я надеюсь на вас, Игорь Борисович. Все свободны.

— Любовь Георгиевна, а по делу Козлова? — спросил доселе молчавший Дронов. — Папка с документами у вас на столе, дело тоже непростое, надо бы определиться.

— Я еще не ознакомилась с документами, Валентин Павлович. Завтра-послезавтра поговорим о деле Козлова. Продумайте линию обвинения на этом процессе. Козлова нужно посадить, это ясно. Но насколько… Завтра предоставьте мне свои соображения. Спасибо, коллеги, свободны.

Оставшись в одиночестве, Воронина хлопнула ладонями по столу, тяжело вздохнула. Все это, конечно, нужное дело, работа, но как заниматься ею, когда дома все идет наперекосяк? Дочка прямо-таки свихнулась, ни видеть, ни слышать мать не желает, думает только о своем парне. А он попал туда, куда и стремился, естественный процесс. Вопрос — дождется ли она его или нет? Светлана — красивая девушка, ухажеров хоть отбавляй, но она не реагирует на них, чертом смотрит на мать… Дождется — ну что ж… придется смириться с этим. А нет — ну и слава Богу. Значит, она была права, оградив дочь от притязаний наглого бандита. Вспомнила: «Ты черствая, жестокая, злая! Ты… просто гадина, а не мать! Я тебя видеть не хочу!»

Такое не забывается. А еще:

«Если с Саней что-нибудь случится — я тебя… я тебя убью, заразу такую!»

Попала под влияние бандита, они все мягко стелют, красиво обещают, да только потом… Ну что ждало Светлану? Выйдет замуж, родит, а потом… либо вдова, либо не пойми кто, ожидающая возвращения мужа из зоны. Непонятно, сколько он там пробудет, непонятно, кем вернется… А Светка — красивая девушка, вряд ли будет ждать… Ну и зачем ей эти проблемы?

После тяжелого утреннего разговора она все же позвонила нужному человеку, Светка вряд ли догадывалась об этом, вся в трансе, убежала в свою комнату.

— Ваня, скажи, пусть отпустят этого парня Малышева во второй половине дня. И не очень работают с ним.

— Люба, ты соображаешь, который час?

— А то нет? Прикажи, Ваня. У меня тут такие истерики!..

— Да ну тебя на хрен, Люба! То одно, то другое! Он же на пятнадцать суток должен загреметь, ты сама этого хотела.

— А теперь перехотела. Светка сказала, что убьет меня, если с ним…

— Светка запала на него? Ну и радуйся.

— Вань, если твои сыновья свяжутся с бандитскими девками, ты будешь радоваться, а? Эти люди много чего красивого обещают, думаешь, твои особенные, устоят? А что потом бывает, тебе совсем не известно, да?

— Надеюсь, с моими парнями этого не случится.

— Я тоже надеялась. Но увы… Скажи, чтобы во второй половине дня отпустили Малышева. Ну а если у тебя проблемы возникнут, Ваня, я помогу.

— С тобой приятно говорить, Люба… Ладно, сделаю, как скажешь.

— В память Игоря.

— Именно. Слушай, Люба, на Малышева у меня нет никаких данных. С чего ты взяла, что он плохой парень? Если Светка влюбилась в него, так, может…

— Не может, Ваня. Он бандит, пока что потенциальный, но я не сомневаюсь, что скоро станет реальным.

— Ты уверена?

— На все сто. Но пока освободи его, Светка в трансе.

— Я бы на твоем месте помог ей и ему.

— Будешь на моем месте, я тебе самому помогу, можешь не сомневаться.

— Ладно, Люба, сделаю.

— Спасибо, Ваня.

Днем, управившись с делами на службе, она вернулась домой раньше обычного. Светлану в квартире не застала, минут десять бродила по комнатам, размышляя, взяться ли за приготовление ужина или поискать дочь. С ужином ничего не получалось, хотела сделать яичницу, да яйцо выскользнуло из рук, разбилось на столе. Ну, значит, придется повременить с готовкой. Она надела жакет и решительно вышла из квартиры. Адрес был известен, до дома, где жил Малышев, было метров сто. Четвертый этаж, квартира сорок три. Они там? Наверное, он уже должен был вернуться домой. Ну вот и поговорят серьезно. Она не на шутку разозлилась на Светку и готова была поставить ее перед выбором — или забыть этого бандита, или поселиться у него. Готова была лишиться единственного родного человека, но лучше уж сразу, чем жить и понимать — родной человек предает ее и память своего отца.

На четвертый этаж поднялась по грязной лестнице, стены были исписаны матерными выражениями, и воняло сильно какой-то тухлятиной. Подумала: и куда только дворники смотрят? Никто работать не хочет! На четвертом этаже остановилась, перевела дух и уверенно нажала копку звонка. Через полминуты за дверью послышались тяжелые шаги, кто-то разглядывал ее в «глазок», а потом дверь открылась, и она увидела небритого мужика, явно поддатого. На вид ему было лет сорок пять, а может, и больше. Короткая бородка, усы, темные глаза смотрели тускло, седеющие волосы всклокочены, мешковатый спортивный костюм как будто на вешалке висел.

— Добрый день, — холодно сказала она. — Я Воронина, мать Светланы.

— Добрый вечер, — с усмешкой ответил хозяин. — Слышал про вас много… хорошего. Простите, вы с какой целью? В гости или опять кого-то арестовать хотите?

— Перестаньте паясничать, Малышев! — жестко ответила она. — Может, пригласите войти?

— Как могу отказать госпоже прокурору? Входите. — Он посторонился, пропуская ее в прихожую. — Меня зовут Владимир Сергеевич, пожалуйста, проходите на кухню.

В квартире, как ни странно, было чисто и… уютно. Кухня, такая же как в ее квартире, тоже была уютной, плита сверкала белизной, мойка из нержавейки тоже блестела, и грязной посуды в ней не было. Подумалось даже: а не Светка ли здесь убиралась? Тогда… не стоит предъявлять дочке ультиматум, ее решение несложно предугадать. На столе стояла на треть опорожненная бутылка водки, аккуратно нарезанный соленый огурец и пластинки бекона на тарелке. Этот опустившийся пьяница был явным эстетом.