Страница 69 из 106
Узнайте, почему запаздывает обед, — попросил он.
Обед давно готов, но женщины еще не вернулись с озера, — доложил лейтенант Остерман.
Как так не вернулись? — удивился Планк. — Надо съездить за ними. Может, машина испортилась или еще что-нибудь случилось.
— С вашего позволения, я сейчас поеду. — Поторапливайтесь!..
Исполнительный молодой офицер сел на мотоцикл с коляской, который находился в его личном распоряжении, и тут же помчался по направлению к озеру, а через считанные минуты вернулся назад вместе с насмерть перепуганной фрау Планк.
— Что с вами, мама? — бросился к ней Ганс. — Где остальные?
Но мать не могла произнести ни слова, только обнимала сына и плакала навзрыд. Сын подал ей стакан воды. После этого она немного успокоилась и начала рассказывать:
Когда мы купались, внезапно появились эсэсовцы, убили солдат из охраны, а затем арестовали и увезли с собой Эльзу с Бертой...
Да что вы говорите! — перепугался полковник. — Зачем же гестаповцам убивать наших солдат? Они и без того могли арестовать их. Может, это были партизаны?
— Да нет! Я слышала, как они говорили. На чистейшем немецком языке. Кстати, они оставили какое-то письмо. Тебе лично. Вот оно... Прочти!
Фрау Маргарита отвернулась и, достав из-за лифчика запечатанное письмо, протянула его сыну. Тот разорвал конверт и, быстро пробежав глазами записку, упал в кресло.
Что случилось? — теперь уже бросилась к нему мать. — Где они? В гестапо?
Нет, мама. Они в другом месте... Ты пока иди, распорядись насчет обеда, а мы с лейтенантом подумаем, как им помочь.
Мать вытерла слезы и ушла в свою комнату, а полковник предложил адъютанту сесть. Такое торжественное начало совсем перепугало Остермана.
— Вот что, мой милый Фридрих! Для тебя, как и для всех нас, наступает решительный момент. Но прежде чем посвятить тебя в некоторые тайны, мне хотелось бы узнать, каковы твои намерения относительно моей сестры...
Самые серьезные, господин полковник. Я женился бы на ней хоть сейчас. Но фрейлейн Эльза ведет себя со мной как с мальчишкой и на все мои ухаживания отвечает шутками...
Ничего, избалованная девчонка всегда капризничает. Теперь она и Берта попали к партизанам, и, если ты мне поможешь освободить их, в глазах Эльзы ты будешь прямо-таки сказочным героем...
Ради нее я готов идти в огонь и в воду.
Пока этого не требуется. Партизаны предлагают обменять Эльзу и Берту на их радистку, которая находится в наших руках. Я пойду на такой обмен. Но опасность в том, что наши могут пронюхать о такой сделке, что весьма нежелательно.
О, я понимаю! — просиял Остерман. — Сохраню все в строжайшей тайне, чего бы это мне ни стало, а если понадобится, унесу эту тайну с собой в могилу...
Я тебе верю, мой милый Фридрих! Значит, договорились: о наших переговорах с партизанами должны знать только мы с тобой. В награду за верность получишь мою сестру.
Приказывайте, господин полковник. Я к вашим услугам!
Прежде всего возьми мою машину и отвези трупы двух солдат из охраны куда-нибудь подальше от озера и оставь в лесу. Для всех они пропали без вести. Потом иди к старшему надзирателю тюрьмы, пусть освободит партизанку, а ты сам отведи ее в лазарет. Пусть с ней до поры до времени обращаются наилучшим образом, а по том ты же отвезешь ее к партизанам и привезешь наших женщин.
Я понял вас! Разрешите выполнять?
Действуй, дорогой!..
Остерман, обласканный начальником, которого не просто уважал, а прямо-таки боготворил, ободренный обещанием выдать за него Эльзу, поспешил выполнять приказание.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Карцер в абверовской тюрьме представлял собой железобетонную коробку, без окон и вентиляционных устройств. Койки не было, вся обстановка состояла из прикрепленного к полу металлического стула и грязного ведра без дужки. Стены этой каморки всегда были покрыты плесенью, а с потолка капала вода. Человек, попавший сюда, чувствовал себя заживо похороненным. Спать приходилось только сидя, но если заключение в карцер сопровождалось лишением сна, то вместе с человеком запирали сюда здоровенного пса, который тут же набрасывался на человека, если тот садился или же падал на пол в полном изнеможении.
Человек, брошенный в эту яму, часто терял не только представление о времени, но и рассудок. Некоторые, не выдержав, кончали жизнь самоубийством.
Еве тоже назойливо лезли в голову мысли о смерти. Особенно тяжко было, когда после двух-трех дней вынужденной голодовки приносили страшно соленую рыбу, а потом сутками не давали ни капли воды. Возможно, она и на самом деле покончила бы с собой, но мысль о том, что Турханов жив и не может не прийти, ей на помощь, удерживала ее. «Он меня спасет. Спасет.!.. Спасет!.. — твердила она себе, стоя перед собакой, которая бдительно следила, чтобы она не присела. — Раз они предлагают написать ему письмо, значит, он жив. А если жив, обязательно выручит меня...»
Последний раз сам начальник абвергруппы полковник Планк направил ее в карцер на пять суток, причем трое из них без пищи и без сна. Она уже не надеялась увидеть больше дневного света. Ей казалось, что она вот-вот лишится сознания, упадет на пол и злая овчарка загрызет ее до смерти. От слабости кружилась голова, она оперлась о стену, и собака угрожающе зарычала. Вдруг темноту прорезал яркий свет.
— Выходите, фрейлейн Ева! — послышался ласковый голос старшего надзирателя.
Так еще к Еве никто здесь не обращался. Сначала она подумала, что все это ей почудилось, что она бредит, но, когда ее чуть ли не на руках вынесли из карцера и она увидела солнечный свет, пробивающийся в коридор через решетчатое окно, она поняла, что это не бред и не сон.
Разве уже прошел срок? — удивилась она.
Нет, оставалось сорок восемь часов, но поступил приказ освободить вас. Вот, идите с господином лейтенантом, — тихо проговорил надзиратель, показывая на Остермана.
Ева ничего хорошего не ждала от немцев, она знала, что чувство жалости им незнакомо. Тогда почему же ее освободили из карцера преждевременно? «Я никого не предала, ни на одно их предложение не согласилась. В чем же дело? — со страхом думала измученная девушка. — Может, они собираются затеять со мной новую игру? Надо быть начеку».
Они вышли из мрачного здания тюрьмы. От яркого света и свежего воздуха у нее закружилась голова, и, чтобы не упасть, она схватилась за перила.
— Что вы тут рассматриваете? — рассердился лейтенант. — Идите! Мне некогда с вами возиться...
Девушка с гневом посмотрела на него. «Молокосос! — выругалась она про себя. — Тебя бы в этот карцер! Вот посмотрела бы я, как бы ты тогда запел!»
Подождите, — попросила она. — У меня ноги подкосились.
Это от радости, — буркнул лейтенант. — Вам повезло.
Хотела бы я, чтобы вам так повезло, — со злостью сказала Ева и, собравшись с силами, зашагала рядом с офицером.
Тот ее ввел в лазарет и передал женщине в белом халате.
Приведите ее в порядок, обмойте, накормите, поместите в отдельную палату, но, кроме нижнего белья, никакой одежды не давайте. В ожидании дальнейших моих распоряжений содержите в строжайшей изоляции. Пусть ест, пьет и спит когда хочет и сколько хочет.
Понятно, — кивнула женщина-врач. — Будет исполнено.
Довольный, что первая часть задания выполнена в точном соответствии с указаниями, Остерман вернулся к полковнику Планку. Тот выслушал его и в знак одобрения похлопал по плечу, отчего молодой человек даже зажмурился, как кошка, когда ее гладят по спине.
Теперь садись на мотоцикл и поезжай к партизанам. Они будут тебя ждать вот в этом лесу у перекрестка дорог, — показал полковник точку на карте.
Ехать без охраны? — трусливо пряча глаза, спросил Остерман. — Ведь они и меня могут захватить в плен.
В данном случае охрана бесполезна. Если захотят, расправятся с тобой и при наличии охраны. Особенность обстановки заключается в том, что как мы, так и они вынуждены играть честно, ибо на карту поставлена жизнь трех женщин, в сохранении которой мы все заинтересованы. Будь осторожен, ни в коем случае не затевай ссоры.