Страница 63 из 106
Услышав выстрелы, фрау Маргарита вскочила на ноги и начала звать на помощь, а Берта и Эльза поплыли к противоположному берегу. Заметив это, Конрад направил на них автомат.
— Эй вы, русалочки! — крикнул он, выскочив из-за кустов. — Живо на берег! Даю три минуты и, если за это время не приплывете, пеняйте на себя! А вы молчите! — добавил он, обернувшись к фрау Маргарите, которая тут же упала в обморок.
Хотя поведение эсэсовцев, расстрелявших охранников, было совершенно непонятно, однако, услышав немецкую речь, купальщицы немного успокоились и приплыли к берегу.
Что это значит? — с возмущением спросила Берта.
Это значит, что нам пора ехать, — спокойно ответил Конрад. — Садитесь в машину, фрау Планк!
Там уже сидели два партизана — один за рулем, другой на заднем сиденье. Женщины взяли полотенца, вытерлись, потом сели в машину. Причем, по указанию Кальтенберга, Эльза заняла место рядом с шофером, а Берта — рядом с автоматчиком на заднем сиденье. Конрад вытащил из кармана письмо и засунул его за лифчик лежащей в обмороке фрау Маргариты, потом тоже сел в машину. Берта поняла, что дело принимает серьезный оборот. Сначала она подумала, что эсэсовцы по ошибке приняли их за полек, грубо нарушивших приказ о запретной зоне, но, когда их назвали по фамилии, а арестовавший их офицер оставил при свекрови какое-то письмо, у нее не осталось никаких иллюзий. Но ей не хотелось признать себя побежденной, и она продолжала играть роль незаслуженно обиженной, но гордой женщины.
Ну, сели, а дальше что? — спросила она.
А дальше, милые мои, надо одеться, — бросая им обеим на колени халаты, усмехнулся Конрад.
Я думала, вам так приятнее...
Дело не во мне, а в вас, — сквозь зубы процедил Конрад. — Вы не красотки из ночного бара, чтобы голыми разъезжать по дорогам.
Женщины оделись. Кальтенберг выбросил из окошка третий халат и приказал шоферу ехать. Машина в сопровождении двух мотоциклистов, на которых вместо расстрелянных солдат вермахта уже сидели переодетые партизаны, быстро помчалась по дороге. Берта думала, что их повезут в графское имение, но, выйдя на шоссейную дорогу, «мерседес» повернул в обратную сторону.
— Предупреждаю, никаких эксцессов! — твердо сказал Кальтенберг. — Сидите смирно и делайте вид, что с вами ничего не случилось.
Берта еще раньше заметила, что у него в руках пистолет. Конечно, о сопротивлении или бегстве нечего было и думать. Пришлось покориться.
—Герр гауптштурмфюрер, скажите хоть, куда вы везете нас? — спросила она упавшим голосом.
— Когда приедем, увидите!
Мужество покинуло Берту. От этого неясного, но многозначительного ответа ее бросило в дрожь. По правде говоря, они с мужем начали бояться неприятностей с той самой минуты, когда узнали об отстранении от должности начальника абвера адмирала Канариса. Это было еще в феврале. Полковник Планк понимал, что рано или поздно посыплются удары и на близких друзей и сотрудников адмирала, а себя он считал одним из сподвижников бывшего начальника абвера. От жены он ничего не скрывал. Но хотя Берта и ожидала неприятностей, она никогда не думала, что дело может дойти до ареста. «Наверно, гестаповцы решили погубить его и начали с меня, — с ужасом подумала Берта. — Теперь пойдут допросы, пытки. Но ведь мой муж никогда не выступал против фюрера, он всегда был лоялен...»
Эльза тоже была уверена, что их арестовали настоящие эсэсовцы. Причем эту крайнюю меру со стороны гестапо, учитывая некоторые обстоятельства ее жизни, она считала даже обоснованной.
У ее родителей было три сына, а дочь одна. Сыновья рано пошли на военную службу и все добились больших чинов. Особенно далеко пошел Ганс, связавший свою судьбу с абвером. Надо признаться, что этот военный разведчик еще ребенком проявлял непомерную жестокость. В раннем детстве он любил ловить самых красивых и ярких бабочек и обрывать им крылья. В школьные годы покупал черепах, морских свинок, хомяков, ежей и часами, а иногда и сутками мучил их, применяя для пыток электрический ток и раскаленные металлические предметы, причем не успокаивался, пока жертвы не околевали. В старших классах свои опыты он перенес на товарищей или даже на учителей. Многие из них жаловались родителям, но те всегда оправдывали своего сына-садиста. Опыты эти ему пригодились впоследствии, когда он стал одним из ближайших сотрудников адмирала Канариса. Трудно сказать, сколько людей было замучено по его прямому приказанию в оккупированных странах, где он в разное время возглавлял оперативные группы абвера.
Эльзу, как единственную дочь, тоже баловали в семье, но, несмотря на это, она была прямым антиподом своему брату Гансу: добрая, терпеть не могла обмана, с детства заступалась за слабых, помогала бедным и всех старалась выручать из беды, а когда ей это не удавалось, плакала, не скрывая слез. «Не в нас пошла», — сокрушалась фрау Маргарита. «Даже на каменистой почве вырастает чудесный цветок», — удивлялись другие. И действительно, среди Планков Эльза оказалась исключением: ее внимание никогда не привлекали погоны, наоборот, она всегда относилась к военным иронически. Как ни странно, хоть она и выросла в семье, где никто никогда по-настоящему не любил искусство, в Эльзе рано пробудилась любовь к живописи. Родители сначала приняли это за очередной каприз взбалмошной барышни, но скоро выяснилось, что увлечение девочки было серьезным. По ее настоянию они пригласили домашнего учителя живописи, а когда она окончила среднюю школу, отдали в художественное учебное заведение. Теперь она кончила школу и мечтала стать профессиональным живописцем. Родителям такой выбор не понравился. Мать плакала и упрекала себя, что сразу не запретила, дочери заниматься рисованием. Муж успокаивал ее: «Ничего, Гретхен, выйдет замуж и образумится. Надо только подобрать жениха, который понравился бы не только нам, но и ей».
И они начали устраивать по всякому поводу и даже без повода приемы, куда приглашали молодых людей, главным образом офицеров, которые, хотя многим из них не было и тридцати, успели получить высокие чины и награды. Но, к великому огорчению родителей, Эльза никем из них не увлеклась. Более того, все эти летчики, моряки и пехотинцы казались ей переодетыми палачами, так как всегда хвастались, что сбивали самолеты, топили корабли и расстреливали десятки и сотни людей из пулеметов и автоматов.
Иногда мать спрашивала у дочери, понравился ли ей тот или иной герой, на что Эльза неизменно отвечала: «Герой-то он герой, но не моего романа...»
«А что, если показать ей военного не на приемах и не в гостиных, а на фронте, когда он совершает подвиги?» — спросил однажды Ганс.
Эта мысль понравилась родителям. Вот тогда-то ее и привезли в Польшу. Однако она и здесь интересовалась только живописью. В конце концов брат не выдержал и как-то попросил прямо:
Эльзхен, милая, хватит тебе писать пейзажи. Хотя бы на память о своем пребывании на фронте возьми и напиши портрет нашего доблестного героя.
Я бы написала, да нет подходящей натуры, — засмеялась сестра.
Не говори глупости! — поморщился брат. — Было бы желание — я тебе найду хоть десяток...
Например? — недоверчиво посмотрела на брата Эльза.
— Возьми хотя бы моих следователей. Ну чем не герой Альтаус? Или Петерс? Или Хеттель?
— Эти троглодиты? — удивилась девушка. — Чем они тут занимаются?
Весьма нужным делом. Разведку и контрразведку принято называть невидимым фронтом. Они — рыцари этого фронта. Познакомься с их деятельностью, и, может, тебе захочется написать картину под названием «Рыцари невидимого фронта».
Хорошо, я попытаюсь, — подумав, согласилась Эльза.
Через несколько дней ее пригласили в кабинет старшего следователя майора Альтауса.
— Садитесь, фрейлейн Эльза! — показал на мягкое кресло хозяин кабинета. — Мне приказано познакомить вас с работой следователя. Должен признаться, в ней мало внешних признаков благородства, но работа эта очень трудная, нужная и, стало быть, полезная. Меньше обращайте внимания на внешнюю сторону дела, постарайтесь уловить ее суть.