Страница 25 из 106
— Да так... Просто взгрустнулось немного. Сижу вот я здесь на чужбине, а там, где я родился, тоже свирепствуют фашисты.
Ничего, Зденек, наступит время, и фашистов погонят из Чехословакии.
Как по-вашему, долго нам еще ждать? — оживился Яничек.
— Точно сказать не могу, но думаю, что в следующем году твой народ тоже обретет свободу. И мы, партизаны, должны сделать все для этого... А того, что мы делаем, пока еще недостаточно.
Турханов рассказал о выступлении лейтенанта Волжанина на совещании руководителей отряда.
Зденек некоторое время молчал, потом вздохнул:
— Пожалуй, я нашел бы выход... — Что для этого нужно?
Вы знаете, мой отец был ювелиром. От него я тоже научился кое-чему... Если бы нам удалось найти хоть не много золота, я бы смог устроить у диспетчера своих людей.
Могу предложить золотые монеты царской чеканки. Правда, не так много.
Рублей на сто наберется?
Найдем. Есть еще фунты стерлингов и доллары. Они, правда, не золотые, но и не фальшивые.
Этого достаточно. Лев Давыдович как-то рассказы вал мне о знакомом часовом мастере из Сталевой-Воли, который между делом занимается скупкой и перепродажей золота и других драгоценных металлов. Я попрошу у него рекомендательное письмо. Деловые люди быстро находят общий язык...
Турханов ухватился за эту идею. Потом они пригласили Соколова и втроем разработали детали нового плана. В разведотделе штаба к тому времени уже был набор документов, куда оставалось вписывать только имена людей, Барсуков обеспечил отряд также необходимым комплектом одежды, как форменной, так и штатской. По совету Зильбермана Зденека одели в полувоенную форму. Во время войны городские щеголи любили вносить в туалет элементы военной формы, а Яничек намеревался выдать себя за валютчика, прибывшего сюда из Кракова. Документы, заготовленные для него, подтверждали, что он служит в аппарате генерал-губернатора Ганса Франка и отправляется в краткосрочный отпуск в город Сталева-Воля. Закончив подготовку, Зденек зашел в землянку, где находилась санитарная часть с лазаретом и аптекой. С некоторых пор, а точнее, с того дня, когда Эсфирь приняла аптеку, его нередко можно было здесь видеть. Он заходил в землянку, здоровался с пани Алиной, как звали в отряде Врача Вольскую, обменивался с ней новостями или рассказывал какую-нибудь смешную историю. Увидев же Эсфирь терялся, отводил глаза и спешил удалиться, словно кто-нибудь мог его заподозрить в чем-то нехорошем.
Эсфирь тоже часто думала о нем. С минуты, когда она впервые увидела его в романтическом ореоле героя-освободителя, в ней вспыхнуло горячее чувство благодарности. С тех пор оно нисколько не остыло. Наоборот, когда Эсфирь узнала подробности операции против банды и полнее оценила масштабы подвига, который совершил Яничек она начала испытывать к нему нечто большее, чем просто благодарность...
На сей раз им повезло. В землянке, кроме Эсфири, никого не было. Они поздоровались. Девушка сразу почувствовала, что свидание это необычное. Уж не случилось ли что-нибудь серьезное?
Зашел проститься с вами... с тобой, — поправился он. — Еду на задание.
Надолго?
Это зависит не от меня. Если все сложится благополучно, вернусь через несколько дней.
А если...
Девушка не договорила. Лицо ее побледнело.
— Тогда увидимся не скоро, — печально улыбнулся он. — Когда уходите?
Сейчас. С наступлением темноты товарищи должны переправить меня через реку Сан. Надо спешить.
Я провожу вас немного. Подождите минуточку, переоденусь.
Она скрылась за перегородкой, скинула белый халат, надела гимнастерку и юбку защитного цвета, а вместо косынки с красным крестом — пилотку. Правда, на плечах у нее не было погон, а на пилотке — пятиконечной звезды, но отличительный знак партизана — красная лента, прикрепленная к пилотке наискосок, — сразу бросился в глаза.
Военная форма обычно придает человеку мужественный вид, но изящная фигура Эсфири, стянутая в талии солдатским ремнем, Зденеку показалась совсем хрупкой и нежной...
Предупредив дежурного санитара, чтобы он не впускал чужих, Эсфирь вышла с Яничеком, Некоторое время они шли рядом, не касаясь друг друга, словно чего-то боялись. Яничек видел, что молодые партизаны смотрели на них с улыбкой, а некоторые незаметно перемигивались или даже отпускали двусмысленные шутки. Хотя он знал, что никто из партизан никогда не обидит Эсфирь, все-таки ему стало не по себе.
«В жизни чего только не бывает, — размышлял Яничек, стараясь не замечать, не слушать шуток товарищей. — Ведь не исключено, что среди трехсот мужчин, относящихся к ней по-товарищески, вдруг найдется один такой, который не сумеет сдержаться, несмотря на строгое предупреждение Турханова, набросится на нее... Что тогда будет? У нее хватило мужества переносить пытки и издевательства бандитов, но не убьет ли ее обида, нанесенная своими товарищами? А ведь эта опасность вовсе не единственная... Что будет с ней, если она лицом к лицу столкнется с врагом, а поблизости не окажется ни одного партизана? Кто ее защитит тогда? Кто спасет от фашистского плена? Кто избавит от пыток и издевательств?»
Землянки остались позади, тропинка уходила все дальше в глубь леса. Яничек взял Эсфирь за руки и посмотрел в глаза.
— Дальше я пойду один. Ну, что ты мне скажешь на прощанье?
— Подожди еще немного, — она вдруг тоже перешла на «ты». — Хочешь, посидим...
Чуть в стороне от тропинки лежала поваленная засохшая береза. Они сели на замшелый ствол.
Расскажи, Эсфирь, как прошла первая неделя новой жизни? Как ты чувствуешь себя среди незнакомых людей?
Здесь хорошо, не то что в деревне. Там я жила в постоянном страхе. Ведь любой подлец мог меня выдать немцам. А тут я спокойна: партизаны меня никогда не вы дадут, а если и придется пострадать, то вместе со всеми. Как говорится, на миру и смерть красна.
Значит, ты довольна судьбой?
Как же мне не быть довольной? Все ко мне добры, предупредительны. Командиры относятся как к родной, а Лев Давыдович даже предлагал удочерить.
Яничек засмеялся:
Не слишком ли молод папаша?
Я не согласилась.
Правильно! Да-а, жизнь сложная штука. Вот мы сейчас живем, трудностей особых не замечаем. А начнутся бои, каратели вынудят нас уйти в другой лес или выгонят в поле. Что ты будешь делать, если где-нибудь в незнакомом лесу очутишься лицом к лицу с врагом?
Буду биться до последнего патрона, а последним застрелюсь сама. Алина научила меня пользоваться пистолетом. У нее есть «Вальтер-2». Волжанин подарил. Говорят, разведчики отобрали у немецкого офицера.
Вот такой? — вытащив из кармана, показал Зденек свой пистолет.
Точь-в-точь.
Тогда покажи, чему тебя научила твоя Алина.
Эсфирь показала, как заряжается и разряжается пистолет, как ставится на предохранитель, как снимается с предохранителя, как надо целиться и стрелять.
На двадцать пять метров бьет без промаха!
А ты стреляла?
Пока нет. Собирались завтра отойти подальше от землянок и попробовать.
То, что можно сделать сегодня, никогда не оставляй на завтра! Вот тебе мишень. Вообрази, что там стоит фашист, и стрельни в него раза два, — показал он на дерево невдалеке.
Эсфирь долго целилась, потом выстрелила три раза подряд. Хотя дерево было толстое, ни одна пуля не задела его. Девушка удивилась:
Неужели промазала? А если бы там стоял каратель?
Он остался бы невредимым. Стрельба из пистолета — тоже искусство. Чтобы добиться успеха, надо учиться, надо тренироваться. Возьми этот пистолет. Я дарю его тебе. Пусть он станет твоим надежным другом, помощником и верным защитником... А теперь мне пора, — сказал Яничек, поднимаясь.
— Боже мой! Я и не заметила, как пролетело время… Спасибо тебе за пистолет, за дружбу и...
Эсфирь покраснела, опустила голову.
— За урок стрельбы, — хотела ты сказать? — улыбнулся Зденек. — Пока он был неудачным, но я обещаю сделать из тебя прекрасного стрелка. До свидания!