Страница 44 из 49
- Пошли.
Мы оказались в китайской гостиной, Джалила уложила меня на широкий диван, присела рядом.
- Закрой глаза, старайся ни о чем не думать...
Я увидел, как ее тонкие пальцы взвились над моим лицом, телом, мне сразу сделалось тепло, меня раскачивало на волнах, убаюкивало, я избавлялся от тяжести в каждой клетке своего тела. Я слышал сквозь невидимую толщу ее отдаляющийся голос:
- Тебе легко, ты уверен в себе, ты очень спокоен. У тебя все в порядке, злые люди бессильны перед тобой, ты легко совладаешь с обстоятельствами.
Потом я куда-то ехал (или летел), навстречу мне рвались мягкие воздушные потоки, они поднимали меня все выше, наполняли легкие...
Когда я открыл глаза, она дремала в кресле напротив. На ней был тонкий шелковый халат, приоткрывающий ее длинные ноги... Боже почему она почти раздета, ведь на ней был совсем другой костюм - мягкая кашмирская шерсть, золотые цветы, на ногах - черные колготки. Мне кажется, что передо мной видение, я снова закрываю глаза, на некоторое время забываюсь, снова просыпаюсь и вижу ее в таком же положении - тонкие, неземные ладони сложены на груди, голова откинута набок. На ее лице усталость, во время своих сеансов она ужасно устает, почти не остается сил, ее энергия уходит и долго не восстанавливается. Вероятно, она переоделась, чтобы уйти спать, но силы покинули ее, и она осталась здесь, в этом кресле - совсем рядом со мной, а может, она вовсе отсутствовала здесь, ее уносило в другой мир, и меня тоже, не случайны же были полеты и несущийся ветер навстречу, а теперь мы оба рухнули обессиленные с высоты. Но почему я помню запах ее волос, ее тела, он так знаком мне... Неужели? Я помимо воли поднимаюсь и иду к ней. Я становлюсь перед ней на колени, начинаю гладить ее руки, ноги, я обнимаю ее за талию и начинаю целовать ее губы. Ее глаза по-прежнему закрыты, она лишь улыбается во сне одними уголками губ. Я беру на руки ее легкое, почти воздушное тело и несу на постель, я расстегиваю ее халат и начинаю все вспоминать: да, все это уже было, ее прикосновения, запах ее волос и тела, мы на этот раз уже вместе с ней проваливаемся куда-то надолго, я прихожу в себя через толщу времени, я вижу, что снова один, ее нет рядом, ее нет в кресле напротив, мне кажется, что передо мной снова был уж если не сон, то видение...
Я долго сижу под горячей струей воды, потом одеваюсь и нахожу ее в другой комнате. Она сидит перед зажженным камином и курит, Я сажусь рядом.
- Только не говори ни о чем, - она поднимает на меня свои жгучие глаза, - это не нужно... Как ты себя чувствуешь?
- Мне на все наплевать... Сейчас я уйду, но мне хочется скорее сюда вер-нуться.
- Приходи, я буду ждать. Ты мне обо всем расскажешь. Когда тебя ждет следо-ватель?
- Он ждет меня всегда, - говорю я, и мне становится смешно от своих прежних страхов и переживаний.
- Возвращайся сразу. В моем доме никого не будет. Ни одного человека, кроме меня и тебя. Хорошо?
Я хочу прикоснуться к ней, но что-то меня не пускает, я тяжеленный, камен-ный сижу некоторое время на месте, потом поднимаюсь и ухожу. На углу возле ее дома я ловлю такси, называю адрес прокуратуры и не понимаю, зачем я туда еду. Мне безразлично, что произойдет там со мной, мне только хочется сегодня уйти оттуда побыстрее и снова оказаться у нее. Что со мной случилось? Я не думаю об этом, потому что знаю, что ответа не найду.
Через некоторое время машина останавливается у серого обшарпанного здания. Сам не понимаю, почему все эти менты, прокуроры, суды заседают в бараках. Вероятно, специально создают атмосферу для озлобленных, готовых покарать всех и каждого. Я иду по длинному коридору, и истертые человеческими ногами доски скрипят, охают подо мной. Я останавливаюсь перед дверью, на которой написано: "Следователь Замковец В.М." Я уверенно стучу в нее и, не дожидаясь ответа, толкаю перед собой дверь... Над широким, двухтумбовым столом, стоящим здесь с тридцатых или сороковых, нависло рыжее деревенское лицо. Лоснящийся черный пиджачок, мятая рубашка и синий в крапинку галстук. Все понятно, лимита. В горящих точечках-глазках ни капли доброты, пустое безразличие ко всем и ко всему.
- Здравствуйте, я Распутин...
Он смотрит на меня изучающе, но лишь некоторое мгновение, потом достает из кармана конфетку, четким движением разворачивает ее и сует в свой рот. Мы так и сидим напротив друг друга - он посасывает конфетку и молчит, я тоже молчу...
Звонит телефон. Он снимает трубку:
- Дорогая... Да, да. Буду поздно. Ночной допрос. Ты должна привыкнуть, ничего не попишешь...
Он кладет трубку, потом сам набирает номер телефона:
- У меня два билета в "Пхеньян". Немного отдохнем. Дома все уладил ...
Рисуется, гад, передо мной, как может, показывает свое величие вот таким образом, но я спокоен, мне хочется плюнуть ему в толстую, тупую рожу и вернуться побыстрее к Джалиле.
Он берет лист бумаги, закладывает его в машинку.
- Итак, Распутин, начнем с установочных данных: фамилия, имя, год рожде-ния...
Я отвечаю на все его вопросы, он неумело стучит на машинке. И вдруг:
- Послушай, Алексей... Подпитал бы меня вашей кассеткой. Я люблю вас послу-шать... Особенно вечерком, после трудной работы, встреч со всеми этими преступниками... Ну и, конечно, Муромова, Леонтьева. А рок не люблю... Доклады и справки о нашей черной жизни. Никакой музыки... А к тебе у меня парочка вопросов по Автандилу. Ну зачем ему было делать фальшивые телеграммы о смерти, ясно, что билеты трудно добыть, а вы все летаете, летаете, зарабатываете деньги, билеты нужны...
Я чувствую, как проходит злоба на него и наступает ужасная усталость. Вот в чем, оказывается, дело, какие-то мелочи. Телеграммы... Во-первых, докажи, а во-вторых - за это не сажают в тюрьму... Мне делается совсем легко, от прежних страхов ничего не остается.
- Я ничего об этом не знаю. Могу сказать только, что Автандил давно у меня работает. Он честный парень...
Он что-то печатает, потом протягивает мне лист бумаги и говорит:
- На вот, подпиши и можешь идти... Только принеси кассету.
Я подписываю, поднимаюсь и иду к двери. И вдруг слышу:
- Постой-ка, Алексей... Извини, надо отметить пропуск...
- Я не брал никакого пропуска...
- Тогда один вопросик...
Я подхожу к столу.
- Ладно, парень... Пошутили и хватит.. У меня есть одна очень серьезная бумага. Денег ты набрал многовато, и делиться с фондом не хотел. Все в свой карман. Неплохо, конечно... Но ты обо мне не слыхал. Жаль. Если бы слыхал, то прекрасно знал бы - от меня один путь. Только в "матросскую тишину". Еще никто не ушел гулять. Все только туда. И ты пойдешь. Я тебе гарантирую... Вот сейчас вызову конвой ...