Страница 171 из 178
Майор Черяпкин, выслушав доклад комбата, несколько секунд молчал, словно потерял дар речи. Затем комполка уточнил размеры канавы и сказал, что сейчас подъедут саперы.
Два отделения, пятнадцать человек в продранных ватниках, прибыли на грузовике через двадцать минут. Оттеснив танкистов, они споро принялись за работу — и вскоре под их лопатами крутые обрывы превратились в пологие спуски. В лесу грянул выстрел танковой пушки, за ним второй. Командир одного из отправленных за бревнами танков доложил: поскольку рубить деревья топором слишком долго, он сбил две сосны бронебойными снарядами. Гусев выругался — от напряжения у танкистов начали сдавать нервы, больше ничем пальбу по деревьям объяснить нельзя. Он и сам чувствовал, что готов сорваться — от Лушпы только что прибежал связной с донесением: немцы забрасывают батальон минами, держаться невозможно, подняться в атаку — тоже. Капитан попробовал было поторопить саперов, но их командир — старший сержант лет тридцати, с широкими, словно лопаты, мозолистыми ладонями, просто сказал комбату, чтобы тот не лез не в свое дело. Такое вопиющее нарушение субординации, как ни странно, отрезвило Гусева, и он отошел к своему КВ. Конечно, следовало бы записать фамилию этого взводного, явно из мобилизованных, чтобы потом командир роты управления разъяснил подчиненному, как следует говорить со старшими по званию. Но сейчас, перед атакой, перед новым тяжелым боем все это казалось неважным, тем более что работали саперы хорошо. Старший сержант копал наравне с остальными, успевая следить за всем. Через двадцать минут съезды были готовы, и Бедный, водитель Лавриненко, первым преодолел препятствие. Следующим Гусев повел свой КВ — тяжелую машину следовало перевести, пока танки не разжевали в труху бревна, уложенные на спусках. Один за другим танки переползли через ров, и Гусев махнул рукой саперам: «Молодцы!» Развернувшись в линию, батальон двинулся на деревню, здесь уже не было места тактическим изыскам, на них просто не оставалось времени. Вперед вышли машины с радиостанциями, командиры отмахнули вечный приказ: «Делай, как я!» Вот танки поравнялись с лежащими пехотинцами, водители снизили скорость — не дай бог, задавишь своего, что лежит, уткнувшись лицом в снег, словно тот спрячет от пуль и осколков, ничего не видя и не слыша.
До деревни оставалось пятьсот метров, когда немецкие пушки открыли огонь по наступающим танкам. Петров нырнул в башню и, прежде чем закрыть люк, обернулся. Вдоль залегшей цепи шли в полный рост командиры, поднимая мотострелков в атаку. Комвзвода прильнул к прицелу. Поднимется пехота или нет, для батальона капитана Гусева бой уже начался.
Новый КП бригады саперы наспех соорудили на опушке леса к югу от Скирманово. Отсюда до Козлово было полтора километра, так что комбриг, как и вчера, мог лично наблюдать за полем боя. Правда, теперь штаб располагался в зоне действия немецкой артиллерии, но та пока генерала не беспокоила — то ли КП еще не засекли, то ли ей и без того хватало работы. К десяти часам гитлеровцы отбили три атаки, и хотя бригаде удалось зацепиться за восточную окраину, Лушпа доложил, что мотострелки больше наступать не могут, после чего связь с батальоном прервалась. Отказ идти в бой — это серьезно, и пока телефонисты искали обрыв, Бойко лично отправился выяснять, в чем там дело. Комиссар вернулся через сорок минут. Сняв шлем, он отозвал Катукова в сторонку и сказал, что пехота действительно небоеспособна. Несмотря на потери, в батальоне еще оставалось двести семьдесят активных штыков. Но эти люди были в бою двадцать семь часов подряд — без сна, без еды, без возможности просто перевести дух. Бойцы засыпали на ходу, шатаясь, шли вперед, не слыша команд, не замечая опасности. Воевать в таком состоянии они не могли, дальнейшие атаки приведут к огромным потерям без каких-либо результатов. Комбриг выругался — он ожидал чего-то подобного. Будь у него хоть несколько часов на отдых бойцам — этого бы не произошло, теперь же под удар попало все наступление. 28-я бригада все еще не восстановила боеспособность после ночного боя и атаковать не могла. Конечно, можно орать в трубку и угрожать расстрелом, но это ничего не изменит. Катуков приказал соединить его со штабом армии и, объяснив положение, потребовал резервы. Штаб с пониманием отнесся к требованию, и комбригу были подчинены три эскадрона 50-й кавалерийской дивизии — почти двести пятьдесят сабель. Генерал предпочел бы, чтобы ему дали 365-й полк, но выбирать не приходилось. Лушпе было приказано продержаться сорок минут — пока прибудет подкрепление. Кавалеристы уложились в четверть часа. Сосредоточившись в лесу, они спешились и выдвинулись к опушке. Командир, молодой капитан с залихватскими усами, галопом подлетел к командному пункту, соскочил на ходу, бросив повод опешившему лейтенанту-связисту, и лихо доложил, что эскадроны к атаке готовы. Катуков с подозрением посмотрел на конника — здесь, на поле, где мерились броней и огнем стальные машины, башлыки и шашки казались, мягко говоря, неуместными. Но эти двести пятьдесят сабель означали хоть какую-то передышку пехоте, и комбриг решил, что с подозрениями он подождет. Задача кавалеристам была поставлена предельно простая: сменить мотострелковый батальон и при поддержке танков прорываться к северной окраине села на соединение с частями 27-й бригады, уничтожая противника. «Немцы построили дзоты в подвалах домов, так что продвигайтесь аккуратно, товарищ капитан, — пояснял Кульвинский. — Прикрывайте танки от атак немецких саперов, а танки поддержат вас огнем». Получив задачу, капитан козырнул и, вскочив на коня, поскакал к своим конникам. Через пять минут эскадроны развернулись в цепь и побежали к деревне. Казаки оставили на седлах бурки, шашки и башлыки и от обычной пехоты отличались только черными, с красным верхом, кубанками вместо ушанок. На наступающих конников обрушился огонь минометов, но те упрямо бежали вперед, не желая, как видно, уронить честь кавалерии перед танкистами и пехотой.
— Есть связь с Лушпой, — доложил Никитин.
Линия была восстановлена, но провод в любой момент могло перебить случайным осколком. Не теряя времени, комбриг приказал капитану дождаться кавалеристов и выходить из боя — он дает мотострелкам два часа на отдых. Через пятнадцать минут Лушпа вывел батальон из села — бойцы, шатаясь от усталости, отошли к лесу и попадали прямо на снег.
Тем временем кубанцы при поддержке танков попытались прорваться в глубь села. Прошло полчаса, и старший лейтенант — командир одного из эскадронов, доложил, что продвижение остановлено и в строю осталось сто пятьдесят восемь сабель, капитан с лихими усами был убит в первые минуты боя. Почти сразу же Гусев сообщил: немецкие танки контратакуют с юго-запада, вдоль дороги. Комбриг приказал перейти к обороне. В одиннадцать тридцать контратака была отбита, немцы потеряли три машины. 27-я бригада сообщала о постоянных ударах немцев с применением танков — похоже, гитлеровцы любой ценой хотели деблокировать Козлово. Комбриг вызывал артиллерийский огонь на Покровское, Верхнее и Нижнее Сляднево. Пушкари отстрелялись по ближним деревням, на Покровское совершила налет давешняя четверка штурмовиков, впрочем, ослабить артиллерию немцев им не удалась, и та постоянно напоминала о себе.
К двенадцати сорока в трех эскадронах оставалось девяносто пять сабель, а танки почти полностью израсходовали боекомплект. С начала наступления прошло шесть с половиной часов, а Козлово по-прежнему оставалось в руках немцев. Катуков приказал Малыгину двигать к деревне все, что можно, — 28-я нужна была здесь. Тем временем Лушпа нечеловеческими усилиями поднял батальон, и мотострелки побрели к деревне. Когда пехота вошла на окраину, комбриг разрешил танкистам отойти — пополнить боезапас и заправиться. После этого Гусев должен, взаимодействуя с мотострелками и кавалеристами, прорваться к центру деревни и тем рассечь немецкую оборону. Комбриг не знал, хватит ли у людей сил исполнить его приказ. Как и вчера, немцы дрались отчаянно, за две недели они превратили каждый дом в крепость, и теперь бригада должна эти крепости брать — одну за другой, не ослабляя натиск, не давая гитлеровцам перевести дух. Батальон Гусева уже потерял два танка: одна «тридцатьчетверка» сгорела, другую на буксире оттащили на окраину, но эвакуировать дальше для ремонта не было ни времени, ни средств.