Страница 38 из 48
Я дождался возвращения в Нью-Йорк и только тогда поделился своей грандиозной идеей с Дженис. Ждал, что она назовет меня ненормальным или по крайней мере сентиментальным придурком. Но вместо этого Дженис улыбнулась, кивнула и заявила, что идея превосходна. А когда я попробовал сам отговорить себя от собственной затеи, велела бросить раздумывать и начать действовать. Сказала, что мне требуется катарсис, нечто особенное, что помогло бы справиться с предстоящей невосполнимой потерей. А мне действительно пришло в голову нечто особенное. Я все правильно придумал. И добавила то, что я хотел услышать больше всего: Нортону это понравится.
Тогда я отправился к доктору Делоренцо и рассказал о своей задумке. Она сочла мою затею немного странной, но, успев привыкнуть к странностям, если речь касалась Нортона и меня, все одобрила. Сказала, чтобы я был готов к тому, что Нортон может угаснуть в любой момент и угаснуть очень быстро. Но в данную минуту выглядит способным выдержать задуманное мною приключение. Затем задала главный вопрос: «А сами-то вы с приключением справитесь?»
Я ответил, что не уверен, но готов попытаться.
Моя идея была проста: мы с Нортоном провели большую часть наших жизней в совместных путешествиях. Бывали повсюду в Европе. Облетели почти всю Америку. Селились в отелях и мотелях, гостили в удивительных домах в средневековых деревушках. Множество часов провели вместе в машинах, самолетах, автобусах и на кораблях. Мы ели в экзотических местах, делили хлеб и участвовали в удивительных приключениях. Ходили на спортивные соревнования, в ночные клубы и в деловые кабинеты, устраивали рекламные встречи, знакомились с интересными, необыкновенными, выдающимися, иногда на чем-то помешанными людьми. Все очень просто: в эти шестнадцать с чем-то лет нас больше всего радовало, когда мы находились в пути и занимались тем, что любили больше всего, — знакомились с чем-то новым, испытывали судьбу и изо всех сил старались прогнать скуку и сделать жизнь непредсказуемой.
Вот это самое я теперь и задумал: хотел снова пуститься с Нортоном в путь.
Разделить с ним его последние мгновения, как мы делили те самые главные, которые придавали смысл нашим жизням. Быть вместе. Только вдвоем. Совершить то, на что у большинства людей нет никаких шансов.
Я хотел предпринять со своим котом последнее путешествие и таким образом попрощаться.
Я действовал быстро: решил, что самое правильное — посмотреть что-то новое и испытать новые приключения, но главное — вернуться в некоторые из любимых мест Нортона.
Тщательно продумал маршрут, учел самые мелкие детали, убедился, что предусмотрел любую случайность. Даже возникло ощущение, будто я собираюсь в поездку в свой медовый месяц.
— Боюсь, как бы не перейти грань и совершенно не съехать с катушек, — пожаловался я Дженис утром в день нашего отъезда.
— Боишься? — переспросила она и, заметив, что я поморщился, нежно и ласково потрепала кота, а затем поцеловала меня, не так нежно, но тоже ласково. — А ты не бойся, поезжай. Пусть вам обоим будет очень хорошо.
Я упаковал все, что могло пригодиться: несколько туалетных лотков (один на пол перед передним сиденьем, один перед задним, чтобы всегда были в шаге от кота), несколько пакетов с наполнителем, полотенца (на случай если Нортон не воспользуется туалетом в машине либо там, где мы остановимся), капельницы, иглы, лекарства, бутылки с водой, еду (даже несколько свежеприготовленных креветок в небольшой герметичной пластмассовой коробочке со льдом, если по дороге не удастся найти его любимого лакомства). У меня были специальные дорожные контейнеры для еды и воды, чтобы в пути Нортон мог получать все, что хотел. Еще я взял пучок кошачьей мяты, считая ее чем-то вроде целебной травки. Кот больше всего на свете любил легкий привкус мяты, и я решил, пусть ее будет сколько его душе угодно. Со всеми этими вещами моя маленькая красная машинка стала похожа на госпиталь на колесах.
Убедившись, что не забыл ничего, что могло бы пригодиться, я посадил кота в его наплечную сумку — он теперь почти ничего не весил, и я, понимая смысл этой перемены, чуть не расплакался, пока нес его к машине. Мы тронулись в путь.
С самого начала поездки я понял, что принял верное решение.
У меня была маленькая «БМВ» 1989 года с откидным верхом. Машину незадолго до смерти купил отец. Мама тоже ее любила, но в Нью-Йорке она стала ей не нужна, и по дешевке ее приобрел я (очень выгодно — за один доллар). Я, как и родители, неровно дышал к этому автомобилю, но не сходил по нему с ума, как Нортон.
Понимаете, кот что-то нашел в этой машине в первую же зиму, когда она у меня появилась. Мы с ним ехали из Саг-Харбора в Нью-Йорк. Кот сидел на пассажирском сиденье рядом со мной, и когда я покосился на него, он показался мне счастливым и чрезвычайно довольным. Мурлыкал, как способны мурлыкать только очень счастливые коты. Сначала меня это растрогало: я решил, что Нортон доволен, потому что мы с ним вдвоем и сидим бок о бок (в ту поездку Дженис с нами не было, и ему не пришлось перебираться на заднее сиденье). Но дело оказалось совсем не в этом. Между сиденьями машины располагались выключатели — черные клавиши, запускавшие подогрев подушек. Я понял, что Нортон радовался вовсе не моей компании, а тому, что, случайно нажав на выключатель, все два часа зимней поездки мог нежиться в уютном тепле.
По крайней мере я решил, что он нажал на выключатель случайно.
И разумеется, снова недооценил своего приятеля.
Потому что с тех пор каждый раз, когда ему разрешалось самостоятельно ехать на переднем сиденье, он небрежно тянулся лапой, щелкал клавишей подогрева и сворачивался в клубочек, устроившись с комфортом на весь оставшийся путь.
Отправляясь в наше последнее путешествие, я не знал, хватит ли ему сил позаботиться о тепле.
Хватило. Подогрев работал всю дорогу. Черт с ним, с раком, кот решил ехать со всеми удобствами. Не успели мы миновать и квартал, как в мою сторону потянулась его лапа, щелкнул выключатель, и Нортон замурлыкал.
Он мурлыкал весь путь до Вашингтона, где, как я решил, будет наша первая остановка. Ни я, ни Нортон раньше не проводили в этом городе много времени, но он показался мне подходящим пунктом для начала путешествия. Мы зарегистрировались в отеле «Мэдисон» — приятной гостинице, недалеко от Белого дома, где довольно доброжелательно относились к кошкам. Я не был уверен, хватит ли у Нортона сил на осмотр достопримечательностей. Но когда мы устроились, он съел небольшую креветку, взбодрился и был готов к прогулке. Мы вышли на улицу, и Нортон первый раз в жизни увидел мемориалы Линкольна и ветеранов Вьетнама. Мы немного посидели в парке напротив Белого дома, но там не оказалось собачьей площадки, и Нортону было не очень интересно. Вскоре я решил, что ему хватит впечатлений, и мы вернулись в «Мэдисон».
Мы изрядно нагулялись, и я подумал, что будет лучше заказать еду в номер, а не ходить в ресторан. Нортон с благодарностью дал поставить себе вторую за этот день капельницу (в последние две недели я ставил ему капельницы дважды в день). После процедуры ему всегда становилось заметно лучше. Затем он поел немного жареной курятины и лег спать.
На следующее утро мы отправились в Пенсильванию, и нашей первой остановкой стал Вэлли-Фордж. Мы вышли из машины в том самом месте, где Джордж Вашингтон переправился через Делавэр. Мне казалось, там должна была чувствоваться духовная или по крайней мере символическая связь времен. Нечто, что спаивало бы все воедино: начало и конец — давнее приключение, расчистившее путь к большому и великому, и современное приключение, завершающее малое и великое. Но ничего не обнаружил, а Нортон, уверен, тем более. Мы оказались не сильны в символике. Однако место впечатляло, внушало благоговение, на что способна только история. Мы немного напитались атмосферой, вернулись в машину и поехали в одну из любимейших маленьких гостиничек Нортона — на ферму Суитуотер.