Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 50



– Ах, да, конечно-конечно! Я, знаете, даже впал в секундное недоразумение, так и впал!

– Проходите, нечего вам здесь задерживаться.

– Куда можно? – скромно поинтересовался Борода, сняв с головы сетчатую шляпу и пригладив рукой сальные, редкие волоски, снова надел ее на голову.

– В кухню, любезный, в кухню.

– Ну и как ваши отпускные, дружище? – неподдельно интересовался лукавый.

– Невиновен, как видите, я в Москве.

– Грустно. А я, знаете ли, на волгах уже побывал, красота! Волги, знаете ли, плывут, и я плыву тоже-с.

– Значит, плавать любите? – добавил Шуга, уже нарезая лимон к чаю.

– Люблю-с! Свободно мне в воде, яко купельная.

– И как же вы это не тонете, друг мой?

– Как не тону?! – вскрикнул испуганно Борода. – Позвольте! У меня ж это медаль есть, за отважное плаванье! У меня и свидетели найдутся. Я отлично владею процедурой пловца!

– Да что вы? Похвально, – не удивленно промолвил Шуга.

Небольшое молчанье озвучил кипящий чайник, Шуга вытер салфеткой стол, цитируя: «В доме неважно, жара, знаете ли. Завтра же приглашу в дом порядочную женщину».

– А откуда такой манящий запах лилий? – жадно задался Борода, глядя на бежащий кипяток.

– Не спрашивайте, а то ошпарю… Впрочем, ладно уж, признаюсь это запах моей любимой женщины.

– Что вы говорите. И где же она?

– Здесь, – Шуга указал на холодильник. – Да, я разрезал ее, и понемногу питаюсь. – Борода смутился, в секунду серьезно пропотев, подсмеялся над сказанным, глядя в дверцу холодильника. – Здесь не нужно смеяться, это не шутка. Вы, кажется, что-то забыли? – убежденно задался Сахарный, предопределяя разговор.

– Да, забыл! Это…

– Скажите, вы всегда так сильно потеете? – сердито перебил Шуга.

– Не знаю… Никогда об этом не задумывался.

– Вот-вот. В Москве столько воды, и далеко уезжать не надо. Ваш чай!

– Да-с, это я зашел ведь не так чтобы… Шуга. Я, понимаете, нас всех тревожит мысль. Лично я не спал уже сутки, впрочем, как с Волги вернулся… Так… Нет. Я пришел, вот что… Как вам думается, друг мой… куда мог исчезнуть Ключ? Ведь, подумайте это даже как-то странно, что посреди белого дня пропадают такие большие люди, скажите-с. – От раскаченных нервов Борода закинул руку в карман и, неудобно облокотившись на спинку стула, наглядно перевел дух.

– Чей Ключ? – Шуга устало замешкался в кармане брюк.

– Наш общий, Шуга! – обобщил жестами Борода, перепуганно вытаращил глаза. – Ключ помните?!

– Ах, да! Если честно, то я не знаю…





– Не знаете? Суровая, правда. Как же странно он пропал, никто не видел, никто не слышал. Нет, ну неужели нет никаких предположений?

– Почему, есть. Например, он мог уехать на Шри-Ланку.

– На Шри-Ланку? А зачем ему туда надо было ехать? – жадно вытаращился Борода, в ожидании грандиозного заключения.

– Не знаю, это же всего лишь предположение. Видите ли, Борода, в данный момент я нахожусь в состоянии отпуска, и мне абсолютно не интересно думать о своей работе. Тем более о Шри-Ланке, так как по всей вероятности в этом году я там не засвечусь. Понимаете?

– Ничего не понимаю, – вздохнула закрученная Борода.

– И не надо. Пейте чай.

Они оба замолчали под тихий звук вентилятора, прогнав неудобную паузу, Шуга подчеркнул, что питает мексиканского поставщика, указывая на временное отсутствие кондиционеров. Борода нервно давился горячим чаем, одновременно что-то пищал, выражая недовольство на счет здешней утомляющей его погоды, упоминая Лондон восемьдесят седьмого года, делал акцент на солнцепек Trafalgar Square. Выясняя общую схожесть, – бранился. Шуга запрыгнул на подоконник, осторожно распахнув окно, заигрывал перед гостем абстрактным движением рук.

– Борода, а ты не боишься высоты? – хитро спросил он у ропщущего.

– Я? Да. Впрочем, нет, то есть верно, – промолвив все это, Борода неловко застыл.

– А как вы думаете, Ключ боялся высоты? – Шуга заигрывал с гостем, слегка отклоняясь назад, изображал полет птицы.

– Отчего вы говорите в прошедшем времени? Почему боялся? – сомневаясь, поинтересовался Борода.

– Так вы сами говорили, что Ключ исчез. Если его и вправду нет среди нас, значит он в прошлом. Не так ли?

– Не знаю… – настороженно усмехнулся Борода, потирая пальцы. – Вдруг он найдется. Вдруг это все окажется временным испытанием… – уже с дрожью в голосе сомневался гость.

– Испытанием? Борода, что вы такое говорите? Вы хоть знаете, что такое испытание? Вот представьте себе бескрайность песков, над вами беспощадное солнце, все, что вы ощущаете в данный момент – это жалкая доля солнцепека. И вы посреди всей этой невозмутимости, должны преодолеть бессмысленность расстояния, при этом не оборачиваясь назад – это сердитый факт. Сможете? Сможете прожить время, у которого нет даты рождения, время, у которого нет даты смерти, и вы, впрочем, также не ведаете начала и не ведаете конца и при этом важно не обернуться. Горы песчинок, и вам остается лишь думать! У вас нет часов, оттого вы не в состоянии подсчитать мгновенья, есть только пространство, ибо там, где вы сейчас, нет таких значений, как – утро, день, ночь. Там, где вы, нет смыслов, кроме как ваши мысли – пущенные вам в голову. Исходя из предложенной позиции, сможете терпеть вечно?

– Я, право, не знаю… – затянул Борода, поправляя очки. – Не знаю, здесь возникает вопрос: ради чего?

– Ради всех! – загорелся Шуга. – Ради того, чтобы где-то, где вас нет и никогда не будет, вдруг зародится такое значенье, как утро, день, ночь. Разве это не прекрасно придумать жизнь? Поставить мир на часы. Спроектировать понятие смысла, сотворить этому смыслу разность, а вместе с тем спрятать его, сделав ответы доступными лишь для избранных.

– Интересно, но слишком тяжело, – уточнил Борода. – Хотя, кто ж знает, глядишь все возможно.

– Мне кажется, что вы бы не смогли. Конечно, не смогли бы… вы же, друг мой, – человек-амфибия, вам трудно без вод, а в этой позиции, их еще пока не подписали, вода только ждет своего часа. Хотя здесь возникает вопрос и весьма политический, а именно: кто пустил эти самые мысли к вам в голову, если там, где вы, нет ничего живого? Если там, где вы, нет толковых расстояний, впрочем, и у вас нет характерных начал и концов, а главное – кто запустил вас в этот таинственный отрез, не имеющий формы? Кто заставил вас терпеть? Подумайте! Подумайте, Борода, над тем, что если спрятать окружающие вас пески в глубокий карман, вслед туда же удалить всю прозрачность, имитирующую время, а вместе и все возможные атмосферы, а потом просто взять и уничтожить карман, то что же тогда останется?

– Я знаю, по-видимому, ничего и не будет, кроме меня и белого фона! – отчаянно восклицал загруженный Борода, при этом подумал: «к чему бы это?».

– Фон? Увы, но он также имеет некое значение. Ты его видишь, оттого он есть. Если мы уничтожаем вещи, это не значит, что мы уничтожаем смыслы этих вещей, ведь их заблаговременно спрятали от нас. Есть смысл, значит, есть доказательство того, что вещь была, или же она все-таки есть. Вообразите, возможно ли такое, как убийство того, чего нет? Скажем, убить пустоту? Или же тот же самый белый фон, оставшийся после того, как мы уничтожили содержимое кармана?

– Вполне! Если таков есть… – в сложениях запутался Борода.

– Убийство белого фона, дорогой мне Борода, – невозможно! Ибо оно есть абсолютное единство, за ним ничего нет, кроме как его самого! Фон может только видоизменяться, поэтому кто-то придумал ему несколько состояний, опять же утро, день, ночь, и что-то там еще между ними. Ты чувствуешь эти часы? За фоном возможен иной фон, убийство «белого» происходит оттого, что в него самого добавили красок. Убийство пустоты также невозможно, ибо ты убиваешь пустоту самим собой. Ты есть, значит, пустота уже убита. И еще… Весьма некорректно, друг мой, и весьма политически. Какой смысл прятать смыслы?

– Что-то я, знаете ли, потерялся, – съежился Борода, смущенно прикрывая глаза. – Мы с вами о другом говорили. Хотелось бы поконкретней, ведь вскоре вы приступите к своей работе, а ближние уже с ног сбились, все найти не могут…