Страница 28 из 30
– И совершенно напрасно, уважаемый рабби. Только глупец рубит сук, на котором сидит. Обвинения Юдифи и Тинберге предъявят после победы над Лотарем, ибо епископ Драгон слишком умен, чтобы вносить раздор в собственные ряды перед решающей битвой.
– Как ты считаешь, уважаемый бек, следует мне поделиться полученными сведениями с монсеньором Николаем?
– Ни в коем случае, уважаемый Симеон! – вскинулся Карочей. – Ты все расскажешь ему после битвы, когда исход войны будет уже решен. Если победу одержит Лотарь, то он заплатит любую цену за сведения, порочащие его врагов. Ведь суд над Юдифью будет судом и над Карлом, а косвенно и над Людовиком, который тоже не чурается язычников. Обвинив братьев в ереси, Лотарь сможет их устранить, ничем практически не рискуя. Вряд ли во франкской империи найдется епископ или светский сеньор, который подаст свой голос в их защиту. Ну а в случае поражения сведения, добытые тобой, уважаемый рабби, помогут императору и папе выйти из войны с наименьшими потерями.
– В таком случае, уважаемый бек, я прошу тебя лично донести до ушей монсеньора Николая все, что я сегодня рассказал, но без упоминания моего имени. Ибо и у сыновей Людовика Благочестивого, и у его вдовы слишком много сторонников, чтобы иудей, раскрывший тайны сильных мира сего, мог доживать свой век в спокойствии.
– Хорошо, рабби, я выполню твою просьбу. Если мне удастся извлечь из данной ситуации прибыль, то мы поделим ее пополам. Твое здоровье, уважаемый Симеон.
Весть о том, что Людовик и Карл, соединив свои армии, двинулись походом на императора Лотаря, долетела до Ахена в начале лета. Лотарь, готовый к такому развитию событий, немедленно выступил им навстречу. Ган Карочей после некоторого раздумья присоединился к императору. Принимать участия в битве он не собирался, но почему бы не понаблюдать за развитием событий вблизи и не поднабраться опыта в военном деле, тем более что франки – далеко не последние бойцы в ойкумене.
Особых различий в вооружении между франкскими и хазарскими воинами Карочей не обнаружил. И у тех и у других главным оружием было копье, меч или секира. Правда, хазары очень часто использовали дротики, а франки их почти не применяли. К тому же мечи у них были прямыми и по силе наносимого удара уступали чуть изогнутым хазарским клинкам. Защитное снаряжение было практически одинаковым, иногда воины одевали кольчуги, но большей частью – колонтари. Применялись также поручи и поножи. Головы защищали шлемы, такие же, как у русов. Щиты изготовлялись из дерева, обтягивались кожей и укреплялись металлическими стяжками, которые в центре венчались шишаком, тоже железным. Пехота выглядела послабее. Кольчуг у пехотинцев не было, только колонтари, а у иных и вовсе звериные шкуры. Кроме длинных пик у пехотинцев для ближнего боя имелись боевые топоры. Кроме луков, были еще и арбалеты, но они были тяжелы и сильно проигрывали лукам в скорострельности. Безусловно, франкская пехота не уступала по своим боевым качествам хазарскому ополчению, но при встрече с железной фалангой русов она наверняка была бы опрокинута в течение нескольких минут. Превосходство русов в защитном снаряжении и здесь сыграло бы свою решающую роль.
Враждующие армии встретились у местечка Фонтенуа-он-Пюще и заняли позиции друг против друга. С началом битвы ни те ни другие не спешили. Похоже, полководцы решили присмотреться друг к другу. У Лотаря была возможность занять Фонтенуа и обнести его полевыми укреплениями, но он этого делать не стал, целиком полагаясь на свое численное превосходство, кстати, весьма зыбкое и, по мнению Карочея, не дававшее императору преимущества на поле, заросшем местами густым кустарником. Впрочем, у Лотаря хватило ума занять невысокий холм, господствующий над равниной.
Объединенная армия Карла и Людовика тылами упиралась в рощу, что давало ее пехоте возможность скрытно маневрировать и перестраиваться, а в случае лобовой атаки конницы и вовсе укрыться за деревьями. Впрочем, подобное расположение имело и свои недостатки. Отступившую пехоту трудно потом будет собрать и вновь бросить в битву. Оценив соотношение сил и их расположение, Карочей пришел к выводу, что если Лотарю и удастся одержать победу, то только очень большой кровью. Самым умным в подобной ситуации было бы пойти на мировую.
– Боюсь, ты опоздал со своими советами, уважаемый бек, – со вздохом ответил Карочею монсеньор Николай, с которым скиф поделился своими впечатлениями. – Думаю, тебе лучше укрыться в Фонтенуа, дабы не навлечь большой беды на свою голову.
Лотарь медлил с наступлением, возможно, он ждал парламентеров от братьев, но Людовик с Карлом не спешили затевать переговоры. У императора был выбор: либо начинать битву, либо уходить в Ахен, признав свою слабость, ибо его братья отступать не собирались. Но и для Лотаря отказ от битвы означал бы поражение, гораздо более сокрушительное, чем осенний конфуз прошлого года в Баварии. Тогда он мог сослаться на недооценку сил Людовика, но нынешнее бегство оправдать было бы нечем, разве что робостью души. Но Лотарь не был робким человеком, и Карочей знал это очень хорошо. Да и не затем император в течение полугода собирал и готовил войско, чтобы дрогнуть сердцем на виду у неприятеля.
Сообразив это, Карочей покинул холм, воспользовавшись любезным советом секретаря папской курии, и укрылся за хлипкими стенами Фонтенуа. Городишко был невелик, но из его приворотной башни открывался великолепный вид на поле предстоящей брани. Практически все жители городка, от мала до велика, высыпали на стены, но знатному сеньору из далекой Хазарии нашлось здесь очень удобное место для наблюдения. Центенарий Анселой, возглавлявший местную администрацию, выказал гостю должное почтение и даже предложил ему присесть рядом с собой на тюк соломы.
Император Лотарь бросил на неприятеля пехоту, дабы перебить лучников и очистить поле для атаки конницы прямо по центру. Намерения его были понятны Карочею. Император собирался рассечь боевые порядки Людовика и Карла на две части и, связав их правый фланг активными действиями пехоты, разгромить левый с помощью конницы. Построение неприятельской армии позволяло ему рассчитывать на успех, ибо Людовик и Карл своих кавалеристов сосредоточили на флангах, тем самым сильно ослабив центр. Стоявшие там пехотинцы по всем законам воинского искусства не смогли бы сдержать удара конницы неприятеля. Уважаемый Анселой, от души сочувствовавший Лотарю, обратил внимание бека Карочея на промах, допущенный коннетаблем Виллельмом, поскольку, по слухам, именно он командовал объединенной армией младших сыновей Людовика Благочестивого.
– Пехота пехоте рознь, – не согласился с центенарием Карочей. – Сдается мне, что за пешими франками стоит фаланга ругов, а эти способны отразить любой кавалерийский наскок.
У Матархи каган-беку Ицхаку Жучину противостояла фаланга русов, а не ругов, но результат был тот же самый. Конница Лотаря, разметав пеших франков, уперлась в стену копий и отскочила назад. Пехота императора не сумела связать армию коннетабля Виллельма на флангах и тем поставила свою кавалерию в весьма опасное положение. По сути, самая боеспособная часть императорской армии оказалось в окружении, атакованная сразу со всех сторон. Положение Лотаря нельзя было признать безнадежным, но все-таки оно было крайне сложным, и это понял не только Карочей, но центенарий Анселой.
Император вынужден был бросить в битву свои последние резервы. Если Карочей не ошибался, то отчаянную атаку императорской кавалерии возглавил сам Лотарь. Этот удар, нацеленный на левый фланг неприятеля, слишком уж круто загнувшийся к центру, мог бы принести успех атакующим, если бы им наперерез не ринулась из ближайшего лесочка лавина закованных в железо всадников. Сложилась до боли знакомая Карочею ситуация, и он почти не сомневался в том, что во главе железной лавины, обрушившейся на императора Лотаря, находится Воислав Рерик. Сокол пал на свою добычу столь внезапно, что несущиеся с холма всадники не успели перестроиться и были буквально смяты и отброшены назад.