Страница 17 из 41
— Какие уж тут правила, после такой подставы! Судья же сказал, хоть ползите, хоть по воздуху летите. По неписаным законам все, конечно, бегут пешком. Но формально задача поставлена так: достичь конечного пункта. Как — не сказано. Пойдем по воде, воспользуемся знанием карты местности. А зачем же нам теорию преподавали? По воде, кстати, крюк получается, лишняя сотня верст. Но выхода-то нет. По лесу не доползем. Хоть бы по воде успеть! Мы же не знаем, когда это самое предельное время заканчивается…
— Подожди, Михась, — прервал речь друга Желток. — Ведь нам еще несколько рубежей пройти надобно. На воде-то их для нас никто не готовил. Вдруг из-за непрохождения рубежа нам испытание не засчитают?
— А на это я тебе так отвечу: наше дело — в конечную точку прибыть. Их дело — нам помешать, засады да подставы на пути выставить. Так что это не наши трудности, ежели мы пару засад в обход проскочим!
— Михась, — все еще слабым голосом произнес Разик. — Ведь по Кап-реке тебе одному придется лодку вверх бечевой десяток верст тащить. Речка-то бурная, порожистая. Вытянешь ли?
— Нет у нас другого пути, брат. Придется вытянуть, — со вздохом произнес Михась. — Ну, да что тут говорить. Мы еще не в лодке, да и до реки по Рысь-озеру еще пройти надобно! Все, братцы! Ползите вниз, к берегу, ждите меня там.
Михась подхватил с волокуши пищаль, закинул ее за плечи и исчез за деревьями. Разик с Желтком, оставив волокушу, поползли один за другим вниз по пологому склону, между кустами, камнями и деревьями, цепляясь за землю уже израненными в кровь руками.
Михась достиг рыбацкой избушки за какой-нибудь час. Он мчался напрямую к увиденной им с сосны характерной излучине берега. Дверь избушки была подперта снаружи колом, под навесом висели старые сети, а на берегу, к несказанной радости Михася, обнаружилась лодка, наполовину вытащенная из воды. Это был довольно старый рыбацкий челн, весь покрытый слоем смолы, с надломанными кое-где бортами. Мачта была опущена и лежала вдоль борта вместе со свернутым парусом. Форштевень был выкрашен ярко-красной охрой, местами облупившейся. Михась остановился как вкопанный, закрыл глаза, потряс головой. Затем снова посмотрел на берег. Лодка была в точности такой, как в его недавнем сне. Михась невольно огляделся по сторонам, в надежде увидеть деву, являвшуюся ему в грезах. Берег озера был пустынным и безмолвным. Михасю внезапно захотелось пробежаться вдоль озера, по узкой кромке прибрежного песка, найти следы той, которая все больше и больше овладевала его сердцем, но он усилием воли подавил порыв и, не медля больше ни мгновения, бросился к лодке.
Вместе с мачтой и парусом на дне лодки лежали свернутые снасти, пара весел и шест. Михась быстро поставил мачту, убедился, что парус цел, не стал пока его поднимать и принялся сталкивать тяжелый челн в воду. Он покраснел от напряжения, на его лбу вздулись вены, ноги ушли по щиколотки в песок, но раскачиваемый им челн постепенно, вершок за вершком двигался к воде. Вот наконец мелкая волна подхватила корму, Михась сделал последнее усилие, и лодка оказалась на воде. Дружинник зашел в воду по колена, оттолкнулся от дна ногой, ловко запрыгнул в лодку. Она тихонько отплывала от берега. Михась схватил весло, несколькими мощными гребками развернул нос лодки в озеро, поднял парус. Кое-где на парусе сквозь старые заплаты просвечивали дыры, но в целом он был еще вполне крепок. Михась поймал парусом ветер, закрепил шкот и сел на корму за руль. Вдоль бортов весело зажурчала-зашумела разрезаемая челном вода. Михась вздохнул с облегчением и стал править туда, где, по его расчетам, должны были находиться друзья.
Челн летел по невысокой волне, сильно накренившись на левый борт. Михась направлял его бег, крепко сжимая отполированную до блеска длинную рукоять кормового весла, то бишь кормила, или, по-иноземному, румпеля. Морское дело, или, вернее сказать, дело озерное, поскольку в море Михась ни разу не был, в Лесном Стане преподавали юным дружинникам опытные мореходы. Раз в год, при весеннем разливе рек, по запутанным фарватерам доходили почти до самого Лесного Стана морские суда тайной дружины. На судах этих, имевших вид купеческих, отправлялись затем в заморские страны бойцы для овладения иноземным воинским искусством. Назад на них везли образцы новейших вооружений, техники и военного снаряжения, добытые, как правило, тайно и зачастую с риском для жизни. Искусство мореходное пришло в Лесной Стан от новгородских купцов, еще триста лет назад ходивших из варяг в греки, посылавших свои корабли в Данию и в Любек, даже имевших собственную церковь православную на острове Готланде. Потом долгие годы на Руси мореходство ведали и практиковали только в Северном Поморье: на Студеном море да Двине-реке. Немногочисленные русские поморы занимались в основном рыбным промыслом, несколько кораблей из Лесного Стана под видом купцов поморских ходили по Студеному морю в земли свейские, датские и прочие.
Торговали эти «поморские купцы» бестолково, в основном себе в убыток. Потому-то иностранные партнеры, а вернее сказать — конкуренты, их и терпели, получая от глуповатых поморов огромные барыши и откровенно потешаясь над ними за их спиной. Каждый год эти горе-купцы привозили в иностранные портовые города вместе с медом, мехами и пенькой десяток юношей, желавших поступить в военную службу. Никто не видел в этом ничего необычного, ибо наемные воинства в Европе были скорее правилом, нежели исключением.
В общем, было кому и зачем учить лесных дружинников морскому делу. Практиковались они на многочисленных окрестных озерах и реках. Михась как раз и был большим любителем плавания, гребли и парусного дела. В воде он чувствовал себя как рыба, легко управлял любыми лодками, неплохо умел справляться с ветром и волной. Разик и Желток к воде особой тяги не испытывали, но все необходимые навыки в должной мере усвоили. Правда, сейчас от них не требовалось никаких активных действий, ибо для управления рыбацким челном вполне было достаточно одного человека. Поэтому оба бойца просто лежали в несущейся по Рысь-озеру лодке, постаравшись поудобнее разместить свои стянутые лубками ноги.
Напряжение последних дней, казалось, несколько схлынуло, на смену отчаянию пришла надежда. Плавание в лодке по затратам сил, конечно же, не шло ни в какое сравнение с бегом по лесу. Однако комфортным и спокойным его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Встречные волны, невысокие, но частые, постоянно перехлестывали через нос и подветренный борт. Сами борта и днище протекали, поэтому Разику и Желтку приходилось постоянно вычерпывать воду наспех сделанными еще на берегу берестяными черпаками. Кроме того, Желток выполнял роль впередсмотрящего и должен был высматривать среди волн топляки, то есть плавающие деревья и коряги, столкновение с которыми могло привести к кораблекрушению.
Михасю тоже приходилось несладко, хотя он и не лежал, скрючившись, на дне лодки, частично погруженный в воду, а сидел на кормовой банке возле румпеля. Брызги, вернее, целые водопады долетали и до него, и он тоже был весь мокрый, и вдобавок его продувал ветер. Но он не спускал парус, не снижал скорости хода. Им, как и его товарищами, владела лишь одна мысль: «Быстрее! Как можно быстрее!» Он до боли в глазах всматривался в очертания береговой линии, стараясь вспомнить карту Рысь-озера и направлять челн к устью Кап-реки наиболее коротким путем. Многочисленные острова и извилистость самого озера, не очень широкого, но весьма длинного, существенно затрудняли навигацию. И хотя в это время года в русском северном Поморье уже стояли белые ночи, всем троим приходилось постоянно напрягать зрение, чтобы не сбиться с курса.
Несколько часов они боролись с волнами, течью и запутанным фарватером практически молча, лишь изредка перебрасываясь короткими деловыми репликами. Затем, чтобы хоть немного отвлечься от пронизывающего до костей холода, друзья волей-неволей вступили в разговор.
Первым начал Михась, почувствовав, что следует подбодрить друзей: