Страница 17 из 219
– А ужина? – обиженно спросил молчавший все это время Перси. – Ужина кушать?
– В самолете, мой друг, в самолете. – брезгливо перебил его Феликс Третий.
– Как скажете, сэр – гулко вздохнул Покровский-Бумба. – А все-таки спеть надо. Душа просит! Эх!..
«Стой!» – хотел крикнуть Юсупов, но не успел. Бумба расправил грудь, гулко выдохнул:
Феликс Третий вспомнил рассказы деда о балах в Зимнем Дворце, о концертах Плевицкой, на которое тому доводилось бывать – и ему стало совсем кисло.
Все оказалось не так уж просто. Звонок в аэропорт принес грустную весть – пилоты внутренних линий неожиданно начали забастовку.
– Если дело такое срочное, я вам советую поговорить с кем-нибудь из пилотов-частников, – добродушно посоветовал чиновник из аэропорта. – Они могут согласиться, особенно если им хорошо заплатить. Более того, я знаю одного такого пилота, его зовут Ом Пракаш Гангули. Приезжайте прямо сейчас в аэропорт, я вас встречу и отведу прямо к самолету.
Юсупов передал все инструкции Мише и выделил ему не слишком большую, но приличную по индийским меркам сумму на дорожные расходы.
– Еще раз напоминаю, – вздохнул он, – никаких жертв, никакой пальбы и вообще забудьте про европейские штучки! У нас иная цель. И не сорите деньгами!
– Да чем же тут сорить, боже ж ты мой? – потряс пачкой Миша. – А что мы будем, извините, кушать?
Феликс чуть не застонал.
– Не помрете! Припасы купите в Сринагаре, время не ждет. Быстро хватайте свои пожитки и вперед, на такси!
Как и уговаривались, на вызов прибыл их старый знакомец – поклонник Шварценеггера. По пути он поинтересовался, куда собираются господа.
– В Кашмир, – буркнул Миша, прикидывая, какую часть выделенной Юсуповым суммы ему удастся безболезненно припрятать.
– Ой, это плохая идея. В Кашмире плохо, – опечалился таксист. – В Кашмире война.
– Что ж делать?
– Я надеюсь, сагибов не убьют, – с некоторым сомнением проговорил индиец и включил радио, откуда вместо привычной уже восточной мелодии грянул траурный марш.
Миша икнул, а Бумба, ведомый, вероятно, генетической памятью, сотворил крест.
Застревая в пробках, они добрались в аэропорт минут через сорок. Водитель долго махал им вслед рукой, то ли радуясь чаевым, то ли прощаясь навеки. Оглянувшись, Мочалка Перси заметил:
– Черномазая правду говорила. Моя слыхала я по ящику, что в этом Кашмире и впрямь война. Бух-бух!
– «Черномазая»? А сам ты, снегурочка, что ли? – огрызнулся Гурфинкель. – И вообще, не трави душу!
– Моя ничего. Моя не черномазая, а афроамерикана. А моя дядя защищала Гренаду! Она лично знал Мориса Бишопа! – хвастливо заявил Перси, но его слова не произвели должного эффекта, ибо спутники не знали кто такой Бишоп и имели довольно смутное представление о том, где находится Гренада.
Услужливый чиновник из аэропорта, имени которого не запомнил даже полиглот-Гурфинкель, оказался длиннющим и тощим, как жердь, человеком с гитлеровскими усиками. Он радушно встретил клиентов и, поминутно оглядываясь по сторонам, повел их какими-то черными ходами на летное поле.
Самолет стоял на его задворках, если только у летного поля таковые имеются. Сюда стаскивали местный хлам – какие-то продырявленные крылья, покосившийся набок вертолет с уныло повисшими винтами… Машина, на которой троице предстояло лететь в Сринагар, мало чем отличалась от всего этого авиационного мусора – маскировочного цвета, с потрескавшимся плексигласом кабины, с лысыми шасси. Стойки были едва ли не перевязаны тряпочками, а вместо пары иллюминаторов виднелись куски фанеры.
– Бо-о-оже, – протянул Покровский. – Nakrylis`!
– Видела бы это моя мама, – только и вздохнул Миша.
То, что изрек Мочалка Перси, заставило оглянуться всех остальных, включая индийца, который неожиданно густо покраснел и закашлялся.
– Напрасно вы так. Это неплохой самолет, – без особой уверенности заметил он.
– Это вообще не самолет, чтоб я так жил! – взорвался Миша. – Это несколько тонн ржавого железа! Он не может летать!
– Он летает, – стоически сказал индиец. – Иногда… А вон и владелец самолета, мистер Ом Пракаш Гангули.
Из-за обломков вертолета вышел, вытирая тряпкой руки, молодой человек в бейсболке.
– О, кажется клиенты? – весело воскликнул он. – Здравствуйте, господа! Полетим?
– Господа хотят лететь в Сринагар, – поведя рукою, подтвердил чиновник с гитлеровскими усиками.
– Господа уже не хотят лететь, – твердо возразил Миша. – Господа таки хотят еще немного пожить на этом прекрасной белом свете.
– А Юсупов? – пробормотал Покровский. – Past` porvet!
Миша поковырял ботинком бетон и махнул рукой:
– Ладно, летим. Ой, моя бедная мама, если бы она только знала!
– Это очень хороший самолет, господа, очень – оживленно рассказывал Ом Пракаш Гангули, помогая затаскивать в салон чемоданы. – Ему всего пятьдесят лет, для самолета это не возраст. Раньше это был военный самолет, а для военных всегда делают все самое лучшее! Вот этот, например, трижды падал, два раза горел. И что же, господа? Почти как новенький!
От пилота шибало дешевым индийским виски, из чего Миша сделал вывод, что тот не слишком религиозен. О том, как это может повлиять на предстоящий полет, Гурфинкель старался не думать. В конце концов, воздух – это не автострада, сталкиваться там особенно не с кем… Хотя были случаи, надо признать.
Наконец они погрузились, чиновник с усиками получил свою мзду и отправился восвояси, а отважный пилот Ом Пракаш Гангули уселся на ступеньку разболтанного трапа и принялся жевать какую-то лепешку, достав ее из кармана рубахи.
– А когда же мы полетим? – недовольно спросил Миша. Остальные маялись поодаль, страдая от жары, и наблюдали, как из правого двигателя на бетон угрожающе капает масло.
– Мы ожидаем дядюшку Говинду. – охотно пояснил индийский ас. – Дядюшка Говинда тоже летит с Сринагар, у него там дела. Видите, как хорошо все получилось?
– А вот там капает масло, это так должно быть?
– Оно всегда капает. Оно же жидкое, – философски вздохнул индиец. – Такая у этого масла карма!
И вновь улыбнулся.
Миша не нашелся, что сказать на эту радостную белозубую улыбку, и отошел к своим.
– Что там еще такое? – спросил Перси, оживленно почесываясь. – У моя сейчас задница расплавится, так тут жарко!
– Да ты же нигер, тебе должно быть привычно, – удивился Покровский.
– Моя не нигер – Перси даже подпрыгнул от возмущения. – Моя уже говорила! Я афроамерикана! Даже афроангличана! Моя – древняя могучая народа!
– Твоя задница от этого белее не стала, baklan! – с убийственной логикой заметил Бумба.
– Расиста! – буркнул Перси. – Куклусклана!
– Он ждет какого-то своего дядюшку, что летит с нами в Сринагар, – поведал между тем Миша. – Черт с ним, подождем еще немного.
Дядюшка Говинда появился, когда небо уже стало затягиваться дымкой – близилась ночь. Племянник бросился к нему навстречу, они принялись обниматься и что-то оживленно обсуждать.
– Вот так дядюшка! – воскликнул Покровский, привстав. – Krut!
– Наша не взлетит, – мрачно сказал Перси, тряся своими дредами. – Посмотрите на эту бочку с жиром!
Дядюшка и впрямь оказался раблезианского типа: улыбающийся толстопуз – нет, целый толстопузище! – дрожащий, как желе, обмотанный невероятным количеством белой ткани с жирными пятнами там и тут – следами недавней трапезы. Килограммов двести он весил определенно, и Миша тут же заинтересовался, как дядюшка собирается проникнуть в самолет через узкую дверцу.
Он не обманулся в ожиданиях – дядюшка застрял. Он торчал в двери и громко охал, вознося жалобы небесам, а племянник и расчувствовавшийся Покровский проталкивали его внутрь. Самолет качался на шатких шасси туда-сюда, дядюшка охал и пыхтел, а вокруг вертелся Перси и мерзко хихикал.