Страница 95 из 104
— Он мне нравится, — бормочет Лека, расседлывая своего гнедого.
— И я даже знаю почему, — киваю я. — На Афоню похож.
— Да ладно!
— Серьезно тебе говорю, похож. Джеф, щетки где?
Гнедой вздыхает и тянется к сену.
— Идите уж, — хмыкает Джеф. — Я почищу. А то сэр Конрад, чего доброго, сам сюда примчится.
Лека глядит на Джефа недоверчивым взглядом.
— Знаю, что говорю, — уверяет егерь. — Вы гости, сэр Конрад насчет этого строг.
Найти в доме сэра Конрада оказывается проще простого: густой его голос разносится по коридору, как тревожный набат.
— Что ж ты, Гуго, дурной такой! Что ж ты снова вздор несешь! Ты мне рассуждения эти брось, Джеф и Херби кого попало не приведут! — Бедный Гуго бормочет что-то в ответ, но тягаться с сэром Конрадом ему явно не по силам.
Лека уверенно открывает нужную дверь.
Здесь, видно, сэр Конрад любит проводить вечера. Камин и свечи, массивные кресла резного дуба, дубовый же стол, нахально попираемый пыльным бочонком…
— Ужин подадут сюда, — сообщает гостеприимный хозяин, широким взмахом руки указуя на кресла. — Располагайтесь, прошу вас! Херби сказал, вы из столицы. Что слышно новенького? Как здоровьице доброго нашего короля?
Лека придавленно фыркает.
— Ничего здоровье, хвала Господу, — едва удерживаясь от смеха, отвечаю я. — И то сказать, молод он еще, чтоб на здоровье жаловаться.
И мы с Лекой опять, припоминая подробности, рассказываем о событиях в столице… а потом Лека вручает сэру Конраду донос и напрямую спрашивает об изгнаннике; а потрясенный новостями сэр Конрад не находит ничего лучше, как поднять старика-предсказателя из постели — решает, видно, что новости того стоят! — и мы так и сидим до рассвета, сначала отвечая на жадные вопросы хозяев, а после — слушая рассказ о мытарствах бывшего королевского предсказателя.
Весь день я провожу у брата библиотекаря. А после вечерней трапезы меня подзывает отец Николас:
— Как движется доверенное тебе дознание, сын мой?
— Думаю, светлейший отец, скоро я с ним закончу, — отвечаю, поспешно прикидывая, чем можно оправдать необходимость поработать еще недельку-другую. — Сегодня мы с братом библиотекарем записали, как принц Карел получил корону Таргалы…
— Да, я знаю, — кивает отец Николас. — Потому и спрашиваю: чего еще взыскуешь ты, Анже?
Ну вот… так я и знал!
— В Корварену начали съезжаться посольства, — кидаюсь я в объяснения, — и они не смогут не заметить слабость Таргалы. Однако мы знаем, что все время правления святого Карела Золотой полуостров жил мирно. Я хотел, светлейший отец, увидеть… и записать, потому что это было бы достойным завершением доверенного мне труда… увидеть, как именно молодой король опустошенной и ослабленной страны сумел укротить воинственный дух сильных соседей.
— «Кто с войной к нам придет, — напоминает отец Николас знаменитые слова святого Карела, — в нашей земле и останется».
— Мыслю я, одних слов было бы мало. Чем-то король Карел их подкрепил. Сильно и убедительно. Узнать бы чем…
Отец Николас надолго задумывается. Я молчу, не смея прерывать его размышлений, и только ругаю себя, что не смог, видно, высказаться убедительно. И всей душою молю Господа: пусть дадут закончить! Хоть немного еще…
— Сила Господня в бедствиях совершается, — изрекает отец Николас. — Ты ведь наблюдал уже это, сын мой. Ты ведь знаешь: человек ходит, Господь водит.
Я стою молча. Кажется, и дышать забыл…
— А может, и прав ты, — продолжает вдруг отец Николас. — Господь-то водит, да не всякий ведется. Тем и славен остался король Карел, что прозревал волю Господню… Работай дале, сын мой. Благословляю.
Я низко склоняю голову. И думаю невпопад: надо взять Юлину брошку. Может, в этот раз угляжу, что же такое творится в Славышти…
Софи жалобно всхлипывает. Она добралась сюда из последних сил и вот… уж полчаса, наверное, стучит, все кулаки отбила, — и никто не открывает. Что за беда?!
— Вы, прекрасная госпожа, кого ищете?
Софи резко оборачивается, еле устояв на ногах. Сначала ей кажется, что остановившийся рядом с нею парень попросту насмешничает, но… нет, вряд ли. Хоть и улыбается, но глаза серьезные…
— Я, видите ли, случайно знаю, что хозяйка этого дома третьего дня уехала в Себасту.
— Здесь… здесь жил мой брат. Я думала, мне подскажут, где он может быть… думала, они могут знать… вдруг он заходил сюда.
Софи утыкается лицом в Ласточкину гриву. Что делать, где искать?! Свет Господень, неужели зря… она такой путь проделала, одна, без защиты, полагаясь только на себя и своих коней… и не щадя ни коней, ни себя… неужели зря?!
— Не плачьте… слышите, не надо… брата как зовут? Ну, отвечайте же!
— Се… Сер…
— Серега?
— Вы знаете?!
— Хотите, я отвезу вас к нему, прекрасная госпожа?
Похоже, тут ей стало дурно… Во всяком случае, когда в глазах чуть проясняется, Софи обнаруживает, что незнакомец самым что ни на есть наглым образом занял ее место в Ласточкином седле, а ее, будто неженку какую, посадил перед собой, да еще и держит за талию. Она бы возмутилась, обязательно, непременно возмутилась бы — останься хоть немного, хоть крошечная крошка силы. Но силы нет даже на то, чтобы перестать плакать.
Нахальный незнакомец говорит что-то, спрашивает, потом снимает ее с лошади и несет куда-то — на руках, Софи пробует возразить, но он, кажется, и не слышит… Окончательно она приходит в себя, увидев рядом Серенького… и Леку.
— Софи, как ты здесь?.. Что стряслось? Карел, да хоть ты объясни, прах тебя побери, где ты ее откопал?!
Она смотрит, смотрит… Ребята похудели, южный загар сошел с их лиц, и оба они совсем не похожи на себя прежних. Ни разу в жизни не видела она Серенького таким серьезным…
— Софка… ну же, сестренка, скажи хоть что-нибудь…
Сказать… да, сказать… она ведь затем и приехала. Но, Свет Господень, как такое сказать?!
— Я… я оставила мамочку на повороте… к миссии сестер-заступниц, — шепчет Софи. Каждое слово приходится выдавливать. Но начинать, говорят, всегда тяжело… и папочка так говорит, и отец Лаврентий, и даже Васюра… так, может, дальше пойдет легче? — Туда доходят новости из Славышти, и право убежища… а у меня было три заводных лошади, и я должна была добраться… рассказать… у-успеть! — И Софи, вцепившись в рукав брата, рыдает.
Лека подносит к трясущимся губам чашку:
— Пей! Быстро, Софи, ну!
Софи кивает, пытается глотнуть. Начинает кашлять: мало того, что кислятина несусветная, так еще и не в то горло пошла.
— Новости из Славышти? — повторяет Серенький чужим, хриплым голосом.
— Вы… получили письмо? — Софи сглатывает: голос вдруг сел, и страшно стало, так страшно… как рассказать?! — То, которое от отца Лаврентия?
— От отца Лаврентия? — переспрашивает Лека. — Нет. Может, ты его обогнала?
— Вряд ли, — всхлипывает Софи. — Ох, Лека… прости… я не должна… это все дорога, я так боялась, всю дорогу боялась…
— Иди сюда! — Серенький сажает ее себе на колени, прижимает к груди — крепко-крепко. — Выревись ты, в самом деле. А то ведь двух слов связать не можешь. Лека, как думаешь, может, ей еще вина дать?
— Я лучше матушку позову, — говорит почему-то Карел. — Не надо ей вина, только хуже станет.
Софи ругает себя, но успокоиться все не может. Слишком долго держалась… всю дорогу… бесконечную дорогу из Славышти в Корварену… Если б она знала, что это окажется так страшно, осталась бы с мамочкой в миссии… Хотя нет, нет — в миссии она не была бы в безопасности, а теперь… теперь Серенький рядом, и Лека… И ведь кому-то надо было добраться до них, рассказать… Васюра и отец Лаврентий тоже едут в Корварену, к Леке, но доедут ли… уж на них-то точно охотятся!