Страница 24 из 39
ПЕЙЗАЖИ I ЛАЗУРНЫЙ ЧАС День перевел дыханье, как пахарь утомленный, со лба откинув пряди алеющих волос, и золотом колосьев на ниве отдаленной пылали стрелы солнца, огня апофеоз. У грани мирозданья бесцветные березы в кольцо замкнули вечер, цветущий сад земной, и Тишина, сгущая лазоревые росы, неслышно подступала огромною борзой. Неслышно подступала, челом сияя звездным, таясь в потустороннем, нездешнем, неземном, и синева сгущалась в просторе купоросном, и цвет необычайный заполнил окоем. Над синею травою, в прозрачности сапфира душа горы светилась ядром голубизны, и небо сотворило в бескрайности эфира индиговую гамму, все ирисы весны. Мир замолчал; а дале, в пространстве неохватном, где лунные пылинки соткали пелену, ночь напоила воздух дыханьем ароматным и, словно синий ладан, струилась в вышину. II ЦВЕТЫ И ЗВЕЗДЫ А ночь была прекрасной, в ночах непревзойденной И Тишина над морем в спокойствии своем чело к земле склонила под звездною короной, раздумьями до края заполнив окоем. Когда от черной почвы, где ирисы сияли, созвездия раздумий всходили к небесам, невидимое море они одушевляли, напевы навевая и струнам, и волнам. И Тишина взрастала, спокойствием одета; порой цветок жасмина срывался, и тогда печально исходила душа в слезинке света, и это пролетала падучая звезда. И трепет мирозданья, в самом себе рожденный, явил в цветах и звездах свою живую суть, и Тишина стремилась над пропастью бездонной пытливо в сердце неба и мира заглянуть. Цвело весенним садом ночной земли дыханье. И только лепет лютни в молчании ночном. И только чаши лилий в пустыне мирозданья. И только звездный трепет в покое мировом. III РАССВЕТ Но вот и побледнела звезда у врат Востока, и жаворонок гимном приветствует поля, и магия росинок, — мерцанья поволока, — творила чудо света из мглы и хрусталя. И от земли, казалось, второе небо взмыло неясным трепетаньем, туманной пеленой, врата лазури, словно крылами, осенило своею несравненной, слепящей белизной. И вот звезда сокрылась, войдя в портал янтарный, коса ее сияет, фата до самых пят, но все еще тянулся за девой светозарной почти неуловимый, тончайший аромат. IV СИЯНИЕ И день у кромки поля нацелил лук могучий в топольники густые свой дротик запустя, и в тополях, дрожащих, как зыбь волны текучей, смеялся свет, ликуя, как резвое дитя. И ветер, лук подъемля в порыве безрассудном, прозрачными волнами гнал стрелы пред собой, кружился, как бутылка, плывущая за судном, и мирного пространства раскачивал покой. То синие провалы взрывал в дремучих чащах, как бык жестоковыйный, рожденный для побед, то в призрачное поле спускал собак рычащих, и свора завывала на свет, на свет, на свет… V ОБЛАКА И небо затянулось судами-облаками, надув попутным ветром химеры-паруса, невидимые мачты украсило флажками, на палубы сгрузило и горы, и леса. В мерцании опала вставала в темной сини то башня из фарфора, где грозный хан царит, то дева-амазонка, нагая, как пустыня, и солнечною пеной скакун ее горит. Жемчужные селенья, серебряные грады, невиданные страны мелькнули и прошли, и загремели бубны, пролились водопады, и медленно раскрылась лазурь… вдали… вдали… VI СОЛНЦЕ В РАЗГАРЕ А зной звенел, казалось, трепещущим тимпаном, и небеса струили хмельной, палящий ток, и полдень обернулся сверкающим каштаном, и с еле слышным треском курился солнцепек. И роща в тайных сенях украдкой наблюдала там, где чистейшей влагой играл родник лесной, как золотые косы наяда{93} выжимала, сияя наготою, хрустальною волной. Усталый бриз в пеленах невидимого флера, блуждая в нежных травах, казалось, изнемог; его к себе манили лазурные озера, где резкий Южный ветер свистал среди осок. И полдень притомился, и с тополя-гиганта дрожа, пролились трели веселого щегла, он зернышки маиса дробил на бриллианты, и золоту маиса была его хвала. Роскошное дыханье пахучего тимьяна, коснулся вечер кистью округи золотой, и солнце опустилось, и сноп его медвяный разлегся перед домом огромною борзой. Перевод Майи Квятковской вернуться