Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 44

Ветры Перемен могут принести не только смерть, но и все, что угодно, вплоть до самых причудливых фантазий. Они дуют гораздо быстрее, чем бежит время, но никто не может точно сказать, насколько быстрее, и что именно принесет с собой тот или иной порыв Ветра, как далеко распространится его действие и когда оно затихнет. Большое Время — это вам не малое время.

И еще, что касается Демонов, все мы боимся, что изменится наша личность, и что кто-то иной по-хозяйски влезет в твою шкуру, а ты об этом и не узнаешь. Считается, правда, что мы, Демоны, способны сохранять свое сознание вне зависимости от Изменений; потому-то мы и Демоны, а не Призраки, как другие Двойники, не говоря уже о Зомби или Неродившихся; и, как верно сказал Бур, среди нас нет великих людей. Вообще нас очень мало — мы относимся к редкому сорту людей — поэтому Паукам приходится вербовать нас, где бы они нас не нашли, не задумываясь о том, кем мы были и что мы знали и умели раньше. Иностранный Легион Времени — странный народ, всегда на заднем плане, невзирая на заслуги. Наш цинизм и наша ностальгия всегда при нас. Мы так же легко приспосабливаемся к обстоятельствам, как метаморфисты с Центавра и обладаем такой же крепкой памятью, как шестирукие обитатели Луны — одним словом, Люди Перемен, сливки общества. Общества прОклятых.

Но иногда я задумываюсь, действительно ли наша память так хороша, как мы полагаем; что, если все прошлое было когда-то совершенно другим, чем мы помним, а мы забыли, что мы это забыли…

Как я уже говорила, созерцание Галереи навевает дурные мысли, и поэтому я сказала себе, «Возвращайся-ка к своему паршивому комендантику, детка»и мысленно дала себе крепкого пинка.

Эрих держал в руках зеленый кубок, на котором были нарисованы золотые — не то дельфины, не то космические корабли — и говорил:

— Как мне кажется, это доказывает, что этрусское искусство происходит от египетского. Согласен, Брюс?

Брюс, еще весь сияющий от общения с Лили, переспросил его:

— О чем ты говоришь, дружище?

Лицо Эриха стало мрачным, как Дверь, и я порадовалась, что гусары убрали свои сабли вместе с киверами, но, прежде чем он успел вспомнить свои немецкие ругательства, к нему подплыл Док, находившийся в такой стадии опьянения, что казался загипнотизированным трезвенником. Протянув руку, как марионетка, он изъял у Эриха чашу и сообщил:

— Прекрасный образец Средне-системного Венерианского искусства. Когда Эйгтайч завершил работу над ней, он сказал мне, что невозможно глядеть на нее и не ощутить, как над тобой плещутся волны Северо-Венерианского мелководья. Но после инверсии она, наверное, выглядела бы еще лучше. Любопытно… Кто вы, юный офицер? Nichevo, — он аккуратно поставил чашу на ее полку и покатил дальше.

Дело в том, что Док наизусть знает все, что есть в Галерее, лучше любого из нас, он ведь старейший здешний житель. Другое дело, что он выбрал неудачное время для демонстрации своих познаний. Эрих порывался последовать за ним, но я его удержала:

— Спокойно, Kamerad, вспомни о перчатках и сахаре, — и он довольствовался тем, что пожаловался мне:

— Это «nichevo» звучит так уныло и безнадежно, ungeheuerlich. Я уже говорил тебе, Liebchen, что не следовало бы брать русских на работу к Паукам, даже в качестве Развлекателей.

Я улыбнулась ему и сжала его руку.

— Да, Док не очень-то нас здесь развлекает.

Он усмехнулся мне в ответ как-то по-овечьи, лицо его смягчилось, и в голубых глазах на мгновение вновь мелькнула нежность.

— Мне бы не надо все время так огрызаться на всех, но временами, Грета, я становлюсь просто брюзгливым старикашкой, — это не вполне соответствовало действительности, потому что ему тридцать три года и ни днем больше, хотя волосы у него почти совсем седые.

Наши голубки переместились тем временем еще на несколько шагов и почти уткнулись в экран Хирургии. Если бы мне пришлось выбирать место для того, чтобы скромненько, по-британски почмокаться, то о Хирургии я подумала бы в последнюю очередь. Но Лили, похоже, не разделяла моих предрассудков, хотя, помнится, как-то говорила, что ей пришлось повертеться в полевом госпитале Паукообразных до того, как ее перевели на Станцию.

Но у нее не могло быть ничего и отдаленно похожего на тот опыт, который я приобрела за свою короткую и неплодотворную карьеру в качестве медсестры у Пауков, когда у меня начались мои отвратительные кошмары, — после того, как я плюхалась на пол, увидев, как доктор щелкает тумблером и существо, тяжко израненное, но тем не менее имеющее вполне человеческий облик, вдруг превращается в кучу странных сверкающих фруктов — уф, это воспоминание у меня всякий раз вызывает тошноту. И подумать только, мой дорогой папка мечтал, чтобы его Греточка стала доктором!

Ладно, чувствую, это меня заведет слишком далеко, и, в конце концов, вечеринка продолжается.

Док что-то очень быстро лопотал Сиду — и я только надеялась, что он не будет по своему обыкновению подражать крикам животных — звучит это очень неприятно, и как-то раз отдыхавшие здесь внеземляне были всерьез оскорблены.

Мод показывала Марку, как пляшут тустеп в 23 веке, а Бур сидел за роялем и импровизировал, стараясь попасть ей в такт.

Наконец глубокие успокаивающие звуки подействовали на нас; лицо Эриха прояснилось и он привлек меня к себе. И мне захотелось оторвать ноги от мозаичного пола, который мы не покрываем коврами, потому что большинству наших обожаемых внеземлян это не нравится, и я далеко откинулась на кушетку, ту, что возле рояля, обложила себя подушками и взяла новую порцию выпивки, а мой дружок-нацист собрался разрядить свою мировую скорбь через песню. Меня это не очень беспокоило, потому что его баритон вполне переносим.

И все было хорошо, и Хранитель работал вхолостую, просто поддерживая существование Станции, пришвартованной к космосу, без напряжения, разве что время от времени делая ленивый гребок. Временами уединенность Станции создает ощущение счастья и комфорта.

Бур поглядел на Эриха, который кивнул ему в ответ, и они запели ту песню, которую все мы знали, хотя мне так и не удалось выведать, откуда же она у нас появилась. На сей раз она заставила меня вспомнить о Лили, и я задумалась, почему бы это; и еще почему в традиции Восстановительных Станций называть новенькую Лили, хотя на сей раз оказалось, что это было ее истинное имя.