Аромагия

Он действительно сложением походил на медведя, хотя повадками больше напоминал койота – трусливого, хитрого, готового укусить исподтишка.

- Здравствуйте, инспектор, - холодно произнесла я. Вежливость – превыше всего!

Инспектор неопределенно махнул рукой, то ли приветствуя, то ли призывая отбросить условности.

- Вы узнаете этот предмет? – он указал на стол.

Я подошла ближе, присмотрелась и не сдержала удивленного восклицания.

- Узнаю, - я автоматически потянулась к лежащему на носовом платке пузырьку темного стекла, и тут же меня больно дернули за руку.

- Не трогать! – потребовал инспектор Бернгард. От него резко пахло эвкалиптом – настойчивостью и пытливостью. – Смотрите так. Ну что, вы узнали эту вещь?

Я покосилась на Исмира, который изображал ледяную статую, даже не думая вмешиваться в происходящее. Он скрестил руки на груди и прислонился к книжному стеллажу, заставив меня вспомнить о тайнике Ингольва. Однако говорить об этом при посторонних, определенно, не стоит.

Брезгливо стряхнув руку инспектора, я объяснила спокойно:

- Разумеется. Это флакон из «Уртехюс», судя по надписи, в нем эфирное масло полыни обыкновенной.

- Эта вещица сыскались при вашей горничной, - инспектор не спускал с меня настороженного взгляда. – Как она там оказалась, объясните-ка!

- Откуда мне знать? – пожала плечами я, отходя от него подальше. Присела в кресло, подняла глаза на инспектора и попросила: - Скажите, что случилось с Уннер? Мне толком ничего не объяснили. Отчего она... умерла?

На последнем слове голос мой дрогнул. Мне стало почти до слез жаль несчастную девушку. Она не делала никому зла, вряд ли знала какие-нибудь тайны. За что ее убивать?! От мысли, что Уннер могла покончить с собой, к горлу подкатил комок. Неужели ей было настолько плохо, а я не обратила внимания?

Инспектор отвечать мне не торопился. Он уселся, вынул трубку и принялся неторопливо ее набивать.

Я сидела с застывшей на губах улыбкой и твердила себе, что настоящая леди держится с достоинством в любой ситуации. Даже если речь идет о подозрительной смерти горничной этой леди.

- Доктор утверждает, что от отравления туйоном. – Словно хрустящий льдом голос Исмира заставил инспектора дернуться и просыпать табак.

Он мрачно взглянул на дракона, но промолчал, только стал вдвойне усерднее раскуривать трубку.

- То есть... – я запнулась. – Значит, Уннер выпила масло полыни?!

- Выпила или ее напоили, - уточнил инспектор мрачно. От него вдруг потянуло березовым дегтем - выделанной кожей, солью – запах черный и густой, как чернила.

Я тряхнула головой, пытаясь собраться с мыслями. Сложно предположить, что бедняжка сама выбрала такую мучительную смерть. К тому же почему именно на пороге нашего дома? Не в своей комнате, не в том же «Уртехюс».

- Возможно ли, что она не заметила, что пьет? – поинтересовался Исмир, едва шевеля губами.

Его каменная неподвижность пугала.

- Нет, - твердо сказала я. – На вкус оно очень горькое.

- А ваш этот... «Уртехюс» всегда на запоре? – безразлично спросил инспектор Бернгард, глубоко затянувшись. Встал, подошел ко мне, уставился прямо в лицо.

Вопреки прозвищу от него пахло не малиной и медом, а вареным луком и капустой.

- Разумеется, - пожав плечами, я отклонилась подальше от источника противного запаха. – Однако ключ спрятан в прихожей и...

Инспектор не дал мне договорить.

- Это вы ее убили? – перебил он, угрожающе нависая надо мной.

- Вы с ума сошли? – опешила я. – Зачем мне ее убивать?

- Бросьте, - хмыкнул инспектор. – У вас был просто отличный мотив! Пальчики оближешь!

Он экспрессивно поцеловал кончики своих пальцев.

- Какой же? - Я постаралась изобразить отстраненное внимание.

- Валерьянка, - сообщил инспектор азартно. - Вы послали горничную к аптекарю за валерианой, а потом запаниковали. Сообразили, что сделали глупость, ну и того...

Он выразительно чиркнул себя по горлу пальцем.

Признаюсь, я испытала облегчение, несмотря на нелепость обвинения. Ведь я почти ожидала услышать имя Петтера.

Мы вернулись к пресловутому вопросу: как Уннер могла по моему поручению купить экстракт валерианы, если я такого поручения ей не давала?! Зато это объясняло присутствие здесь Исмира...

Вспомнив о тлеющей трубке, инспектор затянулся и выпустил дым прямо мне в лицо.

Разумеется, в горле у меня тут же запершило.

- Откройте окно! – с трудом попросила я, надсадно кашляя.

Инспектор и не подумал послушаться. Исмир, помедлив несколько мгновений, подошел к окну и рывком распахнул створки, впуская поток свежего воздуха.

Прохладный ветер пах огурцом, солью и водорослями.

- Спасибо, - хрипловато поблагодарила я, вытирая выступившие слезы. С некоторым трудом поднялась и холодно посмотрела на вполне довольного собой инспектора. – Инспектор, вы вправе строить любые версии, но избавьте меня от выслушивания глупостей. Если следовать вашим рассуждениям, то мне логичнее было бы убить аптекаря, чем горничную.

Он пожал плечами, и не думая спорить. Травяной аромат тимьяна - как бубен со звенящими подвесками, с раскатами и звонкими всполохами – интерес.

- Мы узнаем, уж будьте уверены! – с некоторой угрозой произнес инспектор.

- Желаю удачи! – колко пожелала я. - Надеюсь, больше вопросов ко мне нет.

С этими словами я направилась к выходу, кипя от злости.

- Последний вопрос, - уже на пороге остановил меня голос Исмира.

- Да, господин Исмир, - я нехотя обернулась.

- Где вы были последние три часа? – прищуренные глаза дракона казались слишком яркими на бледном лице.

- Гуляла по берегу моря, - не задумываясь, ответила я. И спохватилась: - Мы. В смысле, на берег меня отвез Петтер, ординарец моего мужа.

Пристальный взгляд Исмира заставил меня почувствовать неловкость.

«Глупости! – сказала я себе. – Он ничего не может знать!»

- Наедине? – вмешался инспектор. Улыбка его была... похабной? – А может, вы вместе девчонку прибили и алиби друг дружке организовали? Кто из вас придумал на берег-то ехать?

- Мой муж, - ледяным тоном ответила я. – Вы можете обратиться за разъяснениями к нему. А теперь прошу меня извинить!

Оказавшись за дверью (ах, как хотелось от души ею хлопнуть!), я позволила себе на мгновение зажмуриться и прислониться к стене.

Представляю, как бы смаковали версию инспектора газетчики! Убийство юной горничной ее же собственной хозяйкой! Пикантнее, если бы мотивом была ревность, но попытка замести следы преступления тоже сгодится...

На лестнице рядом с констеблем мялся Сигурд, бледный и перепуганный. Исходящий от него душный, жгучий запах хрена и преющего компоста – страх – заставил меня ему посочувствовать. До леденцов вполне могла дойти история о бесцеремонных «ухаживаниях» Сигурда за бедной Уннер, и кто знает, какие выводы они из этого сделают?

Констебль бросил на меня взгляд, но промолчал, внимая бормотанию Сигурда.

Вне себя от злости, я быстро спустилась по лестнице. И примерзла к полу, заметив Петтера за распахнутой дверью гостиной. Он сидел, зажав между колен сцепленные руки, и смотрел прямо перед собой. Губы его шевелись, но ни один звук не срывался с них. Что и кому он пытался рассказать? Оправдываясь? Моля?

Горечь аромата хризантем окутывала его шелестящим покрывалом. Цветы, которые распускаются, когда весь остальной сад умирает. Слишком поздно. Слишком горько.

Мне вдруг отчаянно захотелось подойти, обнять его за плечи, утешить... Глупо и безрассудно.

Надо думать, Ингольв не придет в восторг, если я стану прилюдно демонстрировать привязанность к его ординарцу. Да и сам Петтер сейчас не принял бы от меня ни нежности, ни сочувствия...

Чувствуя странную опустошенность и боль, я вышла из дома. Остановилась на крыльце, подставила лицо мелкому дождю.

Что же я наделала?! И как сложно разобраться в собственных чувствах! Вина, горечь, пронзительная нежность, стыд... Горько-сладкий коктейль, в который щедро добавили льда безнадежности.