Страница 27 из 48
Чернобородый, пользуясь суматохой, вырвал из кармана нож и схватил Смолина за ногу.
Капитан почти в упор выстрелил в него и, заметив, как Анчугов длинным ударом в челюсть свалил второго, кинулся за главарем.
На лестничной клетке никого не было.
«Ушел через люк», — сообразил Смолин, сбегая по лестнице и надеясь, что преступника перехватят на крыше.
Но главаря не взяли. Он не стал спускаться по лестнице, где его ждала засада, а выбросился в палисадник с противоположного чердачного окна и растворился в темноте.
Весь следующий день Смолин и Анчугов провели в научно-техническом отделе. Эксперты подтвердили, что следы ног, сфотографированные Смолиным на чердаке, принадлежали человеку, пившему водку у реки несколько ночей назад. Поперечные царапины и точечные следы, оставленные «слоном» на первом ключе, походили на небольшие насечки, оставшиеся на вытолкнутом ключе. Пластелиновый слепок со следов отжима совпал со следами ломика, найденного у убитого преступника.
Надо было искать третьего, главного в банде.
Задержанный, он назвал себя Калюжным, на допросе в прокуратуре валял дурака. По его словам, он случайно оказался среди грабителей. Ему, мелкому карманному вору, обещали свой куш, и он пошел в дело, как подсобник.
Смолин установил адрес Калюжного. Комнату обыскали и нашли кусок веревки. На письма, которые могли поступить Калюжному домой и в почтовые отделения, прокуратура не медля наложила арест.
Люди Кичиги занялись веревкой. Эксперты сообщили, что оба куска — из квартиры Калюжного и с чердака — являются частями одного целого. Оба куска имели одинаковое, левое, направление крутки. И тот и другой обрезки включали по три каболки. Цвет у них был светло-серый, а поверхность чиста и не истерта. Оба куска имели одну форму поперечного разреза — без пустоты между каболками. Волокна из конопли содержали почти одинаковую примесь костры. Концы обоих кусков точно совпадали.
Калюжный, узнав заключение экспертизы, упал духом, но продолжал запираться.
Смолин рассказал Калюжному, как тот пил водку у реки, о чем они говорили там, как пытались открыть квартиру.
И тогда Калюжный выдал сообщников.
По его словам выходило, что главарь шайки Рысев — мрачен и злобен до крайности. Он нигде не живет подолгу, и никто не может сказать, где он сейчас. Разве только Дуся. Та знает. Но не скажет. Любит его.
Вооружен Рысев двумя пистолетами и ножом-кастетом, и ослушаться его слова никто не может. И Калюжный, и убитый Шиян не хотели опять идти в квартиру полковника, но Рысев только мрачно посмеялся над ними.
Наблюдение за жильем Дуси ничего не дало. Рысев туда не шел.
Никаких писем не поступало и на имя Калюжного. И только через месяц из соседнего городка на главпочтамт, до востребования пришла открытка:
«Буду у Дуси пятого. Зайди повидаться. Папа».
От вокзала к дому Черной Дуси вела неширокая извилистая улица. Она была бы совсем пустынной в этот ранний утренний час, если б не автомашина, застрявшая при выезде с одного из дворов.
Видно, во двор привозили уголь, — грузчики с ног до головы были в черной пыли. Теперь они помогали шоферу, свирепо накручивая рукоятку. Но машина не заводилась.
Около восьми утра, почти вслед за приходом первой электрички, на улице появился одинокий путник. Это был мрачный человек огромного роста, быстро и сосредоточенно шагавший от вокзала.
Вот он поравнялся с машиной и стал обходить ее в просвете между стеной и бортом.
В то же мгновенье грузчики метнулись к прохожему, железно схватили его за руки и втолкнули в кабину.
В управлении, отмываясь от угольной пыли, Анчугов весело косился на Смолина:
— Заарканили душегубца!
Смолин, растиравший полотенцем жесткие мускулы на груди, улыбался:
— Первое доброе дело на твоем счету, Иван Сергеич.
— И комар лошадь свалит, коли волк пособит.
Покончив с умыванием, Смолин позвонил дежурному:
— Ждет? Хорошо. Проведите его ко мне.
Через несколько минут в кабинет вошел Останин. На этот раз он был в рабочей куртке и серой промасленной кепке. Эта одежда прочно шла к его крупной фигуре, к таким же крупным рукам и к серым глазам, похожим на сталь, с которой он имеет дело. И, может быть, поэтому от его фигуры веяло уверенностью, хоть Смолин и увидел сразу: волнуется.
Сообщив Останину, что преступников задержали, Смолин, покосившись на Анчугова, спросил:
— Свадьба-то скоро?
Останин густо покраснел, сказал вбок куда-то:
— Через неделю, видно.
— Зови на свадьбу. Счастье вертко. Не упусти девушку.
— Ясное дело, — просиял Останин, — иная любовь, как вешний лед. Не у нас, но бывает…
И они все трое дружно рассмеялись, каждому казалось, что в этот день самая большая удача выпала именно ему.
СОЛЬ ТЯЖЕЛЫХ МЕТАЛЛОВ
— Умышленное убийство, полагаете?
— Вероятно.
Следователь прокуратуры Михаил Иванович Гайда окинул взглядом полянку и кивнул Смолину.
— Возможно, вы правы. Однако мало доказательств.
Смолин молча протянул следователю портсигар, закурил сам и присел на редкую весеннюю травку.
Гайда последовал его примеру.
Капитан понимал: Михаил Иванович прав. Следы говорили о многом, но все-таки этого мало, чтоб заставить убийцу сознаться.
Несколько часов назад в управление милиции явился Иван Евсеевич Груздь — счетовод одной из артелей. Он был бледен, как бумага, и волочил по полу бескурковую двустволку.
Груздю предложили стул, дали стакан холодной воды, разрешили курить.
Опамятовавшись, счетовод рассказал о несчастье.
Груздь и его сослуживец Семен Петрович Курчатов выехали ночью за город, на боровую дичь. До рассвета успели починить шалаши и приготовиться к стрельбе.
Зорька вышла неудачная. Синие краски восхода уже перешли в розовые, потом в блекло-желтые, а косачей все не было.
В девятом часу, потеряв надежду на удачу, охотники решили побродить по лесу.
Но не везет — так не везет! И в лесу — то же. Тетерева не подпускали близко, а стрелять не в меру было жаль — распугаешь дичь.
Тогда Груздь вспомнил: неподалеку есть славное озерцо, похожее на широкую подкову. В прошлом году там была пропасть кряквы, шилохвости, чирков.
Семен Петрович охотно согласился пойти на это озеро.
И верно — там была дичь. Только они вышли на песчаную поляну перед озером, как Курчатов увидел стаю бекасов. Птицы сидели на чистой воде, за осокой.
Семен Петрович быстро пошел вперед, а Груздь поспешил за ним.
Они приблизились почти на выстрел, когда бекасы снялись с воды. Оба охотника, замерев, вскинули ружья.
И тут случилась беда. Груздь ударил из правого ствола по стае, бросился вперед и наткнулся… на мертвого товарища. Курчатов лежал лицом вниз, и из его затылка текла кровь. Сначала Груздь оторопел настолько, что не смог сделать ни одного движения. Потом, убедившись, что Курчатов мертв, сломя голову побежал на станцию.
Крестов испытующе посмотрел на замолчавшего счетовода. Тот, перехватив этот взгляд, устало кивнул головой:
— Это все. Больше мне нечего сказать.
Полковник позвонил прокурору и коротко сообщил о случившемся.
Пока ждали следователя прокуратуры, Смолин отнес ружье Кичиге и оттуда позвонил в артель, где работал Груздь.
Захватив краткое заключение эксперта и ружье, капитан вернулся в кабинет Крестова.
Здесь его уже ждал Гайда, медлительный и недоверчивый человек, молчаливый, как все некрасивые люди.
Может быть, именно в силу этого недостатка Гайда не знал другой радости, кроме работы. Он испытывал чувство, похожее на ревность, если другому следователю удавалось быстро и точно провести дело, и чрезвычайно болезненно переживал свои редкие неудачи.