Страница 22 из 50
— Унгин?!
Вновь прибывший внимательно всмотрелся в тренированное, ухоженное тело человека, окликнувшего его по имени. Посмотрел в лицо. Неуверенно спросил:
— Варрос?
— Я!
Старые друзья обнялись. Стражники бросили на них быстрый взгляд — не драка ли затевается, и вернулись каждый к своим занятиям. Прочие гладиаторы не обратили на них внимания, готовясь к ночному отдыху. Варрос кивнул товарищу детства на умывалку, где уже никого не было.
Что-то давно забытое шевельнусь в груди Варроса, на него словно пахнуло запахом родных гор. Но это что-то неуловимое тут же и пропало, забитое запахами гладиаторской казармы.
— Варрос! Ты жив! Я думал, что ты давно погиб! — воскликнул Унгин. — Как ты изменился, я бы тебя и не узнал — похудел, да еще эта борода! А в племени считали, что ты погиб. Там в окрестностях бродил белый житель гор, решили, что ты попался на его зов.
— Да, я его видел, — кивнул Варрос.
В гладиаторской школе от болтливости отучали любого, а Варрос этим особенно никогда и не грешил. Он смотрел на товарища детства и жалел, что позвал его. Говорить ему с ним было абсолютно не о чем. Родной остров и все, что с ним связано, умерло в его сердце навсегда. И хотя был очень маловероятен шанс, что он сойдется с Унгином на арене, Варрос точно знал, что, если это случится, он убьет его.
— Я так рад, что встретил тебя! — продолжал Унгин. — Лунгарзийцы напали на нашу стоянку, всех убили или забрали в рабство. Тарлак, наш с тобой учитель — помнишь его? — погиб с копьем в руках. Многие погибли, многих, кто послабее, убили. Не по-человечески убили, повесили на деревьях ногами вверх, словно скотину, перед тем как шкуру снять, бр-р. А я вот уж сколько дней в колодках, почти ничего не ел, все думаю о побеге. Наконец-то с меня сняли кандалы! Теперь я сбегу точно. Как я рад, Варрос, что встретил тебя! Вдвоем будет сбежать гораздо легче!
— Отсюда не сбежишь, — холодно ответил Варрос. Даже если Унгин через полгода будет отпущен в город,
Варрос знал, что бежать ему не удастся — при малейшей попытке он будет схвачен и вывешен на стене школы всем в назидание. Были прецеденты. Варрос не желал такой смерти другу детства, хотя, по большому счету, ему сейчас было наплевать на судьбу Унгина.
— Отсюда не сбежишь, — повторил Варрос. — Лучше уж умереть на арене с мечом в руке, как полагается мужчине, чем висеть ногами вверх.
— Умереть на арене?! — гневно воскликнул Унгин. — Ради забавы этих проклятых лунгарзийцев? Я понимаю — умереть за родину, за племя, за себя…
— У меня нет родины, — без каких-либо эмоций в голосе произнес Варрос. — Она отвергла меня, И ты прекрасно знаешь почему.
Унгин смутился.
— Да, я помню, — ответил он. — И я никогда не забуду, что ты тогда сделал для меня. Но… Но сейчас это так далеко и неважно. Сейчас надо думать о побеге. Ты поможешь мне?
— Отсюда не сбежишь, — в третий раз сказал Варрос. — Надо смириться с судьбой, раз так порешили великие Зирива-ванат и Сугнуна, и умереть достойно — на арене.
— Ну уж нет! Умереть с мечом в руке — да, согласен. Но не ради чьей-то потехи! В последний раз спрашиваю: ты поможешь мне бежать?
— Нет.
Это» нет» прозвучало, как надгробный камень на надеждах Унгина. Он посмотрел на Варроса. Тот не отвел глаз. Молчание длилось долго, очень долго.
— Как знаешь, — наконец зло процедил Унгин, повернулся и, не оборачиваясь, пошел в казарму.
Варрос смотрел ему вслед, потом набрал в сложенные раковиной руки воды из каменного корыта и брызнул в лицо. Ему было не в чем себя упрекнуть. Он вздохнул и отправился спать — давно он уже не видел чудесных снов, посылаемых свыше, и начинал волноваться: не бред ли это воспаленного воображения, были ли они вообще?
Войдя в казарму, он успел заметить, как Унгин, словно ненароком, подошел к болтающему с товарищем, ничего не подозревающему стражнику и, будто случайно, толкнул его. Стражник от неожиданности повалился на второго, двое других вскочили со скамьи, но было поздно — в руках Унгина блеснул выхваченный из ножен зазевавшегося стражника меч. Прежде чем быть зарубленным тремя вооруженными, ко всему привыкшими стражниками, он успел заколоть того, которого обезоружил, и умер с мечом в руке и счастливой улыбкой на лице.
Усталые гладиаторы с интересом наблюдали за редким развлечением и не сводили взгляда с двух трупов, пока их не уволокли подоспевшие товарищи охранников.
Никто не пошевелился, чтобы не попасть под горячую руку. Двоих новичков, что прибыли в школу с Унгином, тут же увели, и больше Варрос их никогда не видел.
Дней через полдюжины Варроса увезли в столицу — на следующий день готовились выступления перед самим королем Мерналдитом. По давней традиции, истоков которой уже никто не помнил, перед смертным поединком будущих противников селили на ночь вместе — чтобы получше узнали друг друга.
Варрос вошел в просторную камеру с двумя постелями — там уже сидел некий Грел из школы, что на восточном побережье, которому молва присвоила кличку «Неистовый». Варрос кивнул в знак приветствия, внимательно посмотрел на него, оценивая, и не обращая больше внимания, улегся на свободную постель, отвернувшись к стене.
— Я убью тебя завтра, щенок! — прорычал Неистовый, но Варрос даже не отреагировал.
Скрипнула дверь, вошел слуга и поставил на стол между кроватей два подноса — каждому отдельный ужин.
Неистовый придвинул к себе оба, но Варрос встал и, глядя ему прямо в глаза, придвинул свой к себе. Грел выругался, вновь запугивая, и принялся есть. Он был опытный гладиатор, прошедший более дюжины смертных боев, и не в первый раз проводил ночь с противником. Одно дело — стращать, давить морально, другое — раньше времени вступать в драку.
Вновь скрипнула дверь. Оба удивленно посмотрели в ее сторону. На пороге стоял стражник, за ним виднелись две женщины.
— По велению великодушного короля Мерналдита вам посылаются женщины, чтобы вы смелее и красивее сражались завтра, — объявил он. — Тот из вас, кто победит в завтрашнем бою, в течение десяти дней будет каждый вечер получать новую женщину!
Женщины прошли в комнату, стражник поставил на стол кувшин со слабеньким винцом, вышел и закрыл дверь.
— Я беру эту, — ткнул Грел пальцев в более симпатичную.
— Бери обоих, — равнодушно сказал Варрос, который вновь лег и отвернулся к стене.
— Задобрить хочешь?! — прорычал Неистовый. — Этот номер не пройдет — я все равно убью тебя завтра!
— Я хочу спать! — спокойно ответил Варрос, как отрезал. — Один. А ты делай, что хочешь. Но мой совет — тоже спи.
Мельком в голове проскочила мысль, что так оно к лучшему — пусть потасканные красотки отнимут у противника всю силу, легче будет завтра на арене, но он тут же подумал, что и так должен убить соперника, кто бы против него не вышел. Подумал — и заснул.
Они с Грелом открывали состязания. Отревели трубы, ушли с арены герольды и прочие пары гладиаторов, чей час еще не настал.
Варрос впервые видел короля Мерналдита — но королевская ложа была от него шагах в двадцати и залита солнцем, ему не удалось как следует рассмотреть лицо нынешнего повелителя древней Лунгарзии.
А король Мерналдит чувствовал себя отвратительно — с утра разболелся коренной зуб. Он еле отсидел парад гладиаторов, размышляя: не перенести ли состязания на другой день, переполненные трибуны его ничуть не смущали. Не помогали ни ласки окружавших его и сопровождающих повсюду красоток, ни кубок превосходного вина. Оставалась одна надежда — что зрелищные поединки отвлекут от муторной боли.
— Первый бой обещает быть крайне захватывающим, ваше величество, — с подобострастной улыбкой сказал один из вельмож. — Сражается сам Грел-Неистовый, что так понравился вам в прошлый раз. Готов биться об заклад на десять золотых с кем угодно, что он легко победит этого недоучку из школы в Дахне.
— Посмотрим, — угрюмо буркнул король, держась левой рукой за щеку, а правой поднеся к губам кубок.