Год французов

— Расходитесь по домам и живите с миром. И помните, что сказал наш Спаситель: «Ибо все взявшие меч, мечем и погибнут». Помните о своем долге перед Господом, королем и вашими семьями: им нужны отцы, мужья и сильные сыновья убирать урожай. И прошу вас вместе со мной помолиться, дабы поскорее снизошел мир на народ наш, дабы не пролилась кровь невинных. Во имя Отца, Сына и Святаго Духа.

Он осенил паству крестным знамением, повернулся к алтарю, преклонил колени и быстро забормотал молитву. Закончил он ее почти шепотом, по-английски. На более понятном Господу языке.

После службы он вышел на залитое солнцем крыльцо, кивая на прощание одним, благословляя других. Такое было не в его правилах. В приходе он прослыл пастырем суровым, даже грозным, держался и проводил службы сухо и едва ли не отчужденно. Но в то утро прихожане отвечали кивком на прощальный кивок, улыбкой на его улыбку, не скупились на слова, когда он заговаривал, они понимали, что Хасси, не в силах побороть сдержанность, неуклюже, но искренне пытается воззвать к их душам не словом и жестом, а всем своим существом. Но попытки его пропали втуне, ибо даже те, кто не помышлял идти к французам, не понимали пастора. Что им король? Они слышали, что зовут его Георг, видели его изображение на монетах. Вот и все.

Сложив руки за спиной, брел Хасси к дому, печальный, тщедушный человечек в рясе. Во всей округе ему не с кем и поговорить на равных, разве что с Томасом Трейси, человеком воспитанным, суждений непредвзятых и разумных. Да, нормальный священник-католик не взял бы приход в стране, где правят протестанты, впрочем, закон и порядок — первооснова в любой стране. Король Георг представлялся Хасси еще более смутно, чем его пастве, лишь как символ порядка. Его, конечно, смущало и огорчало, что символ этот был протестантским, но хорошо хоть, что король пока жив и не лишился головы, как бедный Людовик.

БАЛЛИНА, АВГУСТА 24-ГО

Сэр Томас Чапмен, полковник английской армии, командующий гарнизоном в Баллине, был в замешательстве. У противника численное превосходство, но не подавляющее, поэтому не стоит торопиться с эвакуацией города. Можно поискать другой выход. Гвардейцы принца Уэльского да отряд карабинеров — вот и все войска, на которые он может рассчитывать. Остальные — местные йомены, собравшиеся из окрестных селений, от прочих ирландцев их не отличить, если не знать заранее, на чьей они стороне. По Баллине толпами ходили беженцы, они вопреки логике требовали защиты и одновременно мести, кричали о безопасности и об ответном сокрушительном ударе. Всякого паписта в Мейо они подозревали в измене, и в этом полковник с ними сходился. Стоило поразмыслить об отступлении к Каслбару, там больше войск. Приняв бой, на худой конец можно задержать французов здесь, на берегах реки Мой, а если повезет, то и отбросить их к Киллале.

Пополудни удача и впрямь улыбнулась ему, только иначе. В городе арестовали некоего Уэлша. При нем нашли бумагу, подписанную «Б. Тилинг» и удостоверяющую, что Уэлш — капитан армии Ирландской республики. Чапмен предал его военно-полевому суду прямо под открытым небом перед горожанами, и Уэлшу вынесли смертный приговор. Сам он был из крестьян, хотя, судя по рубашке тонкого полотна, не из бедных. Для виселицы Чапмен выбрал подъемный крюк в крытом рынке. Уэлша казнили, как и подобает офицеру: перед строем, под барабанную дробь. После этой казни воинственные протестанты на время успокоились. Чапмен с одинаковой неприязнью созерцал как повешенного паписта, так и протестантскую орду. Потом мысли его снова обратились на север — к невидимым пока французам.

Наконец он решился: нужно принять бой! К вечеру он вывел за город войска, поставив гвардейцев в авангард. Они-то и встретили французов под командой Сарризэна в миле к северу от города. Бой был яростным, но недолгим: когда французы пошли в штыки, гвардейцы Чапмена дрогнули. Он приказал им отступать и перегруппироваться; смущало его лишь то, что французы не наседали, позволив ему провести свой план. Вдруг с фланга его атаковали повстанцы-крестьяне, они налетели как дьяволы, с отчаянными криками, паля из мушкетов, орудуя пиками.

Чапмен вскорости убедился, что под его началом не закаленные солдаты, а охваченные постыдной паникой трусы. С воплями ужаса бежали они к городу, а вслед катилась волна крестьян, с тыла их поддерживали французы. Чапмен на скаку бил плашмя саблей по спинам своих солдат, проклинал их, приказывая повернуть и встретить врага на узких улочках Баллины. Но те бежали без оглядки через весь город и дальше, прямо по полям, в сторону Фоксфорда. Вспомнились страшные рассказы о войне с шотландцами, тогда полуголые, дико орущие горцы обратили в бегство регулярные войска. Здесь же к дикарям добавились хладнокровные в штыковом бою, бывалые французские солдаты. Такое кого угодно устрашит. И все же унизительно смотреть, как спасаются бегством под покровом ночи британские гвардейцы. В отчаянии ему даже подумалось о плене. У французов, конечно, не у ирландцев. Но к французам он не попадет, первыми в город вошли ирландцы. И откуда их столько взялось? Словно море накатило из ночи. Но отчаяние его сменилось здравым рассуждением, и с тяжким вздохом, беспомощно пожав плечами, он поскакал вслед за своим воинством.

Битва за Баллину, мелкая и незначительная, в балладах предстала грандиозным сражением. Захватив город, повстанцы столпились вокруг повешенного Уэлша, крестьянина из Кроссмолины, многие хорошо знали его. Зрелище необычное и пугающее, не сразу догадались опустить его на землю. Галопом прискакал в Баллину Эмбер, на скаку скользнул проворным взглядом по улицам, толпе повстанцев, повешенному, домам окрест.

ДУБЛИНСКАЯ КРЕПОСТЬ, АВГУСТА 24-ГО

Маркиз Корнуоллис, наместник короля и главнокомандующий войсками Его Величества в Ирландии, крупный мужчина лет шестидесяти, похожий скорее на помещика, чем на полководца, с мягким взором и насмешливым ртом, собрал Государственный совет.

— Итак, господа, — беспечно начал он, — по сведениям, которыми мы располагаем, в пустошах Мейо высадился небольшой отряд французов.

— И высадятся еще, — вставил сэр Джон Денам, малорослый желчный баронет из Роскомона. — Можно не сомневаться. Уж сколько лет они пытаются воспользоваться изменой, охватившей весь остров, и вот наконец намерения их исполняются.

— Утверждать подобное не берусь, — сказал Корнуоллис, — думается, ирландская кампания далеко не самое любимое детище Директории. Однако, как бы там ни было, на северо-запад держит курс целая эскадра наших кораблей. Первому отряду французов удалось проскочить незаметно, остальным не удастся. Что вы на это скажете, господин Кук?

— Трудно было предположить, что они высадятся в Мейо, — ответил тот, — мы знали, что в Мейо ропщут крестьяне, но стихийно, неорганизованно. Обычные распри с помещиками, да и то лишь по мелочам. В основном в Тайроли. Там-то французы и высадились. Деннис Браун не один месяц уже сетует на волнения в тех краях. Он даже письменно запросил войска.

— Что ж, теперь у него их вдоволь. Правда, в непривычных мундирах. — Лорд Корнуоллис положил ногу на стул, он страдал подагрой. — Хотелось бы мне знать, кто командует у французов.

— Да поможет бог несчастным и смиренным сторонникам короля в Мейо, — вздохнул Денам. — Пока мы здесь разглагольствуем, над ними глумятся папистские орды.

— Мои намерения таковы, — холодно проговорил Корнуоллис, — встретить французов в бою и разгромить их, подавить мятеж и восстановить покой в королевстве. Я старый солдат и дело свое знаю.

— Я и не сомневался в этом, ваше высочество.

— Надеюсь.

Через широкий полированный стол каштанового дерева к нему наклонился генерал Лейк и доверительно шепнул:

— Ваше высочество, наши сведения могут оказаться неполными. Возможно, французов высадилось много больше. Хотя и в этом случае они неизмеримо уступают нам в численности войск. Только прикажите, и я немедля пойду на Мейо и уничтожу заразу на корню, пока французы не укрепили своих позиций, пока бунтари не подняли головы по всей стране.