Год французов

— Вам доводилось бывать в Мейо? — вдруг спросил Эллиот.

— Даже окрест не бывал. Сам-то я из Лимерика.

— Новые взгляды да веяния у нас не очень привечают, — сказал Эллиот. — Сильные чувства еще найдут отклик, но не новые взгляды. На нашей земле они всходов не дадут. Может, когда и удастся вам Мейо показать. — Незримые узы сочувствия связывали его с этим маленьким, но столь сильным человеком. Бьется, как муха в манящей янтарной смоле, на пепелище надежд.

— Не откажусь, — согласился О’Халлоран. — Всю жизнь мечтаю посмотреть Америку, но и Мейо подойдет.

Он пожал гостю руку и закрыл за ним дверь.

Сыпал редкий дождь. На площади он заслышал барабанную дробь, посвист флейты и поспешил туда. Три роты английских солдат стояли навытяжку. Сержанты впереди отрывисто выкрикивали команды. С трех сторон площадь окружили зеваки, Эллиот, сдвинув шляпу набекрень, стоял и смотрел. Низкое свинцовое небо придавило аккуратные домики красного кирпича, фигурки солдат в алых мундирах. Вот замер на бегу мальчик, привлеченный громкими звуками и яркой формой, потом побежал дальше, негромко напевая:

Спешат по морю к нам французы,

Пророчит старая вещунья.

Спешат их корабли на помощь,

Пророчит старая вещунья.

Слова. У старой песенки рассыльного появились новые слова. Эллиот повернулся и пошел назад к поросшей кустарником, грязной от торфа реке.

ДУБЛИН, АВГУСТА 18-ГО ПИСЬМО ЭДВАРДУ КУКУ, ПОМОЩНИКУ МИНИСТРА, ДУБЛИНСКАЯ КРЕПОСТЬ, ПОДПИСАННОЕ: ДЖ. Р

Завтра Директория переезжает, нового адреса пока не знаю. Сегодня был на улице Дорсет вместе с О’Халлораном и Уэрингом, они с нарочным рассылали письма своим представителям в разных графствах, приняли нескольких посетителей, в том числе Фрэнсиса Кью из Карлоу и Малкольма Эллиота из Мейо.

Эллиот заверил, что в Мейо Объединенных ирландцев, принявших клятву, организованных и вооруженных, более тысячи. Не уверен, что они будут послушны ему, скорее Джону Муру из Баллинтаббера, младшему брату Джорджа Мура, чьи мятежные взгляды вне сомнений, однако он очень хитер и не станет открыто руководить восстанием, а передоверит это брату. Сам Эллиот мрачен и сомневается, однако превратно истолкованное понятие чести удерживает его в организации.

Позволю себе еще раз напомнить, что в стране существует сильная организация, распространившаяся повсюду, она поднимет народ по приходе французов, независимо от того, на свободе или за решеткой Директория Объединенных ирландцев. Попадаются среди них и толковые, прозорливые люди вроде О’Халлорана. Они не остановятся даже перед убийством, поэтому я, служа родине, подвергаюсь смертельной опасности. К тому же, запустив свои дела, я оказался в весьма затруднительном положении. Чтобы расплатиться с самыми докучливыми кредиторами, мне нужно сто фунтов наличными, а взять их негде. Вы, надеюсь, не сомневаетесь, что действую я всецело из-за любви к родине, и мне претят те подлые доносчики, которые ради наживы предают друзей и сподвижников. Выражаю надежду, что министры Его Величества не допустят, чтоб я разорился.

КИЛЛАЛА, АВГУСТА 20-Г0

В ночь на двадцатое августа тайролийские йомены провели в Киллале обыски — искали оружие и антигосударственные документы. Перед этим, чтобы соответственно настроиться, йомены в полном облачении с мушкетами и примкнутыми штыками собрались в таверне «Волкодав» и изрядно хлебнули виски. Ни по выправке, ни по характеру они не походили на людей военных, ими владел страх. Ходили слухи, что папистов муштруют по ночам, обучают стрельбе из французских мушкетов, что готовится резня страшнее, чем в 1641-м, когда мятежники потехи ради насаживали на пики младенцев и швыряли их тела в огонь. Из Дублина в Баллину прибыл отряд английских солдат, но разве знают они, каковы паписты и чего от них можно ждать. Тавернщик-папист обносил их виски вежливо и обходительно, красное лицо спокойно, лишь быстрые, глубоко посаженные глаза настороже.

Купер расплатился за выпивку, вывел своих йоменов и построил на улице против церкви пастора Брума.

— Конечно, — напутствовал он их, — много в Киллале папистов, верных престолу, как и мы с вами. Одного вы только что видели у «Волкодава» — трудится парень не покладая рук, таверну держит. Есть же порядочные работяги, им и нужно-то в жизни лишь мир да покой. Так вот: чтоб я от таких папистов жалоб на вас не слышал. Мы ищем тех, кто против государя. У кого мушкеты найдете, у кого пики. Таких приводите ко мне, а жилища сжигайте. Господом клянусь, мы сегодня с ними управимся, пусть для этого придется хоть на каждом холме запалить огонь, как в ночь Святого Иоанна. Вы не хуже меня знаете, каковы паписты, и мы не забыли, что они учинили в Уэксфорде, — не приструнили их вовремя. Конечно, вокруг папистов что деревьев в лесной чаще, но мы-то протестанты, и это нас всегда отличало и отличает. Мы сражались за правое дело и во времена Кромвеля и при короле Вильгельме, и господь нас не оставлял. И теперь всякий папист, завидев зарево, смекнет, что мы былым заветам верны.

И музыканты — барабан и две флейты, купленные Купером, — завели «Лиллибулеро»[21], резкие грубые звуки ударили по ветхим домишкам на узкой улочке. Купер, положив руку на эфес шпаги, другой задумчиво потирал подбородок. Сам он был в ту минуту не храбрее своих йоменов, но есть ли у него выбор? Киллальские паписты должны крепко запомнить, что здешние протестанты не кучка жалких чиновников и лавочников. Гленторн и другие высокие господа ему под стать только потому и живут припеваючи в Англии, что такие люди, как сам Купер, мелкие помещики, вроде Гибсона, шорники, подобно сержанту Томпкинсу, готовы отстоять эту землю. Их прадедам она досталась в кровавых боях. И по сей день на острове — два народа, мучимых нескончаемыми раздорами, а протестантов в четыре раза меньше числом. Зато у них больше ума, решимости, с ними и божья благодать. И все-таки жечь чужие дома, хоть и летом, не по-христиански. И Купер еще больше взъярился на папистов, ведь это они понуждают к такой жестокости.

Томпкинс со своим подразделением подошел к домику Хогана, угрюмого здоровяка, известного задиры и драчуна. Томпкинс замолотил в дверь кулаком, потом Эндрю Бладсоу со всего размаху ударил по ней сапогом и распахнул. Том Робинсон поднял фонарь, и йомены ввалились в комнату.

На низкой кровати лежали Хоган с женой, а поперек, у них в ногах, — трое детишек. В темном углу на соломе смутно виднелись еще какие-то тела.

— Именем короля, обыск! — провозгласил Томпкинс. — Ищем изменников.

Жена Хогана ахнула, кто-то из детей заплакал. Хоган сел, протер заспанные глаза.

— Кого еще черт принес? Кто вы такие?

— Мы действуем по закону. Ищем изменников короля, — ответил Томпкинс.

— Это ты, что ль, Томпкинс? — признал его Хоган и спустил ноги на пол.

— Ни с места! — приказал сержант.

Жена Хогана заплакала — смысла грозных английских слов она не понимала.

— Ну-ка, замолчи! — одернул ее муж. — И малого угомони. А вы бы убирались отсюда, пока я за дубинку не взялся.

Томпкинс повернулся к йоменам.

— Ищите как следует. Загляните под крышу. Они пики в соломе прячут.

— Пики, говоришь? Сейчас я покажу тебе пики! — пригрозил Хоган и вскочил на ноги. Кто-то из йоменов, испугавшись, нажал на курок мушкета. Ахнул выстрел, пуля угодила в соломенную крышу. И стрелявший и Хоган оторопели, лишь снова зашелся в плаче ребенок. Мать прижала его покрепче к груди.

— Валяй, ищи, — бросил Хоган и улегся в постель, — хоть все вверх дном переверни!

Он с давних пор недолюбливал Мэлэки Дугана, поэтому не был связан ни с Избранниками, ни с Объединенными ирландцами, но назавтра сразу же пошел к Рандалу Мак-Доннелу и прямо на конюшне у того принял присягу тайного общества.

Томпкинс с подручными обошли еще с дюжину лачуг, но ни пик, ни мушкетов не нашли. А холмы к северу и востоку занялись зарницами пожарищ.