Страница 75 из 88
Осенью 1796 г. Потоцкий преподнес Платону Зубову свои «Исторические и географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах»[646] и заслужил одобрение императрицы. «Благодарю вас за удовольствие, которое доставило мне чтение ваших сочинений, — уверял его фаворит. — Я не преминул представить их пред светлые очи императрицы. Конечно, никто не мог быть лучшим судьей. Извещая вас, что они снискали полнейшее одобрение Ее Величества, я рад подтвердить…» и т. д.[647] Но смерть Екатерины II расстроила планы Потоцкого.
Значительная часть обоих журналов, «Хамелеона» и «Меркурия», отводилась под педагогические трактаты. И не случайно: Чуди занимал должность секретаря Московского университета, куратором которого был Шувалов, а после возвращения из Франции он стал первым гофмейстером Пажеского корпуса (1759–1760). В своем «Мемуаре» он сформулировал передовые педагогические принципы: установление дружеских отношений между учителями и учениками, равенство между учащимися, отмена телесных наказаний. Сальморанк в 1781–1783 гг. служил директором гимназии для дворянских недорослей в Шклове, основанной генералом Зоричем, потом получил должность преподавателя истории и риторики в императорском шляхетском кадетском корпусе; именно в типографии корпуса и печатался его «Меркурий».
Должность наставника предлагалась ученым и философам: д’Аламберу, который отказался учить Павла Петровича (Дидро рекомендовал на это место Гримма), Жильберу Ромму, согласившемуся воспитывать Павла Строганова. В Париже Ромм дружил с графом И. А. Головкиным, воспитывавшим своих детей по Руссо. Дидро написал для России не только план организации Университета, но и предложения для Кадетского корпуса. Там работал его знакомый, врач Никола Габриель Клерк (1726–1798), который в 1770 г. пробовал издавать научный журнал «Компас Земли» (La Boussole de la Terre), но выпустил только один номер. Карьера его весьма примечательна. Впервые в Россию он прибыл в 1759 г. в качестве врача графа К. Г. Разумовского, гетмана Малороссии, шесть лет провел на Украине, затем сопровождал графа в путешествии по Европе. Во второй приезд (1769–1775) он был врачом при великом князе Павле, профессором в Кадетском корпусе, опубликовал «Философские размышления о воспитании» (1772). Даты не случайно совпадают со временем русско-турецкой войны: Клерк шпионил по поручению посла Дюрана де Дистроффа, доставал военные карты и сведения экономического характера, позволявшие определить, может ли Россия продолжать войну. Подобные документы в 1774 г. доставил во Францию из Петербурга… глава энциклопедистов: «Г. Дидро взялся передать г. де Ноаю пакет, содержащий несколько меморандумов о состоянии российской торговли и карту Черного моря, интересную в особенности тем, что на ней обозначены […] крепости, что должны быть построены в устье Дона, вовсе отсутствующие или плохо нарисованные на гравированных картах. Копией ее я обязан г. Денону, который прикладывает все свои умения и старания, чтобы быть полезным. Карта была заново изготовлена по приказу правительства, и мы раздобыли ее через офицеров, занимающихся обследованием всего этого моря»[648]. Карту скопировал писатель, рисовальщик и секретный агент Виван Денон, служивший тогда при посольстве в Петербурге. Вскоре его вышлют из столицы за то, что он силой освободит арестованную актрису, работавшую на французскую разведку.
По возвращении Клерк получил хорошую должность от военного министерства, в 1778 г. был произведен во дворянство и стал Леклерком. Он получил известность как автор «Древней и новой истории России» (1783–1794), где показывал пагубные последствия деспотизма и крепостничества, чем вызвал недовольство Екатерины II и резкую критику русских историков.
Авантюристы типа С. Занновича с удовольствием разыгрывали роль Ментора. В Петербурге Казанова изложил свои педагогические принципы, наблюдая за графом Н. И. Паниным, наставником великого князя: не забивать ребенку голову готовыми истинами, а помогать ученику самому находить ответы. Но подобная работа привлекала венецианца только в теории: как раз перед приездом в Россию он отказался от должности воспитателя в Кадетском корпусе для дворянских недорослей из Померании, предложенной ему в Берлине Фридрихом II. В должности не было ничего постыдного, но и ничего престижного для того, кто разыгрывал знатного барина. Гримм, сопровождавший в образовательных путешествиях по Европе принца Людвига Гессен-Дармштадского и графов Румянцевых, от звания наставника открещивался. Когда в 1777 г., после второго пребывания в России, Екатерина II предложила ему возглавить систему образования, Гримм отказался. Профессиональных педагогов было мало; лишь после Французской революции их число в России увеличится, аббат Шарль-Доминик Николь (1758–1835), преподаватель парижского коллежа Святой Варвары, откроет в Петербурге пансион, пользующийся большим авторитетом; вернувшись из эмиграции, он станет ректором Парижской Академии (1821).
В общем, приходится признать, что интеллектуальная деятельность искателей приключений приносила более чем скромные плоды. В 1760 г. Чуди вернулся во Францию, чтобы сделаться одним из масонских учителей. Следы Сальморанка теряются после 1786 г. Дела Пикте Великана шли отменно, но его партнер Лepya замыслил хитрую контрабандную операцию: ввозить беспошлинно товары под видом рекрутских пожитков. В долю вошли также купцы Демаре и Леменьян, зять Пикте[649]. Дело сорвалось, и Великан навсегда вышел из доверия государыни, даже заступничество Вольтера не помогло. Ведь императрица доверила ему гораздо более важную миссию, чем вербовка колонистов. Переписываясь с фернейским патриархом, Пикте косвенно сообщал ему, какой хотела бы предстать в европейском общественном мнении Екатерина II. Французские дипломаты подчеркивали, что, «обуреваемая жаждой славы, она в какой-то мере рассматривает французскую нацию как арбитра своей репутации, чье мнение о ее правлении может повлиять на всех остальных»[650]. Поскольку Вольтер и энциклопедисты определяли общественное мнение во Франции, посредник должен был обладать безупречной репутацией. Тот, кто помогал создавать образ императрицы, не мог быть жуликом.
Обосновавшись в казанских поселениях, Пикте Великан, подобно Билиштейну, подал мемуар об улучшении волжской навигации, затем о табаководстве, обращался с ходатайствами к графам Воронцову, Завадовскому, Орлову, но все без толку, и в 1776 г. он покинул Россию. По протекции Корберона и графа де Вержена Пикте получил во Франции место в интендантском ведомстве (1780); составил докладную записку о России, которую, видимо, использовал аббат Рейналь для «Истории обеих Индий». Затем он перебрался в Лондон, где энергично взялся за перо. Президенту коммерц-коллегии графу А. Р. Воронцову он постоянно писал об английских финансах, европейской политике, о развитии российской коммерции (1786–1788). В 1793 г. он выпустил в Лондоне антиреволюционную брошюру[651], послав более полный вариант Воронцову; продолжал проситься на русскую службу из Британии и из Берна, где в 1793–1794 гг. шпионил в пользу англичан[652].
Другая стезя, на которую вступал знатный путешественник, философ и советник, стремительно вела в пропасть. Самый яркий вояж совершил в Россию в 1779 г. Калиостро. Он принял обличье мудреца, призванного исцелить недуги людей и государства, принести на Север розенкрейцерские таинства. Он уверял, что обладает философским камнем, устраивал в Курляндии спиритические сеансы, используя юных девушек в качестве сомнамбул, которые в трансе отвечали на вопросы, рассказывали о прошлом и будущем. В Петербурге он совершал чудодейственные исцеления, но некоторые смахивали на плутню (например, воскресил мертвого младенца — шла молва, что он попросту подменил ребенка). Но достоверных сведений о его пребывании в России мало (дневник Корберона опубликован не полностью, барон Гейкинг в мемуарах презрительно лаконичен), преобладают легенды. Некоторые из них (о том, что испанский посланник Нормандец напечатал в русских газетах заявление, что никакой граф Феникс в испанской службе полковником не состоял, что Калиостро был выслан) опроверг сто лет назад Е. П. Карнович, проверив подшивку «Санктпетербургских ведомостей»[653]. Как положено, три раза помещено объявление об отъезде: «г. граф Катострос, гишпанской полковник, живет по дворцовой набережной в доме г. генерал порутчика Миллера»[654]. То, что он выдавал себя за испанского военного (вспомним поддельное письмо Калиостро к Бомарше), подтверждается.
646
Отметим, что пересылавший книги граф А. К. Разумовский, посол в Вене, не преминул осведомиться у фаворита, есть ли на то его дозволение. — АВПРИ. Ф. 14. ОП. 1. Ед. хр. Р 101.
647
СПб, 30 октября (10 ноября) 1796 г. — АВПРИ. Ф. 14. Оп. 1. Ед. хр. Р 101. Л. 2–3; Stroev A., Kadziela L., Triaire D. Quatre lettres inédites de Jean Potocki // La Culture française en Europe au XVIIIе siècle et les archives de l’Est (à paraître).
648
Дюран де Дистрофф министру иностранных дел, [СПБ], 4 марта 1774 г. — Diderot D. Œuvres completes. Paris: Club français du Livre. T. 10. P. 1142.
649
Дело о французе Пикте, обвиняющемся в контрабандной торговле — РГАДА. Ф. 10. Оп. 3. Ед. хр. 580; указ Екатерины II о прекращении дела по возмещению убытков, 1765 — СбРИО. Т. 42. С. 442; Писаревский Г. Указ. соч. С. 112.
650
Беранже к герцогу де Пралену, СПб, 9 апреля 1765 г. — СбРИО. Т. 140. С. 481.
651
Lettre à un seigneur étranger sur la position actuelle de la France relativement aux autres États de l’Europe. Londres: Hookam et Carpenter, 1793.
652
AB. T. 29. C. 13–174; Candaux J. D. Histoire de la famille Pictet. Genève, 1974. T. 1. P. 225–231.
653
Карнович Е. П. Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий. С. 132–133.
654
СПбВ, № 79, 1 (12) октября 1779, № 80, 4 (15) октября 1779, № 81, 8 (19) октября 1779.