Настоящий

Он тянет одеяло над нами и прячет мое лицо в его шею, его руки блуждают по моей спине.

− Надеюсь, что да.

Я чувствую, как его ноги беспокойно двигаются против моих, и я, улыбаясь, поглаживаю руками по его волосам, чтобы он расслабился, и мне в голову приходит идея. Замечательная. Так он поймет, что я хочу ему сказать, и таким образом я не буду давить на него, чтобы он не чувствовал себя неуютно. На самом деле ему вообще не нужно будет отвечать на это.

Я тянусь к тумбочке и хватаю наушники и его iPod, молясь, что найду там песню. Я без ума от этой песни, и я никогда не признавалась в этом до этой секунды, когда мне хочется кричать слова этой песни Ремингтону Тэйту прямо сейчас.

− Надень наушники, − оживленно говорю я. Он усмехается, потому что я знаю, что он любит, когда я включаю ему музыку. Он выпрямляется на спинку кровати и надевает наушники, затем увлекает меня к себе на колени, и я заползаю к нему.

Я нахожу ее. Эта песня идеально подходит, чтобы сказать ему, что я без ума от каждой его части.

Так что я выбираю песню Avril Lavigne «I Love You» и включаю ее.

Я слышу, как начинается музыка, и по моим венам проходит волнение, когда он увеличивает громкость и, даже сидя у него на коленях, я слышу, как звучат слова песни.

Я знаю, что он может не вспомнить этого завтра. Я знаю, что его глаза темные, и что включить ему песню не значит сказать слова, но мы так много ночей провели вместе. Мы тренируемся друг с другом, купаемся вместе, бегаем вместе, едим и кормим друг друга, ласкаем и говорим, и я не думаю, что Ремингтон открывался кому-то так, как он открылся мне. У меня были возведены стены всю мою жизнь, и я никогда никого не впускала за них, пока вдруг я не поняла, что он был ... внутри.

Я дышу им и живу им каждый день, даже мечтаю о нем, лежа с ним в постели.

Даже если этот мужчина не признает эмоций в своем ранимом диком сердце, я хотя бы надеюсь, что из моей песни он узнает, что он стал моим ... всем.

Неописуемо взволновано, я слышу, как продолжается песня, и наблюдаю за его лицом, кусая губы, изучая его выражение. Каждое слово настолько совершенное, вся эта песня предназначена для него от меня, включая хор, который клянусь, я могу слышать прямо сейчас.

Ты так красив,

Но не поэтому я люблю тебя.

Ты знаешь, я не уверенна,

Что причиной, почему я люблю тебя, являешься ты.

Быть тобой,

Только тобой,

Да причиной, почему я люблю тебя, является все, через что мы прошли,

И вот почему я люблю тебя.

Он слушает, оценивая мое лицо, его выражение внимательно сканирует мои черты. Мои полные губы. Мои янтарные глаза. Мои высокие скулы.

− Включи ее еще раз. − Его голос звучит так хрипло, что мне почти приходится прочитать по губам, чтобы понять, что он сказал.

Я нажимаю на кнопку “воспроизвести”, но вместо того, чтобы снова слушать песню, как я ожидала, он улаживает меня на спину, затем надевает на мне на голову наушники и настраивает их на меньший размер, когда начинается песня.

И в следующую секунду я слушаю песню «I Love You», которую я только что включала ему.

И которую Ремингтон Тэйт сейчас включает мне.

Я закрываю глаза, мое сердце дрожит в груди, то, что я чувствую к нему, набухает внутри меня, пока я не чувствую себя наполненной и безнадежно поглощенной внутри. Я чувствую его губы на своих, песню, играющую в ушах, когда он начинает целовать меня, но он делает это не сексуально, а чрезмерно нежно.

Таким образом, Реми открывается мне, и я чувствую покалывание от макушки до моих стоп, когда я впитываю каждую вещь, что он пытается сказать мне этой песней, своими губами, своим шепотом, даже понимая, что он может не вспомнить ничего из этого, это все равно не становится для меня менее настоящим.

Глава 12

Мой день проходил отлично.

У Ремингтона выходной день от тренировки, и сейчас он полностью запасается углеводами, наполняя свои мускулы энергией − и свою тарелку тоже. Он отказался принимать пищу Дианы и вместо этого привел всех нас в ресторан отеля к шведскому столу. Мужчины едят отдельно, дискутируя на тему "борьбы", а я прекрасно провожу время с Дианой, пытаясь определить ингредиенты блюд, что мы едим. Вкус ... апельсина? Намек на кардамон?

И затем пищит мой телефон. Я заволновалась, чтобы это было сообщение от Мел.

Мелани: Мне очень не хочется верить Райли, но он был прав. В интернете есть фотография, как ты целуешь эту Мерзость той ночью! И оно распространяется.

Мой мир останавливается.

Я мысленно возвращаюсь назад в ту ночь, где я стою на цыпочках, целуя эту Мерзость, и вдруг становится понятно, что кто-то − его придурки? − запечатлели это на камеру. Конечно.

Если кто-то провел четыре минуты, снимая меня на Олимпийских испытаниях в самый унизительный момент моей жизни, также найдется кто-то, готовый снять меня во время второго самого унизительного момента моей жизни. Конечно, они записали это на камеру. Наверное, первого раза было недостаточно. Но, как на счет второго раза, который я должна была продлить на пять секунд?

Земля уходит у меня из-под ног, и мне кажется, что я тону еще до того, как началась буря, от самого вида облачности.

С замершими легкими, я опускаю телефон обратно в сумочку, каким-то образом чувствуя, как все, что я делаю, кажется в замедленном темпе. Я смотрю на стол, где мужчины обсуждают их стратегию на завтрашнюю ночь, и замечаю, как Реми свободно слушает их. В одну секунду он нормальный, расслаблен, откинувшийся на спинку розового обеденного стула ресторана отеля с широко расставленными ногами, и в следующую я вижу, как он пристально смотрит на свой телефон, когда он вибрирует.

Мое сердце убегает в пятки, но проходят секунды, и ничего не происходит.

Я не могу прочитать по его профилю, но он совершенно неподвижен. Затем все это происходит в мгновение ока. Он опрокидывает стол сильным рывком, и Тренер оказывается на полу с тысячей тарелок еды на нем.

В то самое время, когда Ремингтон встает на ноги, он бросает свой мобильный телефон через всю комнату, попадая в стену, где тот разлетается на кусочки, когда он направляется ко мне, а Пит поднимается и лезет в задний карман.

− Нет, Пит, нет! − выпалила я, ненавидя мысль об усыплении Реми.

Я стараюсь сохранять спокойствие, но мое сердце пропускает тысячу ударов в секунду. Я никогда не имела дело с сердитым на меня Ремингтоном, пока мы были вместе, и вдруг я начинаю его немного бояться, но я не хочу, чтобы он знал об этом.

Дрожа на своем месте, я совсем не двигаюсь, когда он подходит и стоит передо мной, дыша, словно бык, раздувая ноздри, с горящими темными глазами и с дрожащими кулаками по бокам. Но в его взгляде тяжелое отчаяние, от которого у меня мурашки по коже.

Примерно десять раз я пересиливаю себя, чтобы нормально говорить.

− Ты хочешь поговорить со мной, Ремингтон? − спрашиваю я.

Я готовлю себя к его крику, но, каким-то образом, холодный шепот, которым он мне отвечает, является гораздо более угрожающим.

− Я хочу сделать больше, чем поговорить с тобой.

От тревоги у меня встают дыбом волосы на затылке.

− Ладно, давай поговорим. Извини, Диана, − говорю я в обманчивом спокойствии, отодвигая свой стул назад, чтобы встать, мои ноги шатаются.

Он выглядит большим, чем всегда, и весь ресторан смотрит на него.

Диана удаляется к перевернутому столу, чтобы помочь Тренеру почиститься.

Ремингтон сжимает руки в кулаки, смотря вниз на меня. Он быстро и прерывисто дышит, двигая челюстью, и я замечаю, что только что позади него подошел Райли рядом с Питом.

В глазах Реми ведется ожесточенный бой. Он изо всех сил старается, как будто знает, что должен держать себя в руках, но не может. Как будто гнев сильнее его.

Я пытаюсь нормализовать свой пульс, горя от необходимости успокоить его. Я знаю, что когда положу свои руки на любую часть его тела, он расслабится от моих прикосновений. Я знаю, что ему нужно мое прикосновение иногда так сильно, как мне нужно дать ему его. Только он никогда не был таким, и я боюсь, что впервые в моей жизни мое прикосновение ему не понравится.