Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 63 из 73

– Что там такого интересного, Зои?

Она поворачивается и бежит к моей кровати с криком:

– Снег, снег идет, тетя Клаудия!

– Правда?

– Да! Сама посмотри!

Я следую за ней к окну, вспоминая, какой восторг вызывал снег в детстве. Теперь же он просто создает неудобства, особенно в городе, мигом покрывая улицы грязным слякотным месивом. Но я забываю о житейском дискомфорте, выглядывая из окна вместе с племянницей. И даже чувствую некоторое разочарование, когда вижу лишь несколько разрозненных снежинок, не собирающихся на земле в сугробы.

– Непохоже, что снег уляжется, – говорю я. – Обычная ноябрьская дразнилка.

Зои выглядит удрученной, а в моей памяти всплывает, как мы с сестрами, бывало, воспаряли духом в снежное утро, но затем надежды пропустить занятия безжалостно разрушал диктор по радио, который весьма жизнерадостно объявлял, что все школы открыты. Или, что еще хуже, перечислял школы, которые не будут работать, а потом уточнял, что наша явилась исключением и уроки начнутся вовремя, не дав нам ни часика в утешение. Одним из самых счастливых дней моего детства стал тот, когда мама воскликнула, что не поддержит такое дурацкое решение: «Я не стану рисковать, отправляя вас в школу на автобусе! Объявляю День Снега!» Да, в том, что наша мамочка не следовала общим правилам, имелись некие второстепенные плюсы.

– Если снег ляжет, пойдем кататься на санках в парк? – спрашивает Зои.

– Конечно, – киваю я, думая, насколько же ярче эмоции, когда ты еще ребенок. Радость необъятнее, разочарование болезненнее, надежда осязаемее. – Хочешь станцевать снежный танец, чтобы помочь снежинкам?

Зои снова расцветает и уточняет:

– Что такое снежный танец?

Я подскакиваю на матрасе и изображаю карикатурный ритуальный танец, которому малышка пытается подражать. Мы взмахиваем руками и ногами, пока не выбиваемся из сил. Потом я говорю:

– Ладно, пора выдвигаться! У нас впереди насыщенный день!

– А куда пойдем, тетя Клаудия?

Я обрисовываю план: дневной спектакль, поход в старейший магазин игрушек «ФАО Шварц» и катание в запряженной лошадьми карете по Центральному парку.

Зои выглядит радостной.

– Что ж, тогда переоденусь в платье.





– Да, давай, – поддерживаю я. – И думаю, сегодня не помешает накраситься, согласна?

Зои еще больше расплывается в улыбке. Она настоящая девочка, и постоянно требует то проколоть ей уши, то побрить ноги, то нанести макияж. Маура меня убьет, если я проколю малышке уши или дам ей бритву, но немного румян и блеска для губ – совсем другое дело. Зои чинно шагает в ванную и более взрослым голосом, чем ей пристало по возрасту, говорит:

– Почему нет, тетя Клаудия? Отличная идея.

        * * * * *

Несколько часов спустя, после интересной постановки «Короля Льва», мы с Зои выходим из театра «Новый Амстердам»[12] на Сорок второй улице. Солнце ярко светит, и от снега не осталось и следа, но день все равно кажется зимним и праздничным. Город уже украшен лампочками и гирляндами, а по улицам ходят толпы понаехавших к Рождеству туристов. Зои надевает пушистый розовый берет и того же цвета перчатки, а я быстро ловлю такси и прошу водителя отвезти нас к гостинице «Плаза», поскольку «ФАО Шварц» находится через дорогу от нее. По дороге в центр мы распеваем «Акуна матата» – очень прилипчивая мелодия. Пока мы веселимся, я почти забываю о настоящей причине того, что Зои на выходные осталась у меня. Узнает ли она когда-нибудь правду о нашем совместном уик-энде? Не будут ли ее воспоминания скорее грустными, чем веселыми?

Мы выходим из машины на подъездной дорожке к гостинице. Отдаю водителю деньги и придерживаю дверь, выпуская Зои. Она выскакивает из такси, начисто забыв, что в джемпере в рубчик и в модном пальтишке должна вести себя как леди. Затем указывает на синелицего мима, который застыл в странной позе рядом с фонтаном перед отелем.

– Можно пойти на него посмотреть? – спрашивает Зои.

– Конечно, – разрешаю я, а сама вспоминаю, как Бен постоянно негодовал: «Почему это считается талантом? Кому вообще интересно учиться такой фигне?» Очевидно, многие не разделяют его мнения, потому что вокруг мима собралась внушительная толпа зевак, снимающих зрелище на видео.

Зои стремглав бежит к неподвижной фигуре, а я, стоя у лестницы, достаю из сумочки сотовый телефон. Хочу посмотреть, не звонила ли Маура. Обнаруживаю новое сообщение, но оно от Дафны. Одним глазом приглядывая за Зои, слушаю рассказ Дафны о свежеиспеченном лимонном пироге и как мальчики теперь облизывают ложки. Затем сестра добавляет, что от Мауры никаких известий. «Скрести пальцы, чтобы новости были хорошими», – завершает она свою речь.

Вряд ли хорошие новости по версии Дафны те же, которые хотела бы услышать я. За исключением случаев насилия в семье, Дафна убеждена, что пары с детьми должны во что бы то ни стало оставаться вместе. А мне кажется, что все зависит от счастья. Не такого счастья, как на семейной рождественской фотографии, а настоящего, всеобъемлющего счастья.

Проматываю сообщение Дафны и слушаю старое послание от Бена, которое мне не хватило духу удалить после развода. Это единственная сохранившаяся у меня запись его голоса. В словах нет ничего особенного – он просто диктует номер нашего офтальмолога, но один лишь голос Бена заставляет мое сердце трепетать. Жаль, что не получится поговорить с ним раньше следующего понедельника. Обещание готово сорваться с языка: «Я рожу тебе ребенка, Бен. Я готова на все, лишь бы тебя вернуть».

Нажимаю кнопку сохранения, закрываю телефон и поднимаю глаза на Зои, все еще зачарованную неподвижным мимом. Теперь она держит свой берет в руке, и солнечный свет падает на ее волосы, отчего они кажутся рыжее, чем обычно. На один восхитительный момент я чувствую, что меня переполняют ощущения мира и благоденствия.

А в следующую секунду все разом меняется.

Сначала я замечаю мальчика, щуплого скейтбордиста в мешковатых шортах, высоких кедах и оранжевом шлеме. Рассеянно удивляюсь, что он в такой холодный день вышел из дома без пальто. Он не старше двенадцати, а в движениях проскакивает подростковая неуклюжесть, хотя трюки паренек выполняет быстро и уверенно. Начинающий каскадер явно рисуется, но притворяется, будто не замечает нескольких восторженных зрителей, уже уставших от созерцания мима. Должно быть, он одиночка: мальчишки его возраста обычно ходят стайками. Смотрю, как он перелетает несколько ступенек, ловко приземляется и снова разгоняется. И тут вижу, что Зои бежит ко мне как раз на пути движения скейтбордиста. Я замираю, уже зная, что сейчас случится, но бессильная предотвратить неизбежное – совсем как при просмотре особо жуткой сцены в фильме ужасов, сопровождаемой зловещей музыкой. И вот мальчик на полной скорости мчится навстречу Зои и кричит: «Эй! Эй! Поберегись!» Вижу, как моя девочка в последнюю секунду пытается свернуть в сторону, и молюсь, чтобы навыки лихача победили силу инерции. Но в момент разворота подросток соскальзывает с доски и врезается в Зои. Малышка падает на спину как кукла, и ее голова с глухим стуком ударяется об асфальт. Скейтбордист лежит рядом с ней: похоже, он больше смутился, чем поранился.

Слышу свой крик и стук сердца в ушах. Кажется, что все вокруг движется в замедленном темпе, пока я пробираюсь сквозь толпу и падаю на колени рядом с Зои. Ее кожа посерела, веки прикрыты, а по левой щеке струится кровь – прямо на воротник из белого кроличьего меха. Меня переполняют ужас и паника, пока проверяю, дышит ли она. Да, дышит. Но в голове бьется мысль: «А если она умрет?» Настойчиво убеждаю себя не сходить с ума, ведь дети не умирают от столкновения со скейтбордом. Это просто небольшой несчастный случай. Но страх не унимается: «Сотрясение мозга, черепно-мозговая травма, увечье головы и шеи, паралич». Вспоминаю другие несчастные случаи, например, с мальчиком из сюжета новостей, который остался парализованным после обычной игры в хоккей на льду. В голове проносится образ Зои, приезжающей на школьный выпускной в инвалидной коляске.

12

Театр «Новый Амстердам» (New Amsterdam Theatre) - старейший театр на Бродвее. Был построен еще в 1903 году. Сегодня входит в Национальный реестр исторических мест США. В конце XX века театр New Amsterdam был флагманской площадкой Корпорации Уолта Диснея для демонстрации всех премьер диснеевских фильмов. Сегодня это ведущий бродвейский театр.