Великая Китайская стена

Навсегда потрясенный пережитым в Яньмэне, император все более впадал в глубокую депрессию и уходил от реальности: в то время как голодающие крестьяне были вынуждены есть кору и листья деревьев, землю, а в конечном итоге и друг друга, он сосредоточился на развлечениях вроде ловли жуков-светляков для подсветки ночных прогулок. Убежденный в том, что в Лояне он находится слишком близко к эпицентру угрозы, Ян принял свое последнее ошибочное решение: бежать с северной границы в южную столицу. Императорскую флотилию сожгли во время междоусобной войны, прервавшей второй корейский поход, однако, несмотря на тяжелое положение в государстве, был построен новый флот драконьих лодок и плавучих дворцов. В седьмом месяце 616 года Ян отправился на юг, казнив всех чиновников, высказывавшихся против бегства. Два года спустя Ян сам был убит в своей бане Юйвэнем Хуацзи, сыном одного из его самых верных генералов и одним из вождей мятежников, но сначала императора заставили смотреть, как убивают его любимого сына Ван Чжаогао.

В течение двух десятилетий после убийства Яна новый китайский правящий дом, Тан, в своей (правильной) «Истории династии Суй» с удовольствием делал нелестные исторические сравнения, прочно поместившие их предшественницу в прокрустово ложе цикличности подъемов и падений китайских династий:

«Достижения и недостатки, существование и гибель династии Суй аналогичны Цинь. Первый император объединил страну; то же сделал император Вэнь. Второй император Цинь был тираном и использовал силу и суровые наказания. Император Ян тоже был злобен и жесток. В обоих случаях их падение начиналось с восстаний мятежников, и они лишились жизни от рук простолюдинов. Сначала до конца они похожи как две половинки ярлыка».

В своем желании оправдать узурпацию трона Тан организовала очернение личности императора Яна, превратив его в одного из самых порочных императоров в истории Китая, ничем не отличавшимся от циньского Хухая. Одна страница за другой перечисляла его непристойности и грехи: отцеубийство и братоубийство; человеческие жертвы строительных проектов, включая пятьдесят тысяч человек, заживо похороненных на отмелях Великого канала; сексуальную невоздержанность — страсть к дефлорации девственниц и принуждению красавиц таскать его суда вверх и вниз по каналу; расточительность (навесы для императорской флотилии делали из ресниц редких животных). При том что Тан — почти как все династии до и после нее — подгоняла исторические факты к собственным политическим потребностям, по одному монументальному вопросу аналогия была вполне законна. Для Суй, как и для Цинь, стены не стали гарантией устойчивости.

Глава шестая

Без стен: китайские границы раздвигаются

Как и его предшественник Ши-хуанди, суйский император Ян внимательно прислушивался к предсказаниям. После того как Ши-хуанди Цинь предупредили, будто «ху» погубит циньский дом, он немедленно отправил своего лучшего генерала, Мэн Тяня, в поход против ху, северных варваров, с трехсоттысячным войском и приказом строить Длинную стену для защиты империи. Похожим образом, когда прорицатель предсказал в 615 году, что некий человек по фамилии Ли заменит династию Суй, Ян принялся усердно уничтожать людей с такой фамилией (это наиболее распространенная фамилия в Китае), в том числе одного из своих главных военачальников и тридцати двух членов его семьи.

Предупреждающий удар Ши-хуанди пришелся, конечно, совершенно не туда, так как опасный «ху» находился намного ближе к дому: им оказался психически неуравновешенный сын первого императора Цинь Хухай. Усилия Яна также были обречены на неуспех: хотя им не хватало только нужной степени тщательности в исполнении, они тем не менее не привели к устранению Ли Юаня — князя Тан и Ши-хуанди, Гаоцзу, династии Тан, — прежде чем тот уничтожил династию Суй. Низложив последнего суйского императора-ребенка — не более чем марионеточного правителя — в 618 году, Ли основал династию, распространившую в период своего расцвета власть Китая от долины Окса на окраинах Персии на северо-западе до морозных границ современной Кореи на северо-востоке. Ни одна этнически китайская династия не раздвигала границы Китая так далеко, как Тан. Единственным режимом, перекрывшим ее границы, была маньчжурская династия Цин, сама начинавшаяся как степная держава и потому получившая территориальную фору в виде возможности присоединить свои старые места обитания на севере к собственно Китаю. Империя клана Ли преподала ценный урок в управлении пограничными делами, который будущие династии, почитая эпоху Тан как золотой век политики и культуры, постоянно игнорировали: новые земли, богатство и трепетная нежность танского Китая достигались без длинных стен.

Хотя современные китайцы сохраняют высокую гордость за танский Китай, большая часть его достижений по иронии судьбы получена благодаря открытости династии к иностранной, степной культуре. После основания династии Тан находившиеся на царском жалованье специалисты по генеалогии составили для Тан безупречно чистую китайскую родословную, проследив генеалогическую линию до Ли Гуана, одного из самых храбрых генералов ханьского императора У, воевавших против сюнну. Реальное же прошлое их семьи космополитически связано с варварами. Как и большинство китайских наиболее закаленных политических игроков, переживших все трудности, Тан происходили из аристократической смеси китайцев и северных варваров: отец Ли Юаня был связан брачными узами с той же семьей сюнну, что и Ши-хуанди Суй. В конце эпохи Суй политический центр клана находился в Учуане — гарнизонный пост непосредственно у рубежной стены рядом с Датуном в северной Шаньси.

Как высокопоставленный чиновник и выдающийся военный деятель — он находился в большом почете у императора Вэня и его супруги, — Ли Юань на начальных этапах периода восстаний, вспыхнувших во время походов императора Яна в Корею, оставался верен Суй, оборонял столицу и границу от разбойников и нападений тюрков. Но когда звезда Суй стала окончательно закатываться, Ли Юань воспользовался своим шансом, воодушевившись тем, что услышал популярную балладу, где излагалась версия о предсказании относительно Ли. «Я должен встать и пройти тысячу ли, чтобы это свершилось!» — сказал, как сообщается, Ли в 617 году, собрав перед этим у своей твердыни в Шаньси десятитысячное войско.

Через восемь лет правления Ли Юаня в качестве императора Гаоцзу проявилось племенное прошлое Тан, когда в 626 году ссоры по поводу престолонаследия привели к пролитию крови. В течение нескольких лет сыновья Гаоцзу относились друг к другу со все большим подозрением: второй сын, Ли Шиминь, проявил себя гораздо более талантливым военачальником, чем престолонаследник, одержав после 618 года ключевые победы над правителями-соперниками. Почуяв явную угрозу, кронпринц — вместе со своим союзником, самым младшим братом, — попытался настроить двор против Шиминя. В конце концов, встревоженный слухом, будто брат замышляет его убить, Шиминь обвинил двух своих братьев в связях с наложницами отца.

Собравшись оправдаться прямо перед императором, оба подъехали ко входу во дворец, где Шиминь и двенадцать его приверженцев устроили им засаду. Шиминь лично убил старшего брата; один из его чиновников позаботился о младшем. Затем Шиминь послал одного из своих генералов во дворец сообщить императору, что вопрос о том, кто будет наследником, несколько упростился. Два месяца спустя Гаоцзу «убедили» оставить престол в пользу единственного оставшегося в живых сына, провозгласившего себя императором Тайцзуном.

То, как Тайцзун управился с вопросом о наследовании, со всей очевидностью показало явно некитайское влияние на него и на весь клан. Готовность смотреть на членов своей семьи как на соперников и смертельных врагов отразила характерный для племенных отношений страх, а убийство братьев и свержение отца абсолютно противоречили фундаментальному принципу китайского нравственного кодекса: конфуцианской заповеди сыновнего почитания.