Страница 1 из 88
Н. Б. Горбачева
Прекрасная Натали
Вступление. Тайна Натальи Николаевны
Миф о жене Пушкина, как о бездушной красавице, погубившей величайшего русского поэта в расцвете его творческих сил, оказался дорог многим поколениям исследователей, а вслед за ними — миллионам читающей публики. Здравый смысл в оценке ее личности был утрачен давно, еще на заре научного пушкиноведения, и многие ценители произведений Пушкина невольно перекладывали вину за безвременную его гибель на плечи Натали.
«Я должен был на тебе жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несчастлив», — признавался Александр Сергеевич жене в одном из писем. И таких признаний множество. Отчего же народная молва все-таки не верит поэту? Почему оказалось живучим мнение, подобное тому, что выразил некий стихотворец в виршах «На Η. Н. Пушкину»:
Сама Наталья Николаевна не оставила ни дневников, ни воспоминаний. «Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца», — утверждала она. Дочь Натальи Николаевны, Александра Арапова, писала: «Она была христианка в полном смысле этого слова. Грубые нападки, язвительные уколы уязвляли неповинное сердце, но горький протест или ропот возмущения никогда не срывался с ее уст». От природы Наталья Николаевна была молчалива и весьма сдержанна в проявлении своих чувств, что особенно нравилось Пушкину. Итак, правильные выводы о ее уме и характере сделать было непросто. Действительно, кто из современников, встречаясь с модной, признанной красавицей обеих столиц Натали, попытался по-настоящему заглянуть в глубину ее души? Кто, вспоминая о ней, по достоинству оценил то величайшее терпение и смирение, с которыми она принимала все удары судьбы?… Лишь немногие избранные, к которым, несомненно, принадлежал Пушкин. Он писал жене: «…а душу твою люблю больше твоего лица». Однако исследователей привлекала первая часть этой фразы: «Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя?…» Им казалось, что «душа» Натальи Николаевны является плодом воображения поэта.
Красота Натальи Николаевны была необыкновенна. Эта женщина вызывала к себе чрезвычайный интерес, где бы она ни появлялась. При дворе царя Натали могла бы иметь огромное влияние, стать вершительницей судеб. Но благородная и возвышенная душа ее была чужда честолюбию и праздной суете. Мнение легкомысленной толпы восторжествовало над истиной, загнав произошедшую трагедию в банальную схему: красавица Наталья Николаевна обожала светскую жизнь, желала блистать на балах, имела огромный успех в свете, без удержу кокетничала, играла чужими чувствами и доигралась до того, что «погиб поэт, невольник чести».
Так еще при жизни своей «мадонна» Пушкина превратилась в бездушную кокетку. А поскольку Наталья Николаевна не сделала попытки громогласно защитить себя от нападок толпы, то досужие вымыслы в конце концов породили стойкий миф.
Попытаемся его разрушить. За дело, благосклонный читатель! Насколько возможно теперь, попробуем воссоздать всеохватную картину жизни Натальи Николаевны Гончаровой-Пушкиной-Ланской… Украсим ее портретом галерею замечательнейших женщин той эпохи, почерпнем из ее биографии уроки самоотвержения и стойкости, терпения и любви, в которых мы нуждаемся все более и более…
Глава 1. Фамильные самородки
Воспоминания о гончаровских миллионах
Родителями Натальи Николаевны Пушкиной были Николай Афанасьевич и Наталья Ивановна Гончаровы — фамилия по тем временам небезызвестная. Семья пустила глубокие корни в конце XVII века в старинном русском городе Калуге. Документы сохранили имена «горшешников» Ивана и его сына Абрама, имевших гончарную лавку. Отсюда прозвище, а потом и фамилия.
Потомок этих «горшешников», Афанасий Абрамович Гончаров нажил огромное состояние, которое оценивалось после его смерти в три с половиной миллиона рублей. Началось с того, что Петр Первый обратил внимание на крестьянина-самородка, отличавшегося выдающейся предприимчивостью. Петр в те времена создавал русский флот и решил завести в России заводы по производству отечественных парусов. При покровительстве царя Афанасий Абрамович основал свой первый завод, в дальнейшем открывая все новые и новые фабрики.
Их продукция пользовалась спросом не только в России, но и за границей. По преданию, весь английский флот того времени ходил на гончаровских парусах. Завел Гончаров и бумажное производство: бумага его фабрик считалась лучшей в России.
В семейном архиве сохранился автограф Петра, писанный из Голландии, в котором он уведомляет Гончарова, что нанял там и высылает ему мастера, опытного в «усовершенствовании полотен», и если выговоренная плата покажется Афанасию Абрамовичу слишком высокой, то он готов половину принять на счет царской казны… Известно, что в каждом важном случае Гончаров свободно обращался к царю за наставлением и добрым советом. Позднее воцарившаяся на престоле Елизавета продолжала покровительствовать Гончарову. Она пожаловала ему чин коллежского асессора, дававший право на потомственное дворянство. Екатерина II подтвердила это право специальным указом, выданным уже внуку Афанасия Абрамовича Афанасию Николаевичу, деду Η. Н. Пушкиной, который промотал наследство, оставив после своей смерти полтора миллиона долгу.
…Предчувствуя, что потомки не сохранят богатство, предусмотрительный Афанасий Абрамович превратил полотняный завод и бумажную фабрику в майорат, то есть в неделимое имение, которое должно было передаваться старшему в роде и не подлежало продаже и залогу. Майорат стал называться Полотняным Заводом. Со смертью отца, став полновластным властелином имения, Афанасий Николаевич передал дела управляющему и стал заботиться лишь о том, как пышнее обставить свою жизнь, как придумать новую неизведанную забаву. Сокровища, накопленные до него, казались неистощимыми. Гончаровская охота славилась чуть ли не на всю Россию, а оркестр из крепостных, обученный выписанными из-за границы маэстро, мог бы занять почетное место в столице…
Дом в Полотняном Заводе, построенный без особых архитектурных излишеств, размерами напоминал настоящий дворец. Афанасий Николаевич надстроил его, богато и на широкую ногу отделал внутри. Из описи обстановки того «богатого периода» гончаровской жизни ясно: владельцы ни в чем себе не отказывали. В комнатах стояла мебель, отделанная бронзой и инкрустацией, висели люстры фарфоровые и из венецианского стекла, дорогие сервизы и фамильное серебро с инициалами Афанасия Николаевича стояли в шкафах.
Парк вокруг дворца был разбит на аристократический лад; гроты, беседки, статуи украшали его тенистые аллеи. В оранжереях выращивали заморские фрукты: ананасы на пирах подавались свои, не привозные. При конном заводе, где выводили породистых лошадей, построили огромный, великолепный, прямо-таки царский манеж, в котором устраивались конноспортивные праздники. Толпы гостей съезжались на показы выездки лошадей, выдрессированных берейторами, приглашенными из-за границы.
Пиры и празднества, продолжавшиеся иногда по месяцу и более, следовали один за другим. В доме управлялись до трехсот слуг и другой челяди. Зимой Гончаровы жили в Москве в собственном доме и вели такой же роскошный образ жизни.
Афанасий Николаевич женился на Надежде Платоновне, урожденной Мусиной-Пушкиной. Все его затеи еще покрывались доходами с заводов и имений (а их насчитывалось до 75), но серьезные испытания для семьи Гончаровых были уже при дверях. Тяжелый недуг обрушился на Надежду Платоновну: она сошла с ума. Вместо того чтобы остепениться, одуматься, Афанасий Николаевич с юношеской необузданностью предался сладострастию. Его порывы не сдерживались более никем и ничем.