Страница 39 из 58
— Давно, до того, как я стал говорить по-английски хорошо, я увидел что-то, — начал Казз. — Я пытался сказать тебе, но ты не понял. Я видел человека, который не имеет на лбу этого.
Он коснулся середины своего лба, потом показал на лбы остальных.
— Я знаю, — сказал Казз, — ты не видишь это. Пит и Монат тоже не видят. Никто не видит. Но я вижу — на лбу у всех. Кроме человека, которого я хотел поймать тогда, давно. Потом, однажды, я видел женщину без этого, но я не сказал тебе. И сегодня я нашел еще одного такого человека.
— Казз имеет в виду, — произнес Монат, — что он может различить какие-то символы или знаки: такие метки находятся на лбу каждого жителя долины. Он способен видеть их только при ярком солнечном свете и под определенным углом зрения. Причем все люди, встречавшиеся ему, имели метки — кроме трех.
— Должно быть, он видит в более широком спектральном диапазоне, чем мы, — добавил Фригейт. — Эти существа Икс, поместившие нас сюда и пометившие каждого клеймом, как скотину, очевидно, не знают о такой особенности расы Казза. Что доказывает, что и они не являются всеведущими.
— По-видимому, так, — кивнул головой Бартон. — Никто не застрахован от ошибок. Иначе сам я не очнулся бы до воскрешения в том странном месте. Итак, кто он — человек, у которого нет знаков на лбу?
Он говорил спокойно, но сердце его учащенно забилось. Если Казз прав, то он сможет обнаружить агента этих неведомых существ, что вновь дали жизнь человеческой расе. Кто эти таинственные боги, скрывающиеся от глаз людских?
— Роберт Спрюс! — заявил Фригейт.
— Прежде, чем делать какие-либо выводы, — осторожно заметил Монат, — не будем забывать, что отсутствие символов может оказаться простой случайностью.
— Мы все выясним, — сказал Бартон со зловещим спокойствием. — Но зачем нужны эти знаки? К чему ставить на нас отметки?
— Наверное, чтобы как-то нас идентифицировать — или пронумеровать, — пожал плечами Монат. — Кто знает — кроме тех, кто поместил нас в этот мир?
— Давайте сюда Спрюса, — приказал Бартон.
— Сначала его надо поймать, — ответил Фригейт. — Казз допустил ошибку — он сказал Спрюсу, что знает об этих символах. Это произошло утром, во время завтрака. Меня там не было, но мне рассказывали, что Спрюс побледнел. Через несколько минут он исчез. Мы разослали поисковые партии вниз и вверх по течению, в холмы и даже на ту сторону Реки.
— Бегство — доказательство его вины! — воскликнул Бартон. Гнев бурлил в нем. Разве люди — рогатый скот, чтобы клеймить их?
В полдень загрохотали барабаны, сообщая, что Спрюс пойман. Через три часа он стоял перед столом Совета в зале вновь отстроенного административного здания. За столом сидели члены Совета. Двери были плотно закрыты; советники чувствовали, что это дело лучше не афишировать. Однако Моната, Казза и Фригейта допустили на заседание.
— Я должен сообщить вам, — сурово произнес Бартон, — что мы решили применить любые меры, чтобы добиться от вас правды. Не в наших принципах использовать пытки. Мы ненавидим и презираем тех, кто способен мучить людей. Но мы считаем, что в данных чрезвычайных обстоятельствах принципами следует пожертвовать.
— Принципами нельзя жертвовать никогда, — спокойно сказал Спрюс. — И никогда цель не оправдывает средства. Даже если отказ от ее достижения означает смерть, поражение или неведение.
— Ставка слишком высока, — ответил Таргоф. — Да, мы все согласны с вами — и я, превращенный мерзавцами в раба, и Руах, которого пытали много раз, и другие. Но, в случае необходимости, мы используем нож и огонь. Нам надо знать правду, — он мрачно нахмурился и спросил.— Ну, а теперь... теперь скажите нам, вы — один из тех, кто сотворил все это?
— Вы станете такими же, как Геринг и ему подобные, если подвергнете меня пыткам, — произнес Спрюс, и голос его дрогнул. — На самом деле, вы будете еще хуже, потому что заставите себя быть похожими на него. И все — ради цели, которая, возможно, даже не существует! А если и существует, то достигнув ее, вы окажете себе плохую услугу.
— Скажите нам правду, — потребовал Таргоф. — Не лгите! Мы знаем, что вы — их агент. Возможно, вы — один из тех, кто несет прямую ответственность за то, что произошло с человечеством.
— Там, в очаге, сверкают языки пламени, — сказал Бартон, — и если вы не начнете говорить, мы... одним словом, огонь — наименее мучительное из того, что вам предстоит. Я хорошо знаком с китайскими и арабскими методами ведения допроса. Уверяю вас, они изобрели чрезвычайно утонченные способы извлечения истины... И я без угрызений совести применю свои знания на практике.
Спрюс побледнел, пот выступил на его лбу.
— Вы можете потерять вечную жизнь, если пойдете на это, — тихо произнес он, дрожа. — Как минимум, вы будете отброшены далеко назад на вашем пути, что замедлит достижение конечной цели...
— Какой цели? — спросил Бартон, но Спрюс не обратил на него внимания.
— Мы не можем выносить боль, — прошептал он, словно в полузабытьи, — мы слишком чувствительны...
— Вы будете говорить? — резко прервал его Таргоф.
— Даже мысль о собственной смерти причиняет боль... ее стараются избегать, хотя иногда она совершенно необходима... — Спрюс продолжал шептать, как будто хотел убедить себя в чем-то. — И потом, я же знаю, я уверен, что снова буду живым...
— В огонь его! — приказал Таргоф людям, державшим Спрюса.
— Одну минуту, — вмешался Монат, подняв тощую руку. — Послушайте, Спрюс, наука моего родного мира намного опередила земную. Поэтому среди присутствующих здесь, я наиболее подготовлен к тому, чтобы строить обоснованные предположения. Возможно, мы обойдемся без пыток и даже не заставим вас мучиться от сознания совершенного предательства. Вы должны только подтверждать или отвергать то, что я буду говорить.
— Слушаю вас, — кратко ответил Спрюс.
— Согласно моей теории, вы происходите с Земли. Хронологически вы принадлежите к эпохе, которая наступит много позже 2008 года. Очевидно, вы являетесь потомками тех немногих, кто избежал действия моего деструктора. Судя по уровню технологии и энергетической мощи, которая потребовалась для преобразования поверхности этой планеты в одну огромную речную долину, вашу эпоху отделяет от двадцать первого века большой временной период. Могу я предположить, что вы относитесь к пятидесятому столетию?
Спрюс бросил взгляд на огонь в камине, затем сказал:
— Добавьте еще два тысячелетия.
— Если эта планета таких же размеров, как Земля, то на ней непросто разместить всех людей. И кое-кто тут отсутствует. Где же они — мертворожденные, дети, не дожившие до пяти лет, слабоумные, сумасшедшие? Где те, которые жили на Земле после двадцатого века?
Спрюс снова посмотрел на пламя, и губы его дрогнули.
— Где-то в другом месте, — сказал он, пожимая плечами.
— У специалистов моей планеты, — продолжал Монат, — имелась теория, что когда-нибудь нам удастся заглянуть в прошлое. Не буду вдаваться в детали; речь шла только о том, что события прошлого можно будет наблюдать визуально и записать их. Путешествия во времени, конечно, чистая фантастика.
Он испытующе уставился на Спрюса, но тот молчал, опустив голову и сжав губы. Монат вздохнул и продолжал:
— Предположим, что ваша цивилизация способна совершить то, о чем только теоретизировали ученые моего народа. Предположим, что вы сделали записи каждого человеческого существа на протяжении всей его жизни. Затем подобрали подходящую планету и переконструировали ее нужным образом. Где-то может быть, под ее поверхностью — установлены конвертеры, преобразующие энергию в вещество и использующие тепло расплавленного ядра планеты; там же находятся устройства, способные воссоздать тела по ранее сделанным записям. Достижения биотехнологии позволяют вам омолаживать тела, восстанавливать утерянные конечности, глаза и так далее, исправлять любые физические недостатки.
Монат снова посмотрел на Спрюса, словно ожидал подтверждения своих слов; помолчав минуту, он заговорил снова: