Бахтияра

- Операция – самое простое в этой истории, – как всегда четко, уже на следующий день поставил в известность Багдасаровых, Иван Варфоломеевич. – Впереди сложнейший этап реабилитации. Каждый час прием медикаментов, причем по несколько таблеток, лечебная физкультура. Девочка должна быть под наблюдением врачей постоянно. Еще будьте готовы к тому, что после операции могут быть осложнения, и Вы должны осознавать вероятность возможного риска. После трансплантации сердца может развиться острое или хроническое отторжение трансплантата, увеличение опасности развития различных инфекционных заболеваний, развитие стероидного диабета, возникновение острых язв в желудке, увеличение риска развития опухолей, заболевания костей, избыточная масса тела, болезнь коронарных артерий… Простите меня за все эти слова, но я должен предупредить вас о разных вариантах развития дальнейших событий. Чудеса в жизни случаются, но не так часто, как хотелось бы. Так что крепитесь и не переставайте молиться.

В то время как София вновь заняла свой пост у койки Бахтияры, Иван внимательно выслушал врача, но был твердо убежден – это все не о его девочке. Главное, у нее есть новое молодое и здоровое сердце, которое непременно долго и счастливо будет биться в ее груди. А справиться с возможными так называемыми «побочными эффектами», у его дочки хватит сил. Ему бы тогда знать, как сильно он заблуждается в собственных убеждениях.

СЕНТЯБРЬ 2013

Чуда не произошло. Пошел второй месяц реабилитации, когда доктора обнаружили неладное и без того зыбкий мир Багдасаровых вновь пошатнулся. Впервые в число «избранных» Бахтияра попала, когда ее сердце в восьмилетнем возрасте оказалось таким изношенным, как у древнего старика. Она попала в мизерный процент детей страдающих этим недугом. И вот теперь, она вновь оказалась в числе меньшего процента, но и в этом случае – худшем. В артериях ее сердца произошла прогрессирующая концентрическая гиперплазия гладких мышц. Говоря простым языком – активное клеточное размножение, ведущее к развитию опухолей. Причина этого процесса неизвестна. Считается, что роль в нем играют цитомегаловирусная инфекция (вирусное инфекционное заболевание возбудителем которого является ДНК-содержащий вирус) и реакция отторжения. А если еще проще, организм Бахтияры активно отторгал «инородное» для него тело, любимы удобными ему способами и доступными методами. Вариант лечения этого состояния единственный – повторная пересадка сердца. Другого не дано. На лечение, операцию, реабилитацию, Багдасаровым потребовались огромные суммы денег. Иван давно продал свой бизнес и еще раньше уволился из органов. Совместным и непоколебимым решением было продать и квартиру, в которой они прожили много счастливых лет. Дача тоже ушла с молотка, даже парочка земельных участков в глухой деревне, доставшаяся в наследство от бабушки лично Софие, тоже были благополучно проданы. Счета, на которых хранились деньги отложенные на безоблачное будущее Бахтияры ее «НЗ» – опустошены до последней копейки. Друзья давно безвозмездно отдали им не малые суммы. А еще было открыто несколько кредитов. Деньги на повторную операцию на семейном совете двоих, было решено просить у людей, с помощью СМИ, других вариантов уже не оставалось. Но даже не в этом была самая большая беда Багдасаровых – время, оставалось злейшим врагом. Второго подходящего сердца, Бахтияра могла попросту не дождаться. Иван и София готовы были до конца своих дней выплачивать долги, работая на африканских плантациях, если понадобится, лишь бы их дочь осталась живой и увидела этот мир не только сквозь больничное окно. Они были уверены в том, что заработать деньги всегда смогут. А вот смогут ли пережить… О таком исходе ни Иван ни София даже не думали. Они изо всех сил гнали от себя мысли о худшем. Их истощенные физически и морально организмы все же были еще в состоянии надеяться на лучшее и просить у Господа еще одного шанса.

- Поймите меня правильно, – как всегда учтиво начал разговор Иван Варфоломеевич, – но велика вероятность того, что мы не успеем найти для вашей дочери новое сердце. Тем более одно ее организм уже, как бы это правильно сказать, уничтожил. А оно было просто идеальным вариантом. Если даже такой орган был отвергнут… В общем, я не стану вселять в вас красочные надежды, а, пожалуй, посоветую избавляться от ложных надежд. Шансов на то, что ваша девочка выкарабкается, практически не остается. Мне очень жаль. – Честно, но жестоко прозвучал приговор из уст интеллигентного до мозга костей врача.

- Вам жаль?! – Иван не выдержал, глядя на того, кто опустил руки раньше срока и советует им сделать тоже. – Вам жаль? Доктор, как можно вообще говорить такие пропитанные обреченностью слова тем, кто изо всех сил старается держаться за ниточку надежды?! Как вы можете нам советовать смириться и принять все как должное? Если бы с вашим ребенком случилось что-то подобное, вы бы смирились? Вы бы сумели заказать место на кладбище и похоронную процессию тому, кто еще дышит и борется за свою жизнь как может?!

Вся боль и отчаяние Ивана переродились в гнев направленный в сторону доктора. Глядя на пожилого интеллигента, Ивану безумно хотелось перерезать ему горло со словами «Мне жаль». Ведь то, что он только что произнес, было не на много безболезненнее окровавленной, но еще дышащей плоти. В эту минуту он бы без сожаления лишил жизни этого человека, произнеся на его последнем вздохе “Мне жаль”.

- Иван Семенович, я прекрасно понимаю, как вам сейчас тяжело. Но, думаю, спустя какое-то время вы оцените мои слова и то, что я не стал обещать вам нереального выздоровления. Мне действительно жаль, что ваша дочь не смогла принять подарок свыше. Но так бывает. Не она первая и, к моему глубочайшему сожалению, не последняя. – Доктор был непоколебим, хотя в его глазах тоже читалась боль. За все годы своей практики он так и не смог привыкнуть к подобным моментам. К этому невозможно привыкнуть.

Пожилой кардиохирург Иван Варфоломеевич Остроумов не впервые в своей жизни столкнулся с ненавистью и презрением в глазах родителя собственного пациента, от чего ему всякий раз хотелось сменить профессию. Совершенно не имело значения ребенку или взрослому он уже вряд ли чем мог помочь, но доктор всегда должен был сообщать родственникам правду, и всегда все повторялось, словно проклятое дежавю. Всякий раз когда из его уст слетали печальные новости, его одинаково ненавидели и считали черствым и бесцеремонным бюрократом. Радовало то, что благодарных родителей, детей, братьев и сестер было в разы больше. Только по этой причине, он все еще изо дня в день пытался спасать чужие жизни. Только искренние слова благодарности и слезы счастья на лицах радостных родственников, после удачных операций, давали ему силы приступать к следующим. Всякий раз заходя в операционную, он не меньше всех тех кто оставался за дверью, молился Господу. Он просил у Всевышнего сил для себя, и жизни для лежащего под наркозом человека, но об этом было известно лишь ему одному.

- Может она не первая в вашей практике и не последняя, как вы утверждаете, но она ЕДИНСТВЕННАЯ для меня! – Громко хлопнув дверью, во избежание расправы над хладнокровным врачом, Иван пулей вылетел из дорого обставленного кабинета.

Иван Варфоломеевич тяжело выдохнув откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Последний раз подобные слова ему приходилось слышать год назад, когда он не смог спасти сорока пятилетнего мужчину с инфарктом. Он не стал тогда объяснять родственникам, что дело не в его компетентности или профессионализме, просто скорая добиралась к нему слишком долго. Он не оправдывался, а стойко принимал оскорбления. За всю свою жизнь он так и не смог понять одного – почему людям проще проклинать, чем понять, он не Господь Бог и оживлять людей ему не под силу. Полная тишина в кабинете и звучавшие в голове последние слова Ивана, все больше и больше угнетали кардиохирурга. Перед его уставшими глазами стояла маленькая девочка с прекрасными кудряшками. Как же она была похожа на его, нынче взрослую, дочь. Как-то незаметно даже для самого себя этот ребенок стал для него родным. Вопреки профессиональной этике и здравому смыслу, он полюбил малышку, которая никогда ни на что не жаловалась и стойко переносила все назначенные процедуры, дававшиеся даже некоторым взрослым с трудом. Ему безумно хотелось продлить ее не долгий век, но что он мог поделать, когда ее собственный организм не спешил ему помогать?! Его желание помочь этой семье было так велико, что всякий раз после тяжелой смены, втайне от всего мира, он заходил в небольшую церквушку не далеко от дома и молился. Он поставил не менее сотни свечей, в надежде на помощь свыше. Но... Мысли начали путаться, голова становилась свинцовой. Спустя некоторое время тяжелых раздумий Иван Варфоломеевич должен был себе признаться, что еще немного и у него случится очередной срыв. Вот уже пять лет, в его организме не было ни капли алкоголя и все это время, каждый день идя на работу мужчине было страшно – “Только бы этот день принес лишь хорошие новости”, твердил он по дороге на работу словно сумасшедший. Вот уже пять лет, это помогало. По крайней мере, он старался не принимать близко к собственному сердцу чужие трагедии, как бы тяжело это не давалось. Уводя себя от мыслей о Бахтияре, Иван Варфоломеевич безвольно окунулся в другие, не менее печальные события уже собственной жизни. Четырнадцатого августа две тысячи восьмого года он оперировал человека, родственником которого являлся сам. Это был инфаркт, которые случались с людьми не редко, и с которыми он зачастую ловко справлялся. Операция не представляла для него особой сложности и, не доверяя никому, кроме себя самого, он решился самолично оперировать собственную супругу. Все шло хорошо. Он провел сотни подобных операций. Ничто не предвещало беды, но... Прийти в сознание, после операции, его жене было не суждено. В тот страшный день он решил – увольняется, а еще – начинает много пить. В том, от чего ему приходилось отговаривать родителей и детей тех, кому он не смог помочь, Иван Варфоломеевич отчетливо видел собственный выход. Это был страшный период его жизни, который разделил все его существование на две части “до” и “после”. Именно тогда ЕГО кудряшка вытащила своего отца из пропасти, в которую он шагал день за днем, опустошая литрами спиртное и прячась от всего мира в кабинете собственного дома. И именно после того, как она его вытащила из Ада, настояла на возвращении в операционную, он поклялся себе, что больше не станет ни с кем из пациентов церемониться. После собственной потери он понял, что никакие утешения не смогут унять боль, а еще, людям нужно всегда говорить реальные вещи, не давать ложных надежд, даже если сам знаешь что все будет хорошо – смолчать. Теперь он знал, все в руках Божьих, а не в его. С тех пор он гораздо чаще видел полные ненависти глаза и слышал упреки в собственной бессердечности. Но он не чувствовал за собой никакой вины, он всегда делал все, что было в его силах. Иван Варфоломеевич знал, его слова чистая правда, жестокая и холодная, но какая есть. Никто ведь никому не обещал, что жизнь милосердна. Лучше так, чем быть уверенным в счастливом исходе, а по итогу уйти на долгие месяцы в запой. Долгих пять лет ему удавалось справляться с человеческими эмоциями, а сейчас... Он излишне привязался к Бахтияре Багдасаровой и теперь больше всего на свете боялся двух вещей – ее смерти и возвращения в свой собственный алкогольный ад. И то и другое было слишком страшной перспективой, избежать которой, к сожалению, не в его власти. ***** Из кабинета бессердечного хирурга Иван вылетел словно ошпаренный. В его мозгу все перемешалось, а грудь душила ненависть и безысходность. В этот раз он направлялся не в ставшую ненавистной палату где на грани безумия балансировала София, днями и ночами просиживая у койки Бахтияры. Нет, в этот раз Иван решительно покинул больницу. Ему нужно было подумать вдали от белых халатов и предрешенности. Ему был жизненно необходим глоток свежего воздуха и приход свежих мыслей. Иван знал истину – из безвыходных ситуаций как минимум есть два выхода. Он не помнил где и когда это услышал, а тем более кто автор этих слов, но он точно знал – в их ситуации тоже есть выход. И пусть хоть миллион кардиохирургов скажут ему о том, что его дочь не первая и последняя, он сдастся лишь со своим последним вздохом. На улице беспощадно палило солнце, что ничуть не было похоже на сентябрь, а бурлящий в венах адреналин лишь способствовал излишней чувствительности к солнечным лучам, заставляя думать Ивана, что он из пластилина, который вот-вот растечется по асфальту. Люди вокруг куда-то спешили, совершенно не обращая внимания на одного из им подобных, как и он на них. Ивану не чем было дышать. В голове за одну секунду мелькало миллион разных мыслей и все не то. Всем своем сознанием он пытался найти выход, который обязан был быть, но…