Дорога

Внезапно он очутился на земле, окруженный людьми, которые оглушительно кричали и больно хлопали его по плечу, в объятиях матери, целовавшей его со слезами на глазах. Он увидел молодого человека в трауре, который держал под руку Мику и говорил ему: «Молодец, мальчуган». Увидел, как удаляются, опустив голову, посрамленные «нечистые голоса». Увидел отца, который долго и невразумительно отчитывал его с напускной строгостью. Наконец, увидел Уку-уку, которая, подбежав к нему, обняла его колени и разразилась потоком неудержимых слез…

Когда Даниэль-Совенок возвращался домой, все опять представилось ему в ином свете, и он признался себе, что у него нет никаких оснований печалиться. В конце концов, день был лучезарный, долина сияла красотой, а жених Мики сказал ему, улыбаясь: «Молодец, мальчуган».

XVIII

Подобно многим другим женщинам, Перечница-старшая презирала любовь, пока ни один мужчина не дарил ей счастья любить и быть любимой. Подчас Перечница смеялась при мысли о том, что первая и единственная в ее жизни любовь родилась как раз из ее ревностного благочестия. Если бы по воскресеньям в сумерки она не рыскала окрест селения, она не обозлила бы молодежь, а если бы она не обозлила молодежь, Кино-Однорукому не представился бы случай встать на ее защиту, а если бы ему не представился такой случай, никогда не было бы тронуто черствое сердце Перечницы-старшей, огражденное ребрами, как глухою стеной. Ее первая и единственная любовь была звеном в цепи причинности, и причинность, осмысляемая Перечницей, подавляла ее. Неисповедимы пути господа.

Роман между Перечницей и Кино не сразу стал известен в селении. К тому же он развивался до отчаяния медленно. До решительного шага дело дошло не скоро. Кино-Однорукий подумывал о Перечнице еще до случая на мосту. Перечница была уже не молода, и он тоже. С другой стороны, Перечница была женщина в его вкусе, худая, сухопарая, и владела лавкой, где бойко шла торговля; у нее был явный коммерческий талант. Как раз то, чего не было у него. В последнее время Кино душили платежи по закладным. По существу, от его собственности ничего не осталось — он и бурьян в саду уже не мог назвать своим. А кроме того, Перечница была худая, и ляжки у нее были тощие. Конечно, предположительно. Разумеется, ни он, ни кто бы то ни было другой никогда не видел ляжек Перечницы. В общем, женитьба на Перечнице была для него вполне подходящим решением жизненных проблем.

Когда Кино-Однорукий защитил Перечницу от парней, собиравшихся сбросить ее с моста, он сделал это не в своекорыстных целях. Он сделал это, потому что был достойным и благородным человеком и ненавидел насилие, в особенности по отношению к женщинам. А если потом дело запуталось, если Перечница как-то особенно посмотрела на него и пылко поцеловала его культяпку, а он почувствовал легкую щекотку, пробежавшую, как судорога, по руке, и растрогался, то что же из того? Это были звенья все той же цепи, перипетии, подводящие к неизбежной развязке. Это был перст божий.

Поцелуй в сморщенную культяпку позволил также Кино-Однорукому констатировать, что в нем еще не иссякла мужская сила. Он еще не стал бесполым существом, он еще кое-чего стоил. И он стал обдумывать практические шаги, которые можно было предпринять. Так у него родилась мысль каждый день ранним утром, пока еще не проснулось селение, подсовывать цветок под дверь лавки Перечницы.

Кино-Однорукий понимал, что тут нужно действовать осмотрительно. Все селение ненавидело Перечницу, сама Перечница была пуританка, а другая Перечница — пуганая ворона. Поэтому ему следовало соблюдать осторожность и скромность и до времени держать дело в тайне.

Он каждый день приносил новый цветок, а если цветок был большой, подсовывал под дверь только один лепесток. Кино-Однорукому было небезызвестно, что цветок, уроненный нечаянно, уносит ветер, но цветок, подброшенный намеренно, таит в себе бóльшую силу убеждения, чем золотые горы. Он знал также, что терпенье и труд все перетрут.

Через месяц переполненная нежностью Перечница излила душу дону Хосе, который был настоящим святым.

— Дон Хосе, — сказала она, — если женщина хочет забыться в объятиях мужчины, это грех?

— Смотря какое у нее намерение, — сказал священник.

— Никакого, только забыться в объятиях, дон Хосе.

— Но, дочь моя, в твои годы?

— Что вы хотите, сеньор священник. Никто не знает, когда придет его час. Любовь и смерть подкрадываются исподтишка. И если желание забыться в объятиях мужчины — грех, да будет вам известно, дон Хосе, я живу во грехе. И тут уж ничего не поделаешь. Я не смогу желать ничего другого, даже если вы мне скажете, что это самый тяжкий из всех грехов. Это желание сильнее меня.

Перечница заплакала.

Дон Хосе, как маятник, качал головой.

— Речь идет о Кино, да? — сказал он.

Перечница залилась краской.

— О нем, дон Хосе.

— Он хороший человек, дочь моя; но это просто несчастье, — сказал священник.

— Неважно, дон Хосе. Все поправимо.

— Что говорит твоя сестра?

— Она еще ничего не знает. Но у нее не хватит духа говорить со мной об этом. Да и какой толк от ее советов.

Но и Ирена, Перечница-младшая, наконец, узнала, что происходит.

— Неужели это правда, Лола? — сказала она. — Ты потеряла рассудок?

— Почему ты так говоришь?

— А ты не знаешь?

— Нет. Зато ты знаешь, что нам нужен мужчина в доме.

— Почему-то когда речь шла обо мне с Димасом, нам не нужен был мужчина в доме.

— Это совсем другое дело, сестра.

— Теперь потеряла голову ты, вот и вся разница.

— Кино порядочный человек.

— Димас тоже казался порядочным.

— Димас ухаживал за тобой, чтобы заграбастать твои денежки. Как только кончились твои пять тысяч песет, кончилась и его любовь. Ты это сама сказала.

— А ты думаешь, Кино ухаживает за тобой ради твоих прекрасных глаз?

Перечница-старшая оскорбилась:

— Какие у тебя основания сомневаться в этом?

— С виду, конечно, никаких, — согласилась Перечница-младшая.

— Кроме того, мне не придется прятаться от людей, как тебе. Я узаконю свою любовь христианским браком.

У Перечницы-младшей засверкали глаза.

— Не говори мне про это, прошу тебя, ради блаженной памяти наших родителей.

В селении еще не догадывались об этом жениховстве. Только когда Перечница и Кино в воскресенье вечером парочкой прошлись по улицам, оно стало наконец достоянием гласности. И вопреки опасениям Кино, герань на балконах не завяла, у коров не пропало молоко, земля не разверзлась и горы не рухнули. Распространившаяся новость вызвала всего лишь язвительные улыбки и двусмысленные намеки. Меньшего нельзя было и ожидать.

Спустя две недели Перечница-старшая снова пришла к дону Хосе.

— Сеньор священник, грешно ли желать, чтобы мужчина поцеловал тебя в губы и изо всей силы сжал в своих объятиях?

— Грешно.

— Тогда я грешу каждую минуту, дон Хосе, и ничего не могу с этим поделать.

— Вы с Кино должны пожениться, — без околичностей сказал священник.

Узнав приговор дона Хосе, Ирена, Перечница-младшая, возопила:

— Ты же на десять лет старше его, Лола, ведь тебе уже пятьдесят. Опомнись, поразмысли. Ради бога, приди в себя, пока не поздно.

Перечница-старшая только что открыла, что есть прелесть в прячущемся за горы солнце, и в скрипе телеги с сеном, и в медлительном полете коршунов под чистым августовским небом, и даже просто в том, что живешь. И она уже не могла отречься от этого открытия.

— Я решилась, сестра. А если тебе это не по нраву, я тебя не держу, скатертью дорога, — сказала она.

Перечница-младшая расплакалась, потом с ней случилась истерика, и, наконец, она слегла с высокой температурой. Прошла неделя. В воскресенье температура упала. Перечница-старшая на цыпочках вошла в комнату и отдернула занавески.

— Ну, поднимайся, сестра, — радостно сказала она. — Сегодня в церкви дон Хосе прочтет мое первое оглашение. Это должен быть незабываемый день для тебя и для меня.