Танец ангела

И на этот раз они не отвели глаза друг от друга.

Почти в то же самое время возле дома Поздняковых остановился "КамАЗ". Петрович с улыбкой нажал на сигнал.

Услышав рев клаксона, лежавшая в борозде, тетя Варя вскочила и принялась выдергивать осоты из картофельных рядов. А со стороны прудика неслись младшие Поздняковы и Волковы.

- Что-то я утомился!- Петрович потянулся и зевнул.- Глянь-ка, а вот и твоя красавица,- улыбнулся он.

Но Игорь уже сам увидел Вику. Она вышла с огорода в палисадник. На ней было пестрое ситцевое платьице, на руках сидела Машенька Позднякова, а рядом стояли Саша Волкова и Наташа Позднякова. И у всех у них на головах пестрели венки из полевых цветиков.

- Картина Репина – "Не ждали"!- Отпустил комментарий Петрович.

А Игорь посмотрел на него с улыбкой и только покачал головой.

- Сашка!- Крикнул Петрович дочери.- Ну-ка, давайте сюда! Чего вам папка привез?!

К машине уже подбежали мальчишки:

- Папка, папка!.. Дядя Игорь!..- Почти в голос кричали они.

Игорь спрыгнул с подножки и подошел к палисаднику.

В доме открылось окно. Из него выглянула жена Петровича и красноречиво погрозила благоверному кулаком.

- Здравствуй, Настя,- кивнул ей Игорь.- У нас все нормально.

- Свое он все равно получит, даже не уговаривай!

- Не буду...- Игорь подошел к Вике.- Привет!

- Здравствуй!- Она с неожиданной силой притянула его к себе и поцеловала в губы.

- Ой, охаверники!- Глядя на них, тетя Варя смахнула слезинку.

И словно услышав ее, стоявший возле часовенки, Анатолий Сергеевич Стрекалов оглянулся на молодых.

Беседуя с дочерью Алевтина Александровна Стрекалова любила повторять: "Посмотри на нашего папу, дочка. Он как солнце одинаково щедро одаривает теплом всех и даже тех, кто не нуждается в этом! Он ошибается, пьет без меры. Но от его слов мир становится чище". Это несколько надуманное сравнение слетало с ее губ не случайно. Мама Любы Стрекаловой всю жизнь проработала школьным учителем, преподавала физику и астрономию. В ее правилах было рассыпать перед собеседником малопонятные словечки или говорить иногда чересчур напыщенно и высокопарно. Одно ее извиняло, самую подчас невразумительную ахинею Алевтина Александровна говорила от чистого сердца. И неудивительно, что после своих хождений по мукам они взялись за строительство часовни. Деревенские над ними посмеивались, говорили:

- Скоро поклоны в вашей церкви некому отбивать будет - разъедутся все. Кому она нужна?!

- Нам!- Отвечала Алевтина Александровна своим пронзительным высоким голосом.- Потому что нам идти больше некуда! Если и умрем, то хоть умрем на русской земле!

- Аля, перестань ты с ними ругаться,- пытался вразумить ее муж.- Ты ведь понимаешь, что твоя горячность только забавляет их.

Вместо ответа она гладила его по впалым щекам и улыбалась. За последние несколько лет они друг на друга голоса не повысили.

- Что ты пытаешься доказать им, Аля? Что мы тоже русские?

- Я ничего не доказываю,- с улыбкой говорила она в ответ.- Но ведь они тоже русские...

Жизнь – большая лотерея. Покажется вдруг, что и ты вытянул счастливый билет. Но счастье неожиданно оборачивается бедой, а мнимый достаток тает как снег в весеннюю оттепель. И обнажаются из-под него ошибки прошлого, о которых можно бы и забыть, но уже не дают этого сделать другие. И словно пустоты, вытаявшие в снеге, рушатся каждый день отношения с близкими и знакомыми, разваливается налаженный быт. До тех пор рушится все, пока не останутся от вчерашнего дня руины, уже подернутые тленом.

Там где они жили, Анатолия Сергеевича тоже считали чудаком. Его страстная увлеченность историей и культурой чужого народа у узбеков вызывала только вежливую улыбку. Традиции нужно соблюдать в жизненном укладе, а не хранить на музейных полках. И русский, уже забывший о своих корнях, ничего кроме усмешки у них не вызвал. Но Анатолий Сергеевич всего этого замечал и постепенно музей Химкомбината превращался в подобие  историко-краеведческого музея.

Не секрет, что одну из жемчужин Средней Азии – "Страну хана Узбека" в советское время превратили в сплошное хлопководческое хозяйство, землю отравили химикатами, а народ сделали поденщиками текстильной промышленности. Разумеется, не все выглядит так однозначно. Руководство советского Узбекистана в то время почти сплошь состояло из узбеков, а директивы из Москвы деформировались до неузнаваемости уже на местах. На хлопковых приписках поднялись не просто баи - могучие владыки, правившие целыми регионами. И все же факт остается фактом, фруктовые сады, пастбища и бахчу безжалостно распахивали под хлопчатник. Не только дехкане, но и дети сельчан, школьники и студенты из городов, рабочие с промышленных предприятий – все выходили на поля под знойное азиатское солнце. Поэтому неудивительно, что и русские и власть Москвы, которой тщательно прикрывалось местное руководство, в сознании узбеков слились в одно целое. Для подавляющего большинства русских людей за пределами России развал Советского Союза стал трагедией.

Стрекаловы не были так стары как казались. Когда уезжали из Узбекистана их дочери шел двадцать четвертый год, а родители, будучи одногодками, только-только разменяли шестой десяток, исполнилось им по пятьдесят два года. Случилось это в начале девяносто шестого, когда идея моноэтнических коллективов в Средней Азии незаметно обернулась обыкновенным фашизмом. На городских площадях толпами собирались нацисты с плакатами: "Русские – в Москву! Татары – в Казань! Башкиры – в Уфу!". А были еще ласковые улыбки, полные смертельного яда: "Дорогой сосед, зачем мне покупать твой дом, твою квартиру? Завтра ты все бросишь и уедешь. И даже мебель с казанами, все мне оставишь!"

Если бы Стрекаловы не тянули с отъездом и не надеялись на лучшее, возможно, их дальнейшая жизнь сложилась бы как-то иначе. Но так спокойней и приятней верить, что уже завтра все проблемы разрешатся сами собой и добро восторжествует. Извечная надежда малодушных на добродетель окружающих людей.

Первым работу потерял Анатолий Сергеевич - директорат на Химкомбинате сменился.

Незадолго до своей отставки бывший директор Илья Васильевич Самарин зашел в музей.

- Здравствуй, Анатолий Сергеевич. Хлопотливый ты наш человечище! Экую экспозицию придумал!- Он прошелся вдоль стенда с образцами керамики и керамической посуды старых мастеров.

- Спасибо, Илья Васильевич. Скоро должны привезти образцы из Коканда и Самарканда.

- Толя, присядем. Ты ведь знаешь, что очень скоро мои полномочия закончатся. На мое место прочат Юсупова Усмана Рашидовича. Знаешь, чем это чревато? Через полгода на комбинате и в городе окончательно утвердится его клан.

- Да кому же мой музей нужен?- Удивленно посмотрел на него Стрекалов.

- Не музей им нужен, Толя. Место! Лично я в этих краях все распродаю и уезжаю в Ташкент. Пока... Тебе советую, сразу в Россию перебираться. Не тяни с отъездом, Толя. Если нужна помощь, звони - во всем помогу. Времени у тебя немного осталось – чуть больше месяца. Так что поторопись, потому что очень скоро времена еще круче изменятся.

- Даже не знаю, что сказать, Илья Васильевич. Я здесь всю жизнь прожил. Эту землю я уже родиной считаю. И ехать нам некуда. Кто нас в России ждет? Ты нашу историю знаешь. У Али в России родных нет. У меня только брат и тому мы не в радость.

- А кому вы здесь нужны? Прошло наше время, Анатолий Сергеевич, уже не вернется. И семи пядей во лбу иметь не нужно, чтобы понимать это. Времени на размышления уже не осталось, вам квартиру нужно продать выгодно. Не тяните с этим. Пока есть возможность – уезжайте в Россию. Я вам помогу.

- Мы подумаем,- кивнул Стрекалов.

- Пока я здесь и при должности, я могу помочь,- напомнил ему на прощание Самарин.- Потом у меня такой возможности не будет.

Когда он ушел, Стрекалов подошел к окну. Под выжженным летним небом курились трубы Химкомбината.