Команда Смайли

– «Однако, предупредил меня Карла, в дополнение к моим обязанностям аудитора представителей Тринадцатого управления в странах Западной Европы, мне придется выполнять некоторые тайные поручения – находить крыши или легенды для будущих тайных агентов. Все сотрудники Управления занимаются этим, пояснил он, но создание легенды – дело чрезвычайно секретное, и я ни при каких обстоятельствах не должен это ни с кем обсуждать. Ни с послом, ни с майором Пудиным, постоянным оперативным представителем Карлы в нашем посольстве в Париже. Я, естественно, принял предложение и, пройдя специальный курс по обеспечению безопасности и связи, занял свой пост. Я совсем недолго пробыл в Париже, когда поступил сигнал лично от Карлы о том, что срочно требуется легенда для женщины-агента примерно двадцати одного года». – Вот мы и у цели, – с удовлетворением заметил Эндерби. – «Карла рекомендовал мне обратиться к нескольким семьям эмигрантов и надавить на них с тем, чтобы они удочерили эту молодую женщину, – Карла предпочитал технику шантажа – подкупу». – И правильно, черт побери, – от души согласился с этим Эндерби. – При нынешнем уровне инфляции шантаж – пожалуй, единственное, что сохраняет ценность.

Сэм Коллинз разразился густым одобрительным смехом.

– Спасибо, Сэм, – любезно произнес Эндерби. – Премного благодарен.

Человек меньшего масштаба, чем Эндерби – или менее толстокожий, – пропустил бы следующие несколько страниц, ибо они главным образом подтверждали предложения трехлетней давности Конни Сакс и Смайли о том, чтобы использовать отношения, установившиеся между Лейпцигом и Кировым.

– Киров исправно прочесывает эмигрантов, но безрезультатно, – возвещает Эндерби, словно читает субтитры в кино. – Карла требует, чтобы Киров поднапрягся, Киров старается еще усерднее и – снова промашка. – Неожиданно умолкнув, Эндерби взглянул на Смайли, на этот раз в упор. – Никудышный малый, этот Киров, верно, Джордж? – спросил он.

– Да, – откликнулся Джордж.

– Вы утверждаете, что Карла не мог довериться своим ребятам. Ему пришлось пойти в народ и завербовать непрофессионала вроде Кирова.

– Да.

– Тупица. Малый, которому никогда не окончить бы Саррат.

– Совершенно верно.

– Другими словами, создав свой аппарат, натренировав его следовать, можно сказать, железным правилам, Карла не посмел воспользоваться им для этого конкретного дела. Вы это хотите сказать?

– Да, – отозвался Смайли. – Таково мое мнение.

Таким образом, когда Киров столкнулся с Лейпцигом в самолете по пути в Вену, продолжал Эндерби, перефразируя теперь рассказ Кирова, ему показалось, что Лейпциг ниспослан ему Богом в ответ на его молитвы. Не важно, что Лейпциг теперь базируется в Гамбурге, не важно, что была сотворена подлость в Таллине. Отто – эмигрант, связанный с эмигрантскими группами, Отто – многообещающий мальчик. Киров срочно дал знать об этом Карле, предлагая завербовать Лейпцига в качестве источника по эмигрантам и поставщика талантов. Карла согласился.

– Что было, если поразмыслить, еще одним идиотизмом, – заметил Эндерби. – Господи, я хочу сказать, кто же в здравом уме и твердой памяти поставит на лошадку с биографией Лейпцига? Особенно в таком деле?

– Карла оказался в трудном положении, – объяснил Смайли. – Это слова Кирова, и им есть подтверждение из других источников. Карла торопился. Он вынужден был идти на риск.

– Вплоть до того, чтоб убирать людей?

– Это произошло недавно, – произнес Смайли таким небрежно оправдывающим тоном, что Эндерби бросил на него колючий взгляд.

– Вы нынче настроены чертовски всепрощающе, не так ли, Джордж? – не без подозрения заметил Эндерби.

– В самом деле? – Смайли, казалось, это озадачило. – Значит, так оно и есть, Сол.

– И чертовски кротки тоже. – Он вернулся к записям. – Страница двадцать один, и мы можем вздохнуть свободно… – И он стал медленно читать, особо подчеркивая значение отрывка. – Страница двадцать один, – повторил он. – «После удачной вербовки Остраковой и после того, как ее дочери Александре выдали официальное разрешение проживать во Франции, мне было велено немедленно выделить из парижских сумм десять тысяч американских долларов и выплачивать их ежемесячно этому новому „кроту“, который отныне будет фигурировать под кличкой КОМЕТА. Все, связанное с агентом КОМЕТА, получало также высшую категорию секретности, любые связанные с нею сообщения следовало передавать непосредственно начальнику Управления, без посредников и кодировать особым шифром. Такие сообщения следовало отсылать предпочтительно с курьером, поскольку Карла против излишнего использования радио». – Это правда, Джордж? – спросил как бы между прочим Эндерби.

– Мы таким образом поймали его в Индии, – отозвался Смайли, не поднимая головы от бумаг. – Мы раскрыли его шифр, и он потом поклялся никогда больше не пользоваться радио. Как от большинства обещаний, которые дает человек, от этого тоже можно было отступить.

Эндерби вытащил спичку и почесал тыльную сторону ладони.

– А вы не хотите снять пальто, Джордж? – поинтересовался он. – Сэм, спросите, что он хочет выпить?

Сэм спросил, но Смайли ушел с головой в бумаги и не ответил.

Эндерби возобновил чтение вслух:

– «Мне было велено также не упоминать о КОМЕТЕ в ежегодных отчетах о расходах в странах Западной Европы, которые я, как аудитор, подписывал и представлял Карле, а он, в свою очередь, передавал их по окончании каждого финансового года на рассмотрение коллегии Московского Центра… Нет, я никогда не встречался с агентом КОМЕТА, как не знаю и того, что с ней сталось или в какой стране она действует. Знаю только, что она живет под именем Александры Остраковой, чьи родители получили французское гражданство…» – Снова пропускается несколько страниц. – «Ежемесячная выплата десяти тысяч долларов производилась не лично, я переводил деньги в банк в Туне – это в Бернском кантоне, в Швейцарии. Переводил их на счет некоего доктора Адольфа Глазера. Номинально Глазер является владельцем счета, но, я думаю, доктор Глазер – это рабочее имя человека, с которым Карла держит связь в Советском посольстве в Берне, настоящее имя его – Григорьев. Дело в том, что однажды я перевел деньги в Тун, а в результате ошибки банка деньги на счет не поступили; когда это стало известно Карле, он приказал мне – пока банки разбираются – немедленно выслать эту сумму вторично на имя Григорьева. Я так и сделал, а потом мне вернули первоначально посланную сумму. Это все, что я знаю. Отто, друг мой, прошу тебя: сохрани это в тайне, не то меня убьют». – И он, черт возьми, прав. Так они и поступили. – Эндерби швырнул записи на стол, и они упали с глухим стуком. – Можно сказать, последняя воля и завещание Кирова. Это все, Джордж?

– Да, Сол.

– В самом деле не хотите выпить?

– Благодарю вас. Я вполне ублаготворен.

– Я тем не менее выложу все до конца, потому что меня переполняет информация. Следите за счетом, который я буду вести. Правда, в арифметике мне далеко до вас. Следите за каждым поворотом моей мысли. – Вспомнив Лейкона, он поднял левую руку и растопырил пальцы, готовясь по ним считать. – Первое: Остракова пишет Владимиру. Ее письмо вызывает в памяти старые воспоминания. По всей вероятности, Михель перехватил его и прочитал, но мы этого никогда не узнаем. Мы могли бы поднажать на него, но сомневаюсь, чтобы это помогло, и мы наверняка наделаем шуму в стане Карлы, если на это пойдем. – Он загнул второй палец. – Второе: Владимир посылает копию письма Остраковой Отто Лейпцигу, убеждая его в самом срочном порядке возобновить отношения с Кировым. Третье: Лейпциг мчится в Париж, встречается с Остраковой, подкатывается к своему дорогому старому приятелю Кирову, уговаривает его поехать в Гамбург, а Киров вполне может туда поехать, поскольку Лейпциг все еще значится в списках Карлы как агент Кирова. Теперь возникает один вопрос, Джордж.

Смайли ждал.

– В Гамбурге Лейпциг спалил Кирова с потрохами. Правильно? Доказательство – здесь, в наших потных руках. Но мне интересно знать – как?