Команда Смайли

Правильное ли он употребил слово или нет – на это Смайли не дал ответа. Возможно, этого от него и не ждали. Он сидел в кожаном кресле совсем неподвижно, не сняв коричневого твидового пальто, наклонившись и сцепив на коленях руки. У локтя его лежала расшифровка слов Кирова. Вид у него был осунувшийся, и Эндерби потом скажет, что ему показалось, будто Смайли соблюдал диету. Сэм Коллинз, начальник Оперативного отдела, щегольски одетый мужчина с темными усиками, вечно готовый вспыхнуть улыбкой, сидел буквально в тени Эндерби. В свое время Коллинз слыл в Цирке человеком жестоким, которого годы оперативной работы научили презирать ханжество пятого этажа. Теперь же он из браконьера превратился в лесничего и заботился о своей пенсии и своей безопасности, как раньше заботился о своей агентурной сети. Он сидел с намеренно бесстрастным лицом, выкуривал до половины коричневые сигареты, затем тушил их в потрескавшейся морской раковине и все это время смотрел глазами преданной собаки на Эндерби, своего хозяина. А Эндерби, прислонившись к боковине французского окна, как силуэт на фоне яркого света на дворе, ковырял в зубах спичкой. Из левого рукава его пиджака торчал шелковый платок, он стоял, выдвинув вперед одно колено и слегка нагнувшись, точно в ложе, отведенной для членов клуба в Аскоте. В саду, на лужайке, тонким газом лежали хлопья тумана. Эндерби откинул голову и отодвинул от себя документ, словно читал меню.

– Поехали. Я – Киров. «Когда с семидесятого по семьдесят четвертый год я занимался финансами в Московском Центре, в мои обязанности входило выявлять неточности в отчетах резидентов и призывать виновных к ответу». – Он умолк и снова посмотрел поверх очков. – Это было до того, как Кирова назначили в Париж, верно?

– Абсолютно верно, – живо подхватил Коллинз и обернулся на Смайли, ища поддержки, но не получил ее.

– Я просто составляю разработку, понимаете, Джордж, – пояснил Эндерби. – Просто выстраиваю в ряд. У меня нет ваших серых клеточек.

Сэм Коллинз ослепительно улыбнулся в ответ на такое проявление скромности со стороны шефа.

А Эндерби продолжал:

– «В ходе проведения таких крайне щекотливых и конфиденциальных расследований, которые иногда приводили к наказанию больших чинов Московского Центра, я познакомился с начальником независимого Тринадцатого управления разведки, подчиненного Центральному Комитету партии, – человека этого в Центре знали только под его кличкой – Карла. Это женское имя – говорят, так называлась первая агентурная сеть, которую он курировал». Верно, Джордж?

– Во время гражданской войны в Испании, – пояснил Смайли.

– Это было большое ристалище. Так, так. Продолжаем: «Тринадцатое управление – самостоятельная организация в Московском Центре, главной обязанностью которой является вербовка, обучение и заброс в фашистские страны глубоко законспирированных тайных агентов, известных также под названием „кроты“… и т.д… и т.д… и т.д. Часто „кроту“ требуется немало лет, чтобы найти свое место в намеченной стране, прежде чем он активно включится в разведработу». Призрак этого чертова Билла Хейдона. «Обслуживают „кротов“ не обычные резидентуры, а представитель Карлы, как его именуют, – обычно это человек военный, который днем работает в качестве атташе посольства. Этих представителей отбирает лично Карла, и они являются элитой… и т.д… и т.д…, пользующейся особым доверием и свободой, каких не имеют другие офицеры Центра, а также возможностью разъезжать и деньгами. Поэтому они являются предметом зависти всех остальных сотрудников Службы».

Эндерби сделал вид, что ему нужна передышка.

– О, Господи, эти переводчики! – воскликнул он. – А может быть, просто идущий ко дну Киров – такая зануда. Казалось бы, человек, кающийся на смертном одре, должен быть кратким, не так ли? Но только не наш Киров, о нет! Как вы там, Сэм?

– Отлично, шеф, отлично.

– Поехали дальше. – Эндерби стал снова читать торжественным тоном: – «В ходе моих расследований финансовых нарушений возникло сомнение относительно честности резидента Карлы в Лиссабоне – полковника Орлова. Карла создал тайный трибунал из своих людей, и в результате представленных мной доказательств полковника Орлова ликвидировали в Москве десятого июня семьдесят третьего года». Вы говорите, это проверено, Сэм?

– У нас есть неподтвержденное сообщение перебежчика, что его расстреляли, – живо откликнулся Коллинз.

– Мои поздравления, товарищ Киров, приятель растратчика. Иисусе! Что за змеиный колодец! Еще хуже нас. – И продолжал: – «Что касается меня, то Карла меня лично поблагодарил за то, что я разоблачил преступника Орлова, и заставил меня поклясться держать это втайне, так как он считал, что поведение полковника Орлова пятнает честь его Управления и наносит ущерб его положению в Московском Центре. Карла славится своими высокими принципами и своей порядочностью и по этой причине имеет много врагов среди тех, кто себе позволяет».

Эндерби намеренно сделал паузу и снова посмотрел поверх очков на Смайли.

– Все мы плетем веревки, на которых нас потом вешают, верно, Джордж?

– Мы – пауки-самоубийцы, шеф, – убежденно произнес Коллинз и сверкнул еще более широкой улыбкой, направив ее куда-то между ними.

Но Смайли всецело погрузился в чтение признаний Кирова, и шутки до него не доходили.

– Пропустим следующий год в жизни и любовных приключениях брата Кирова и перейдем к его следующей встрече с Карлой, – предложил Эндерби, не обращая внимания на то, как помрачнел Смайли. – Вызов ночью – это, по-моему, обычная история. – Он перевернул две-три страницы. Смайли вслед за Эндерби сделал то же самое. – Машина останавливается у московского жилья Кирова – почему, ради всего святого, они не могут говорить «квартира», как все? – его вытаскивают из постели и везут в неизвестном направлении. Странную жизнь они ведут, верно, эти гориллы из Московского Центра – никогда не знают, получат медаль или пулю в лоб. – Он снова обратился к отчету. – Все совпадает, так, Джордж? Поездка и все прочее? Полчаса на машине, маленький самолетик и так далее?

– У Тринадцатого управления есть три или четыре здания, в том числе тренировочный лагерь под Минском, – прокомментировал Смайли.

– Итак, Киров в ту же ночь снова оказывается перед Карлой, неизвестно где. Карла с Кировым совсем одни. Маленькая деревянная изба, монастырская атмосфера, голые стены, никаких свидетелей – во всяком случае видимых. Карла прямо переходит к сути дела. Как Киров отнесется к тому, чтобы получить назначение в Париж? Киров очень хотел бы поехать… – Эндерби перевернул страницу. – Киров всегда восхищался работой Тринадцатого управления, сэр, и т.д… и т.д… всегда был большим поклонником Карлы – согнемся, подползем, опять согнемся. Похоже на вашу манеру, Сэм. Интересно, что Карла показался Кирову усталым, – отметили это обстоятельство? – нервничавшим. Что-то давило на Карлу, он дымил как труба.

– Он всегда так делал, – вставил реплику Смайли.

– Делал что именно?

– Всегда много курил, – пояснил Смайли.

– В самом деле? – Эндерби перевернул еще одну страницу. – Теперь инструктаж Кирова, – прочел он. – Карла сам это делает. «Днем я должен работать сотрудником Торгового представительства при посольстве, а моя основная работа – контролировать и вести финансовую отчетность всех представителей Тринадцатого управления в следующих странах»… Киров их перечисляет. Среди прочих стоит Бонн, а не Гамбург. Вы меня слушаете, Сэм?

– Неуклонно, шеф.

– Не запутались в лабиринте?

– Ничуть, шеф.

– Умные ребята эти русские.

– Чертовски.

– Снова Киров: «Он подчеркнул чрезвычайную важность моего задания – и т.д. и т.д. – вспомнил, как отлично я проявил себя в деле с Орловым и велел – ввиду крайней щекотливости поручаемого мне задания – направлять свои донесения прямо ему в кабинет, для чего мне обеспечат специальный шифр…» Теперь переходим на страницу пятнадцать.

– Ищем страницу пятнадцать, шеф.

А Смайли ее уже открыл.