Страница 82 из 97
40
Конечно, «Невидимая невеста» навеяна открытиями Герберта Уэллса.
Но роман Жюля Верна — действительно роман загадок. Некоторые из них объяснил известный французский исследователь Норбер Персеро (совместно с Эриком Вайсенбергом и Оливером Дюма)[58]. Он первый уверенно указал на то, что в «Невидимой невесте» Жюль Верн зашифровал историю своей дочери, приславшей ему в Амьен такое неожиданное письмо в мае 1886 года.
МИРА, это, несомненно, анаграмма имени МАРИ.
Дата бракосочетания Миры, «невидимой невесты», указывается в романе точно — 12 июня. Во всех вариантах рукописи Жюля Верна, писал Норбер Персеро, рукой писателя обозначена именно эта дата. Кстати, 12 июня 1836 года — это ведь еще и день рождения Эстель Энен (в замужестве Дюшен), любовницы Жюля Верна. А еще это (что чрезвычайно важно для понимания романа) дата свадьбы Мари Дюшен и Люсьена Берже — 12 июня 1886 года.
«В романе Жюля Верна, — писал Норбер Персеро, — обнаруживаются и другие возможности для анаграмм. Имя АРАЛАН (HARALAN), например, можно связать с именем ШАРЛЬ (CHARLES), — то есть с именем мужа Эстель, которое Жюль Верн, без сомнения, хорошо знал. Четыре буквы из семи тут стоят в одном порядке (cHARLes/HARaLan). А фамилия РОД(Е)РИК (RODERICH) напоминает имя РОДРИГ (RODRIGUE), которое имело также и такое написание — RODERICK (RODERICk / RODERICh).
Для чего дается эта ссылка на Родрига?
Да для того, чтобы напомнить: герой корнелевского "Сила"[59] убивает шпагой отца Химены абсолютно так же, как это делает у Жюля Верна капитан Аралан, убив Шторица…»
«Вильгельм Шториц, — писал далее Персеро, — это персонаж, который ведет свою игру, то есть создает свою собственную иСТОРИю. Это сразу перебрасывает мостик между историей настоящей (то есть той, которая прожита Мари и ее истинным биологическим отцом) и историей рассказанной (которую ведет "рассказчик иСТОРИй" — англ. STORIES/ STORITZ, как любил называть себя Жюль Верн). Тот, кто прожил настоящую историю, конечно, не является тем, кто создал книжную историю, но и тот и другой в истории участвуют, — оба молча и трусливо играют по правилам семейного и общественного лицемерия…»
«Две даты, — указывал далее Норбер Персеро, — выступают вехами рассказа:
— 15 мая, дата гражданского бракосочетания Миры, дважды приводится в главе XI и еще два раза упоминается в главе XII. Эта дата вполне могла соответствовать дню, когда Жюль Верн получил письмо от Мари, в котором она сообщала о своем скором замужестве.
— 12 июня, как мы уже указывали, самая важная дата, — день венчания.
В главе XVIII Жюль Верн пишет, что случай Миры был отдельно рассмотрен римским судом и было принято "положительное решение", то есть не было сомнения, что невеста ("невидимая") была живой, а значит, могла пройти таинство бракосочетания…»
«Мишель Верн, — писал далее Норбер Персеро, — не сохранил в своей памяти ни одной из этих дат, несмотря на то, что отец явно рассказал ему о секретах, запрятанных в романе "Невидимая невеста"».
Может быть, и так. Но, может быть, и сохранил.
Просто не счел возможным с кем-либо этим делиться.
41
Вот уж поистине, у каждого в шкафу свои скелеты.
Полусумасшедший герой «Невидимой невесты», несомненно, опасен для окружающих. Но, как и в случае с романом «Черная Индия» (в котором Жюль Верн не смог превратить «кающегося» в столь же запоминающийся символ, как, скажем, морлоки Герберта Уэллса), герой «Невидимой невесты» остается для всех всего только обиженным злодеем. Он Мститель. Мы опять имеем дело с Мстителем.
Совсем другое дело — герой Уэллса.
Человек-невидимка Уэллса виден, да простится мне этот парадокс.
Поступки Гриффина вызывают смятение. Он масштабен. Он знает, ради чего убил отца, ради какой цели украл чужие деньги, сжег дом, в котором жил. За это уэллсовского невидимку и преследуют — постоянно и неустанно.
И сам он не скрывает своих целей.
«Вы проявили изумительную энергию и сообразительность, — пишет он своему бывшему другу, — хотя я не представляю себе, чего вы надеетесь этим достичь. Вы против меня. Весь день вы травили меня, хотели лишить меня отдыха и ночью. Но я насытился вопреки вам, выспался вопреки вам, и игра еще только начинается. Игра только начинается! Мне ничего не остается, как прибегнуть к террору. Настоящим письмом я провозглашаю первый день Террора. Отныне Порт-Бэрдок уже не под властью королевы, передайте это вашему начальнику полиции и его шайке, — он под моей властью, под Властью Террора. Нынешний день — первый день первого года новой эры — эры Невидимки. Я — Невидимка Первый. Сначала мое правление будет милосердным. В первый день будет совершена только одна казнь, для острастки, казнь человека по фамилии Кемп. Сегодня смерть настигнет этого человека. Пусть запирается, пусть прячется, пусть окружает себя охраной, пусть оденется в броню, если угодно, — смерть, незримая смерть уже приближается к нему. Пусть принимает меры предосторожности: тем большее впечатление его смерть произведет на мой народ. Смерть двинется из почтового ящика сегодня в полдень. Письмо будет опущено в ящик перед самым приходом почтальона — и в путь! Игра началась. Смерть надвигается на него. Не помогай ему, дабы смерть не постигла и тебя. Сегодня Кемп должен умереть».
Ни много ни мало — весь мир нужен уэллсовскому человеку-невидимке.
А Вильгельм Шториц всего лишь похищает чужую невесту.
42
На Всемирную выставку 1900 года, открывшуюся 15 апреля, Жюль Верн поехать не смог. Зато в Париже побывали Онорина и падчерицы, а Мишель в то время даже работал в администрации выставки.
«Один забавный случай, — вспоминал Жан Жюль-Верн, — поможет нам понять разницу в воззрениях двух поколений. Мишель, наконец, добился определенного положения и получил возможность пользоваться щедротами первых дней XX столетия. Однажды он приехал в Амьен в меховой шубе, что по тем временам выглядело вызывающей роскошью. Чтобы оправдаться перед отцом, он уже с порога заявил:
"Смотрите, как мне повезло. Я отдал за эту шубу тысячу франков, а мне хватит ее не меньше чем на десять лет. Так что обойдется она мне всего-то по сто франков в год".
"Да, тебе и впрямь повезло, — ответил Жюль Верн. — Но я, например, шью себе пальто раз в десять лет, и стоит оно мне сто франков!"».
43
В конце 1894 года во французском Генштабе была обнаружена, как сейчас бы сказали, серьезная утечка секретных документов. А через некоторое время в военное министерство доставили документ, якобы случайно найденный среди выброшенных за ненадобностью бумаг германского военного агента полковника Шварцкоппена.
Экспертиза почерка указала на капитана Дрейфуса.
15 октября капитан был арестован и после короткого расследования предан военному суду. На виновности французского офицера (еврея) решительно настаивали начальник Генерального штаба генерал Буадеффр, его помощники генерал Гонз, Пати де Клам, полковник Анри и др. Но судьи колебались — улик было недостаточно. Тогда с согласия военного министра следователь предъявил судьям еще одну записку, якобы написанную уже самим германским послом и прямо изобличавшую капитана Дрейфуса в сотрудничестве с немцами…
«Дрейфус был осужден в 1894 году, — писал в своих воспоминаниях внук Жюля Верна, — и следует прямо сказать, что осуждение это было воспринято как дело для того времени вполне обычное. Правда, Вернар Лазар опубликовал волнующую книжку "Судебная ошибка". (В ней подробно рассказывалось о том, что новый начальник разведывательного бюро полковник Пикар сразу указал генералу Гонзу на явное сходство почерка капитана Дрейфуса с почерком совсем другого офицера — майора Эстергази. — Г. П.) Но общественное мнение всколыхнулось лишь после того, как 13 января 1898 года в газете "Аврора" (ее, кстати, редактировал будущий премьер-министр Франции Жорж Клемансо. — Г. П.) появилась знаменитая статья Эмиля Золя "Я обвиняю!"…
58
Percereau N. «Le secret de la "Fiancee invisible"» // Bulletin de la societe Jules Verne. 2006. Sept. № 159.
59
Пьер Корнель (1606—1684) — французский драматург, член Французской академии. Трагедия «Сид» сразу была признана шедевром, не случайно в то время говорили: «Прекрасен (-на) как Сид».