Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 97



Геннадий Прашкевич

ЖЮЛЬ ВЕРН

Автор глубоко благодарен коллегам и друзьям, всемерно помогавшим ему в работе над этой книгой, а особенно — Эноре ле Блейз (Париж), С. Соловьеву (Тулуза — Санкт-Петербург), Л.Г. Киселевой (Новосибирск), Т.Б. Стадниченко (Новосибирск), Т.Н. Вершининой (Монпелье), С. Исакову (Новосибирск).

Предисловие.

РАССКАЗЧИК ИСТОРИЙ

1

Книги Жюля Верна и его биография давно известны в России.

Но по мере углубления в изучаемый материал портрет писателя, казалось бы, хорошо знакомый нам еще с давних советских (и досоветских) времен, постепенно перестал совпадать с привычным, «книжным» портретом. Для читателя массового, для потребителя, это, так сказать, и неважно. «Таинственный остров» — приключения? Ну и ладно! «Вверх дном» — фантастика? И бог с ней! «Путешествие и приключения капитана Гаттераса» — роман географический? И пусть. Алексей Толстой фантастом себя не считал, а в истории фантастики остался. Герберт Джордж Уэллс выше всего ставил социальные свои романы, а читают до сих пор «Войну миров» и «Человека-невидимку». Сомерсета Моэма, Уильяма Сарояна, Луи Селина, даже Льва Толстого издают сейчас конечно же меньшими тиражами, чем Стивена Кинга или Джоан Роулинг, но кто станет утверждать, что уровень мировой литературы определяет Стивен Кинг, а не Лев Толстой?

«Сегодня главные позиции в искусстве занимает поп-культура, — сказал однажды на онлайн-конференции итальянский писатель Пьердоминико Баккаларио. — Сегодня все главные позиции занимает поп-культура, она и привлекает главный интерес. — И нашел, как ему показалось, весомый аргумент в пользу своих размышлений: — Не будете же вы в приличном ресторане под чудесное итальянское вино дискутировать о Борхесе или Достоевском. А вот о последних новинках фэнтези — непременно».

Что же такое Жюль Верн с сегодняшней точки зрения?

Да, сюжеты его часто не оригинальны, описания полны длиннот, бесконечные перечисления утомляют, портреты героев и героинь набросаны по банальным схемам, — но кто, скажите, недочитал до конца историю колонистов острова Линкольна или роман о невероятных приключениях французского капитана, волею случая занесенного на пролетающую мимо Земли комету?

Ученики сами выбирают себе учителей.

Жюль Верн всю жизнь восхищался Виктором Гюго, считал его мэтром, мечтал превзойти его, хотя бы встать вровень, но учителем все же выбрал Александра Дюма-отца.

И, скажем так, это был не худший выбор.



Ведь Александр Дюма-отец — это Франция.

Да — Франция! Утверждение столь же неоспоримое, как и то, что Марк Твен или Джек Лондон — это Америка, Лев Толстой — Россия, Иоганн Вольфганг Гёте — Германия, а Герберт Уэллс или Редьярд Киплинг — Англия…

«Все, что Дюма сделал для истории, я сделаю для географии».

Жюль Верн сдержал свое слово, написав почти 100 томов своих «Необыкновенных путешествий».

И успех его был не случаен.

Как это ни странно, в основе всей мировой культуры лежат путешествия.

Почему-то перемещения в пространстве часто кажутся творческим людям важнее перемещения во времени. Возьмите любое значительное литературное произведение, и вы убедитесь, что герои его непременно куда-то стремятся. Одиссей — на Итаку, Робинзон Крузо — в обитаемый мир, Веничка Ерофеев — в Петушки…

Никому в голову не придет изучать мировую географию по книгам Жюля Верна, но из романа «Двадцать тысяч лье под водой» юный читатель узнает о жизни земных морей и океанов ничуть не меньше, чем из школьного учебника.

2

Рассказывая о писателе, невозможно обойтись без его текстов.

Вот роман Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой». Цитата из него может показаться непомерно большой, но в оригинале она еще больше, в оригинале она, скажем так, величественна.

«Какой-нибудь впечатлительный конхиолог, конечно, растерялся бы, увидев соседние витрины, в которых были размещены и классифицированы представители типа моллюсков. Коллекция мягкотелых не имела цены, и мне недостало бы времени ее описать. Я назову лишь некоторые особи, единственно ради того, чтобы сохранить в памяти их названия: изящная королевская синевакула Индийского океана, вся в белых пятнах, ярко выступающих на красном и коричневом фоне, красочный "императорский спондил", весь ощетинившийся шипами, — редкий экземпляр, за который, по моему мнению, любой европейский музей заплатил бы двадцать тысяч франков, обыкновенная синевакула из морей Новой Голландии, весьма трудно добываемая, экзотические сенегальские бюккарды — двустворчатые белые раковины, — такие хрупкие, что рассыпаются при малейшем дуновении, множество разновидностей морского щипца с острова Явы — улитки вроде известковых трубок, окаймленных листовидными складками, высоко ценимые любителями; все виды брюхоногих, начиная от зеленовато-желтых, которых вылавливают в морях Америки, до кирпично-красных, предпочитающих воды Новой Голландии; одни, добытые в Мексиканском заливе и примечательные своей черепицеобразной раковиной, другие — звездчатки, найденные в южных морях, и, наконец, самый редкий из всех, великолепный шпорник Новой Зеландии; затем удивительные теллины, драгоценные виды цитер и венусов, решетчатые кадраны, отливающие перламутром, с берегов Транкебара, крапчатая башенка, зеленые ракушки китайских морей, конусовидная улитка; все виды ужовок, служащих монетами в Индии и Африке, "Слава морей" — драгоценнейшая раковина Восточной Индии; наконец, литорины, дельфинки, башенки, янтины, яйцевидки, оливы, митры, шлемы, пурпурницы, трубачи, арфы, скальницы, тритоны, цериты, веретеновидки, блюдечки, стеклышки, клеодоры — нежные хрупкие раковины, которым ученые дали прелестные имена. В особых отделениях лежали нити жемчуга невиданной красоты, загоравшиеся всеми огнями при электрическом освещении: розовый жемчуг Красного моря, зеленый жемчуг из раковин галиотиса, желтый жемчуг, голубой, черный — удивительный продукт различных моллюсков всех океанов и некоторых перловиц из северных рек; и, наконец, несколько бесценных образцов, извлеченных из самых крупных и редчайших раковин жемчужниц. Иные жемчужины были больше голубиного яйца; каждая из них стоила дороже той жемчужины, которую путешественник Тавернье продал за три миллиона персидскому шаху, а красотой они превосходили жемчужину имама маскатского, которой, как я думал, не было равной в мире. Определить стоимость коллекции не представляло возможности. Капитан Немо должен был истратить миллионы на приобретение этих редчайших образцов; и я спрашивал себя: из каких источников черпает средства на удовлетворение своих причуд этот странный собиратель редкостей?..»