Страница 44 из 76
Наташа не стала бегать на радостях по магазинам, а сразу же отправилась на Киевский вокзал, и ей посчастливилось взять плацкартные билеты для себя и Олеси до Харькова. Оттуда ей было уже куда проще доехать до Запорожья. Счастливые мать и дочь сидели в зале ожидания, когда к ним подошли двое милиционеров и стали не только придираться к каждой запятой в их документах, но и, вообще, вести себя по-хамски. Боже, ну что за ублюдки. Они приказали Наташе взять полупустую дорожную сумку и вместе с Олесей завели её в свою поганую ментовскую комнатёнку, где вообще дошли до последней степени наглости. В том смысле, что принялись лапать её своими грязными ручонками под видом обыска. При этом два сопливых ублюдка, каждому из которых на вид не было и двадцати пяти лет от роду, невысокого росточка, худосочные и прыщавые, чем были похожи на братьев-близнецов, хотя один был брюнетом, а второй вроде как блондином. Размахнись Наташа и врежь им, оба тотчас отдали бы Богу свои жалкие, вонючие душонки, но эти плюгавые мерзавцы, выползшие неизвестно откуда, были в своей власти.
Больше всего меня возмутили их грязные намёки, касающиеся того, чем именно на самом деле занимались в Москве Наташа и её дочь. Что самое противное, никаких очень уж агрессивных действий они не предпринимали, да, и разговаривали с Наташей, отведя её в угол, подальше от дочери, тихими, по-змеиному шипящими голосами, а потому оба призрачных телохранителя попросту не понимали, что происходит. Один из этих поганцев, блондинистый, засунул руку отворот Наташиной рубашки и вытащил деньги из её бюстгальтера. Женщина дёрнулась и второй, брюнет, тихо прошипел:
- Дёрнешься, сучка, пристрелю за нападение на сотрудника транспортной милиции. Или просто так пристрелю, а потом сброшу твой труп в канализацию, а немного позднее к тебе и твоя донечка присоединиться. Наблядовала денег, поделись.
Один призрачный ангел немедленно взял обоих мерзавцев за их тощие, куриные шеи так, что менты захрипели, а второй, Олеся видела их обоих, сказал девочке, чтобы та взяла деньги из рук мента и отдала их маме. Та так и сделал. Призрачный ангел оттащил подонков от Наташи, и женщина повеселела и облегчённо вздохнула, после чего показала им свои руки и сказала:
- А мои-то ручки вот они.
Второй ангел суфлировал Олесе, что надо говорить и та, топнув ножкой, гневным голоском воскликнула:
- Попробуйте только тронуть мою мамочку и мой ангел вам обоим головы оторвёт!
Блондинистый ментик прохрипел:
- Какой ещё ангел, чо ты мелешь, дура.
Наташин ангел, стоявший позади них, двинулся вперёд, прошел через тела ментов, его фасад превратился в тыльную часть тела и он, как бы материализовался, а Олеся сказала:
- Мой ангел вот такой, а ты сам дурак и в школе на двойки учился, раз даже не знаешь, какими бывают ангелы.
Да, ангел в белоснежном, с золотой отделкой на хитоне, со сверкающим нимбом и белыми крыльями, был неплох. Он трижды приподнял дохляков, поставил их на пол, а затем его руки вошли в их животы и вышли из них, крепко зажав в каждом кулаке почечные артерии. Почки свисали вниз справа и слева. Вперив в ментов свой гневный взгляд, ангел зловеще сказал:
- Это ваши почки, подонки. Без них вы не проживёте и шести часов, сдохнете, и, по всей видимости, отправитесь в ад, а теперь выбирайте сами, чему быть. Или вы будете охранять Олесю и её мать до отхода поезда в зале ожидания, а потом посадите его на неё, после чего немедленно уволитесь из милиции и пойдёте работать на стройку, или я выброшу ваши почки собакам. Их поблизости от вокзала бегает немало. Ну, что вы выбираете?
- Мы проводим, мы всё сделаем, как ты сказал, - взмолились жидкие на расправу менты, - только не надо нас убивать.
Ангел кивнул и промолвил брезгливым тоном:
- Хотя я и невидим, я постоянно сопровождаю Олесю, а мой напарник сопровождает её мать. Вас же, подонки, ваши ангелы давно вас покинули. Если вы хотите, чтобы они вернулись, то должны творить добро себе и людям, а не заниматься теми гнусностями, которые себе здесь позволили. Запомните это.
Руки моего призрачного двойника стремительно вошли в их животы, и он почти весь растаял. В воздухе ещё несколько секунд парило его лицо, но скоро погасло. Наташа оправила на себе одежду, взяла со стола документы, с пола сумку, Олеся схватила её за руку и они прошли в зал ожидания. Менты, бледные от пережитого ужаса, как только они ещё в штаны себе не наложили, неуверенной походкой пошли за ними. Когда Наташа и Олеся сели, они хотели было приблизиться, но наткнулись на руки ангела и остановились. Наташа, переведя дух, спросила шепотом дочь:
- Лесичка, откуда взялся этот ангел?
- Ниоткуда, мамочка. - ответила та шепоточком - Ангел Авраэль вызвал их ещё в больнице. Они всё время были с нами, просто не поняли сразу, что нужно вмешаться. Мамочка, они ещё совсем-совсем молодые, но мой ангел мне сказал, что будет учиться и они больше никогда такого не допустят. Ты, мамочка, никому не должна рассказывать, про своего ангела, даже папе, но когда рядом никого не будет, или буду только я, ты можешь учить его, что нужно делать. Ну, всё, давай не будем больше говорить об ангелах на людях, мамочка. Я потом тебе про них расскажу, я ведь видела очень много ангелов, когда почти умерла, и Бог забрал меня к себе, но всё же отпустил к тебе потому, что ангел Авраэль исцелил моё тело.
Ситуация разрешилась благополучно и я облегчённо вздохнул. Теперь Наташа и Олеся, которую я был просто вынужден сделать ангелом, точно благополучно сядут на поезд и доедут до дома. Ну, а мы продолжили исцелять детей. С наступлением ночи работать стало ещё легче, но мы не теряли бдительности и в коридор выходили только невидимыми. Попутно я узнал, что это было за лечебное учреждение. Российский детский онкологический центр работал менее года. Это было совершенно новое многоэтажное здание, которое строители, чёрт, стыда у людей совсем нет, сдали с множеством недоделок. Да, и так называемое самое современное оборудование тоже оставляло желать лучшего. Наверное, его собирали по всем помойкам и свалкам Западной Европы и только подкрасили губки этому хламу. Ну, говорят, что в районных больницах и такого нет, а я не специалист, чтобы разбираться ещё и в этих вопросах. Плохо было даже не это, а совсем другое. В новую детскую онкологическую больницу притащили старые, отвратительные правила.
Большую часть детей тут лечили бесплатно, но это только на словах. Медсёстры за всё драли с мамочек деньги под видом того, что бюджетные медикаменты и прочие медицинские средства уже закончились. И несчастные родители были вынуждены платить, помалкивать и при этом ещё мыть эту больницу сверху и донизу, работать грузчиками. Больше всего в больнице хамела охрана, и моя парализующая плеть троих ублюдков, пристававших к мамочкам, уже утихомирила. Думаю, что став импотентами года на три или чуть больше, я точно не рассчитывал, они притихнут. Ещё я покрыл их наглые рожи язвами, которые тоже не сразу сойдут, а вылечить их не сможет даже Асклепий. Так что кое-кому с моим визитом не повезло. Исцелив за двадцать часов семьдесят восемь девочек и мальчиков, я позволил себе прикорнуть на стуле, и поспать два часа, после чего, затолкав в себя два килограмма московской колбасы и выпив литра три горячего чая с молоком и мёдом, продолжил целительство.
Маша и Алика работали почти вдвое медленнее меня, но исцеляли детей так же основательно и капитально. Рано утром к нам пришли Мамонт, Кот и Юрасик, чтобы влить в нас собранную энергию. Уходя, они прихватили с собой тех трёх ублюдков, которые без малого чуть было ли не изнасиловали двух мамочек. Н-да, вот теперь я им точно не стану завидовать. Кот их точно превратит в воющий от боли кровавый фарш. Он же в таких случаях просто звереет. Тем временем уже все мамочки и бабушки знали, что происходит в онкоцентре, но молчали. Узнали об этом и несколько медсестёр. С них была, чуть ли не взята подписка о молчании. Именно медсестра, как только Борис закончил массировать мне плечи, вложила в мои руки полугодовалую, умирающую малышку. У девочки была какая-то очень уж непонятная форма рака, поразившая её позвоночник. Жить той оставались считанные часы, но я продлил их на добрых полтора столетия. Малышка на моих руках буквально ожила и её мать, чуть ли не обезумевшая от горя, которую в это же время лечили Маша и Лика, сидевшая напротив нас, видела, как её девочка оживает прямо на глазах и превращается в крепенького, жизнерадостного младенца.