Страница 63 из 90
Такое внезапное видение бывает нестерпимо ясным. Они взглянули друг на друга и расхохотались, не торопясь открыть дверь. Затем она умоляюще кивнула в сторону двери, за которой опять послышался дробный, сердитый стук.
— Придумайте что-нибудь, чтобы задержать инспекцию! — шепнула она. — Мне надо хоть умыться и причесаться!
Орленов крикнул:
— Подождите минуту, я выключу ток! Неторопливо подойдя к двери, заслоняя широкой спиной Марину, бросившуюся к умывальнику, он приоткрыл ее и выглянул в щель. Перед дверью стоял Райчилин.
Сергей Сергеевич выглядел начальственно и покровительственно. Однако он не торопился войти в лабораторию. Тогда Орленов вышел к нему.
— Почему не соблюдаете технику безопасности? — спросил Райчилин. Он умел вдруг делаться неприятно строгим, как будто начисто вычеркивал старое знакомство, имя, отчество и фамилию стоящего перед ним подчиненного. Он и смотрел на Орленова так, будто видел его впервые. И голос у него был скрипучим, сухим, словно звуки, издаваемые им, терлись один о другой, как деревья в лесу при ветре. — Почему над дверью лаборатории отсутствует красный сигнал: «Включен ток»? А если кто-нибудь нечаянно войдет?
— Дверь всегда закрыта на ключ, — мягко ответил Орленов, прислушиваясь к плеску воды. «Кончила ли Марина свои приготовления?»
— Сигнал поставить! — безапелляционно заявил Райчилин. Затем он протиснулся мимо Орленова в дверь и встал на пороге, расставив ноги, словно боялся упасть.
Было смешно видеть, как он трусит. Он боялся всего — проводов, приборов, кабеля, включателей — и стоял так, словно показывал, что его дальше не заманишь. Он — стреляный воробей и знает, что может случиться с человеком, если тот шагнет за положенный предел.
— Почему дефицитные материалы валяются без призора? — спросил он голосом чревовещателя, рождавшимся как будто где-то в утробе и совсем не похожим на его обычный веселый, частый говорок. Орленов даже вздрогнул, хотя Марина привычно любезно улыбалась Райчилину, как будто не замечая, что он совсем не тот, каким они его обычно видели. Она успела вымыть лицо и сбросить халат и выглядела вполне прилично, чего нельзя было сказать о самом начальнике лаборатории.
— Испытания закончены, Сергей Сергеевич,— почтительно ответила Марина, — и завтра мы сдадим все излишки материалов обратно на склад.
— Закончены? — строгое лицо Райчилина приобрело иное выражение, которое проступило внезапно, словно с портрета смыли подрисовку. В нем появилась какая-то хищность, стремительность, как будто Райчилин готов был кинуться к прибору, обхватить его обеими руками и забрать его немедленно.
Орленов увидел, как зашевелились на его руках пальцы, неприятные толстые пальцы, обросшие черными волосами так, что казались бородатыми.
Выражение хищности сохранялось на лице Райчилина какую-то долю секунды, затем он стал опять строго-сонным, величественным, как будто никакого пробуждения и не было, и приказал:
— Покажите прибор…
— В действии? — спросил Орленов, с любопытством наблюдая, как меняется человек, которого он, казалось, давно уже знал.
— А это не опасно?
— Мы для того и создали его, чтобы было не опасно…
— Хорошо!
Райчилин огляделся, словно ища безопасного места в комнате, но ничего не нашел и встал к окну. Тут хоть можно выпрыгнуть, — угадал его мысли Андрей и рассердился: Улыбышев мог бы поручить ревизию какому-нибудь знающему человеку, нельзя же посылать дворника, это, черт его возьми, неуважительно! Однако он сдержался, слишком уж откровенно умоляющими были глаза Марины, она предостерегала его от скандала, который был бы только на руку директору.
Оставив Райчилина в выбранной им позиции, Орленов подошел к пульту управления трактором и включил прибор.
Ток хлынул в кабель.
Он мчался волнами с такой скоростью, которую можно вычислить, но нельзя представить, как невозможно увидеть те частицы, из которых он составлен. В остальном все в лаборатории оставалось прежним, хотя невидимые электромагнитные волны, пробившись сквозь броню кабеля, постепенно наполняли помещение.
Орленов сидел за пультом управления трактором, а Чередниченко стояла у трансформатора, и по желанию конструктора по силовому кабелю мчались высокочастотные импульсы и то включали, то выключали трансформатор.
— Можно выключать! — сказал через минуту Райчилин. Он был удивлен и восхищен.
Незаметно для себя он увлекся показом и стоял уже за спиной Орленова. Андрей повернулся и взглянул в лицо обследователя, с недобрым чувством вспомнив, как заместитель директора только что прятался у окна. Столько-то знать о токах надо, чтобы не бояться их! Тут он вспомнил, что Райчилин кое-что все-таки знает. Он же сам, как он рассказывал, отремонтировал в подарок Нине знаменитый торшер. Но, как видно, знать электрический звонок или устройство электролампы еще не значит не бояться электрических машин!
— Отлично, отлично! — воскликнул Райчилин. — Борис Михайлович будет очень рад! — и осекся, словно испугался, что обидел Орленова. Но Андрей молчал, и тогда он уже с вызовом спросил: — А вы все еще воюете против электрического трактора? Зачем же вы тогда делали свой прибор?
— Я воюю против несовершенной модели трактора, а общие принципы конструкции меня вполне устраивают,— холодно ответил Орленов.
— Тогда зачем же вы воюете? — удивился Райчилин.— Ведь за последние сто лет паровоз Стефенсона претерпел столько изменений, что теперь эта машина совсем не похожа на своего прапрадеда. Однако принцип его работы остался неизменным!!
— Право же, наша техника так богата, что может создать лучшую машину, чем предложенная нашим директором, — любезно сказал Орленов. — Впрочем, он скоро и сам убедится в этом… — не удержался он.
— И как скоро? — полюбопытствовал Райчилин.
— О, я со дня на день жду звонка из обкома, чтобы сообщить наши предложения, — непринужденно ответил Орленов.
Меж тем Райчилин постепенно вновь приобрел непроницаемое начальственное выражение и с какой-то, чуть ли не отеческой мягкостью заговорил:
— Отлично, отлично! А я-то думал, что мне придется утешать вас, успокаивать. Оказывается, вы относительно легко переживаете свои личные неприятности. Рад за вас, Андрей Игнатьевич, очень рад! А что вы на меня напали по линии трактора — это даже лучше. А то, чего доброго, еще устроили бы скандал. Ну, я пошел. Так можно сказать Нине Сергеевне, что вы ничего не имеете против ее ухода?
— Какого ухода? — сдвинув брови и весь как-то напрягшись, спросил Орленов.
— А как же, — вкрадчиво сказал Райчилин, — ведь все знают, что она уходит. Я, собственно, и зашел по ее просьбе, так сказать, выразить вам свое сожаление и приободрить вас. Она не хотела, чтобы вы, с вашей горячностью, попали в какую-нибудь неприятную историю…
— Яснее!— вскрикнул Орленов, чувствуя, что ему надо немедленно за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть. Под рукой оказался переключатель, он машинально нажал на него, и в то же время тракторный мотор загудел. Райчилин отступил — Андрей не понял, из боязни ли перед электричеством или от его взгляда.
— Зачем вы, собственно, так? — пробормотал Райчилин.— Нина Сергеевна сегодня ушла от вас. Умалчивать об этом, по-моему, смешно… Всем известно, что вы затеяли борьбу с Борисом Михайловичем только из ревности…
Может быть, он и боялся, но держался спокойно. Ему доставляло удовольствие отщелкать по носу изобретателя, и Орленов понял, чего добивался Райчилин — скандала. Однако владеть собой Андрей уже не мог. Оттолкнувшись от стены, он бросился к двери, проскочив так близко от Райчилина, что тот, побледнев, отшатнулся. В это время зазвонил телефон.
Марина, наблюдавшая сцену с таким лицом, словно у нее на глазах убивали человека, взяла трубку. Орленов уже закрывал дверь, когда она крикнула:
— Андрей Игнатьевич, вас из обкома.
Орленов, пошатываясь, вернулся. То, что случилось, должно было произойти. Он это знал, ждал этого, только боялся сказать себе, что такое может случиться. И вот — случилось! Тут ничего не поделаешь. Он видел лица как в тумане. Райчилин смотрел на него даже с соболезнованием. Марина стояла у телефона, опустив голову. Андрей взял трубку.