В ожидании счастья

— А что за лекарство? — спрашиваю я. Тут я вижу, как она наливает в стакан немного виски.

— Это помогает, — говорит мама, — виски успокаивает его, сейчас увидишь.

Я сажусь и смотрю, как папа пьет виски, он уселся близко к телевизору, и примерно через час я замечаю, что он уже не смотрит на экран и крепко спит.

— Вот что я делаю каждый день, — говорит мама.

— Не волнуйся, — говорю я. — Что-нибудь придумаю. Не могу видеть, как вы теперь живете, и не буду.

В конце концов я начинаю заниматься стиркой и уборкой. Так хочется сводить их в кино или сходить вместе по магазинам, но из-за папы это невозможно, и одного его тоже не оставишь. Мама включает ему детский канал. „Он это любит", — говорит она и уходит готовить ужин. Отец просыпается, мы смотрим вместе телевизор. Отец все время молчит. Когда я спрашиваю его, нравится ли ему программа, он продолжает так же молча сидеть, будто меня не слышит или не замечает.

Ужин проходит спокойно. Мама дает отцу настоящее лекарство и читает ему что-то на ночь. Видимо, ему нравится, потому что я слышу его смех. Не дослушав до конца, он засыпает. Минут через двадцать мама выходит из своей спальни в пижаме. Теперь грудь у нее совсем плоская.

— Я иду в постель, — говорит она. — Всю ночь тебе здесь проводить не надо. Если дома есть дела, поезжай. Все не так плохо, как кажется.

— Я хочу остаться.

— Тогда раздвинь кушетку. Если услышишь, что папа ходит, не обращай внимания, ничего не говори, и он скоро снова вернется в постель.

— Хорошо, — говорю я и целую ее.

Заснуть трудно, хотя отец этой ночью не просыпается. Хочу забыться, но не покидает мысль, почему именно эта ужасная болезнь привязалась к отцу. Почему Бог не мог послать ему другого испытания, которое не затронуло бы его разум? Мой отец всегда был сильным мужчиной. Единственным мужчиной, которого я по-настоящему уважала, на которого всегда равнялась и ставила в пример другим. Я всегда была его малышкой, я и сейчас его малышка. А как же мама? Что она будет делать, когда я уеду? Как ей пережить все это? Теперь вся ее жизнь подчинена отцу.

Утром я проснулась от того, что надо мной кто-то стоит. Открываю глаза. Это папа. Он улыбается мне, так же, как улыбался мне в детстве.

— Я люблю тебя. — Отец треплет меня по голове. — Никогда не забывай этого, — говорит он и направляется на кухню.

Дома на автоответчике меня ждет только одно сообщение. Это Бернадин. Она сообщает, что Саванна уже неделю в городе и поселилась на соседней со мной улице. Бернадин хочет, чтобы я и Глория познакомились с ней и ничего не планировали на среду, а смогли бы все вместе куда-нибудь сходить на часок. Мне надо побывать на презентации в Каса-Гранде, но я рассчитываю освободиться задолго до шести. Набираю номер Бернадин. У телефона Саванна.

— Привет, — говорю я, — это Робин.

— Привет, — отвечает она, — я очень много о тебе слышала, и кажется, мы почти соседи.

— Не верь всякой чепухе, которую Бернадин наболтала тебе про меня. Как называется твой район?

— Пойнте — это комплекс.

— Ой, да от меня всего несколько кварталов до Пойнте. Вот здорово! Мы и вправду соседи!

— Отлично, ведь я здесь никого не знаю, кроме Бернадин.

— Ну теперь ты знаешь меня. Правда, я буду иногда действовать тебе на нервы, так что предупреждаю заранее. Бернадин сказала, что ты работаешь на КПРХ, это кабельное телевидение, да?

— Да, на тридцать шестом канале. Начинаю в понедельник.

— Тогда давай где-нибудь пообедаем вместе. Моя контора в десяти минутах ходьбы отсюда.

— Хорошо, — соглашается она.

— А ты любишь выходить в свет, на вечеринки?

— Кто же этого не любит?

— Через три недели откроется выставка мод Эбони. Хочешь пойти?

— На самом деле, это не совсем для меня. Один раз была на чем-то подобном, и мне этого хватило на всю жизнь.

— Ясно. Ну что ж, придумаем что-нибудь другое. Ты вот что сделай, узнаешь мой номер телефона у Бернадин и позвонишь мне, хорошо?

— Так и сделаю, — отвечает она. — Ты придешь на встречу в среду?

— Скажи только куда… Так ты привыкаешь к Финиксу?

— Да особенно не к чему привыкать.

— Ты права. Скучное место. А почему ты решила сюда переехать?

— Из-за работы. Хуже, чем в Денвере, уже не будет.

— Надеюсь, здесь у тебя все получится.

— Я тоже. Подожди, я позову Берни. Она помогает Джонни разрисовывать солнечную систему на потолке и стенах в его спальне.

— Что? — говорю я, но она уже положила трубку.

— Привет, — слышу я голос Бернадин через несколько минут.

— Ты что это там делаешь?

— Я купила мальчику такой трафарет для раскраски, называется „Ночное небо". Когда он будет ложиться спать, то ему будет казаться, что он засыпает у походного костра. Но рисовать все это на потолке чертовски трудно, шея просто отваливается. Но скоро закончим, слава Богу.

— Берни, я ничегошеньки не понимаю.

— Когда выключаешь свет, перед тобой будто открывается целая галактика Звезды, созвездия и все такое. Теперь надо еще найти этот чертов Млечный Путь. Тебе тоже надо купить такую штуковину, ведь ты постоянно витаешь в облаках.

— Иди ты к черту, Бернадин.

— Кстати о тебе, черная ты задница. Могла бы уже дать о себе знать. Вечно, когда у тебя начинается светская жизнь, ничего о тебе не слышно. Есть хоть какие-нибудь новости?

— Никаких. Я только что приехала из Таксона, родителей навещала.

— Как папа?

— По-прежнему.

— А.мама, как она управляется?

— Мучается. Мне нужно что-нибудь придумать, как ей помочь. Это так угнетает. Она не может ухаживать за ним одна. Отец слишком крупный, чтобы его поднимать, поддерживать и все такое. Он почти как ребенок, совершенно беспомощен.

— А сиделку никак нельзя найти?

— У меня нет таких денег, и у них тоже.

— А нельзя как-то использовать твою страховку?

— Я уже думала об этом, нет, нельзя.

— Ну а что ты можешь сделать?

— Не знаю, — отвечаю я и быстро меняю тему разговора: — Послушай, мне в среду очень удобно. И Саванна мне понравилась.

— Вы с ней споетесь — она почти такая же сумасшедшая, как ты.

— Нахалка. У тебя-то что-нибудь продвигается?

— Да. Мой адвокат посоветовала мне нанять частного детектива.

— Зачем?

— Проверить грязные делишки Джона. Знаешь, он самый настоящий сукин сын.

— Да, знаю.

— Нет, ты не знаешь. Неважно, этот парень уже раскопал такое, что просто невозможно поверить.

— Что, например?

— А то, что Джон накупил недвижимости по всему этому чертовому району. Ты знала что он продал компанию?

— Конечно же, нет. Я этого не знаю. — Но я вру. Глория рассказала мне все, включая и то, что Джон закрыл все их банковские счета и Бернадин вынуждена была выписать самой себе какой-то чек, так что Джону ничего не оставалось, как уплатить. Бернадин обычно все рассказывает мне сама и я решила, что нужно изобразить удивление.

— Да — говорит она. — Он думал, что все так и сойдет ему с рук, но мой адвокат знает, что делает. Уже было слушание по делу об опеке над детьми, и мой адвокат добилась, что будет еще одно, пока все не выяснится до конца. Судья был в шоке.

— Почему?

— Потому что декларация доходов Джона — сплошное вранье, а никого это не волнует. Мой адвокат сделала так, что пока не кончится суд, он не сможет ничего продать, все его добро заморожено. А если и попробует, то его ждут большие неприятности.

— И когда ты узнаешь, сколько получишь?

— Не знаю. Суд возобновится через полтора месяца. Судья обязал его платить мне пока тысячу восемьсот каждый месяц плюс земельный налог, расходы на машину и страховку.

— А как теперь с детьми?

— Пока в суде перерыв, он приходит к гам каждый второй выходной и еще два вечера в неделю. Меня уже тошнит от его вида Больше не разрешу ему входить в дом, пусть ждет у машины.

— Правильно. А сколько может занять весь этот процесс?