Страница 54 из 57
Предводительница йеригов широко зевнула, и тут из еще затененного пологом угла постели поднялась черная тень, потянулась и стекла с кровати на пол. Кот потерся сзади о ноги Теки и заурчал, и, к восторгу Аэрин, шею и лицо Теки залил румянец.
— Рада, что не все в замке отца боятся моих друзей, — улыбнулась Аэрин.
— Не все, госпожа, — негромко ответила няня.
Кошачий вождь высунул голову из-за Теки и тайком улыбнулся Аэрин, а та сказала:
— Знаете, мои дикие друзья, если вы решили перебраться ко мне насовсем, вам придется обзавестись именами. Если вы живете в доме, значит вы домашние, а если вы домашние, значит вам положено имя.
Предводительница йеригов лизнула ее в ухо.
Аэрин принялась выбираться из постели, дело шло медленно и мучительно. Казалось, она уже никогда не сможет двигаться свободно.
— Я помогу тебе, госпожа, — охнула Тека, когда Аэрин коснулась пятками пола и невольно зашипела.
Тека похудела с тех пор, как Аэрин последний раз видела ее, и когда няня протянула ей руку, первая сол заметила длинную повязку на предплечье под рукавом. Она резко подняла глаза и снова посмотрела Теке в лицо.
— Разве обязательно звать меня госпожой? — спросила она недовольно. — Ты никогда так не делала.
Тека странно посмотрела на нее.
— Я это прекрасно знаю, — ответила она. — Если ты встала, пойду займусь твоей ванной.
Горячая вода прогнала глубинную боль, но от воды едва не полопались волдыри и Аэрин вместе с ними. Она выстлала ванну двумя или тремя полотенцами, чтобы хоть лежать было мягко, и только после трех чашек очень крепкого маллака осмелилась вылезти из воды. Тека уложила ее на мягкую скамью и выгнала еще некоторое количество болезненности с помощью массажа и какой-то вязкой мази (которая, разумеется, сильно пахла травами), действовавшей на волдыри еще хуже, чем кипяток. Аэрин вскрикнула.
— Тихо! — безжалостно прикрикнула няня.
Под конец она нанесла шелковистый бледный бальзам, и он почти исправил то, что натворила мазь, о чем Аэрин тут же и сообщила.
— Твои приключения не сделали тебя более вежливой, Аэрин-сол.
— Ну, на это ты вряд ли надеялась, — отозвалась она, влезая в сорочку, разложенную для нее няней.
— Да уж, — признала Тека и поджала губы, пряча улыбку.
Аэрин повернулась за туникой.
— Ну зачем полностью одеваться к завтраку? — поморщилась она.
Туника была незнакомая, синяя и тяжелая, с множеством вплетенных в нее золотых нитей.
— Уже хорошо за полдень, — пресекла споры Тека. — Тор-сола просил тебя оказать ему честь и разделить с ним ранний ужин.
Аэрин, кряхтя, влезла в тунику… и снова крякнула.
— Значит, он проснулся.
— Надо понимать, да. А с волосами твоими ничего не поделать.
Аэрин ухмыльнулась и тряхнула головой, так что отросшие почти до плеч волосы хлестнули ее кончиками по щекам.
— Вообще ничего. Похоже, они не хотят расти.
Тор выглядел в точности так, как чувствовала себя Аэрин: изможденным, но отдохнувшим. Она решила показать, что признает торжественность случая, и взяла с собой Гонтурана, но перевязь с излишней настойчивостью напомнила ей об отдельных волдырях, и она с радостью повесила ее на высокую спинку кресла. Тор тут же подошел к Аэрин и обнял, и они долго стояли, прижавшись друг к другу.
Затем он отодвинулся от нее лишь на длину руки и окинул взглядом.
— Я… — Он осекся и уронил руки, обошел комнату, вернулся с видом человека, набравшегося мужества для отчаянного шага, и произнес: — Завтра меня делают королем. Понимаешь, вроде как считается, что я уже, но существует церемония. — Голос его затих.
— Да, я знаю, — мягко сказала Аэрин. — Разумеется, ты король. Именно этого хотел мой… этого хотел Арлбет. Мы оба это знаем. И, — произнести это оказалось лишь чуточку труднее, — этого хочет народ.
Тор яростно на нее уставился:
— Королевой должна быть ты. Мы оба это знаем. Ты возвратила Корону. Тем самым ты завоевала право ее носить. Теперь они не могут в тебе сомневаться. Арлбет согласился бы. Ты выиграла войну за них.
Аэрин покачала головой.
— Боги, даруйте мне терпение! — воскликнул Тор. — Ты правда выиграла войну. Прекрати упираться.
— Тор… успокойся. Да, я помогла прогнать северян от нашего порога. Но это не имеет особого значения. Коли на то пошло, я бы предпочла, чтобы королем стал ты.
Тор помотал головой.
— Это правда, — печально улыбнулась Аэрин.
— Так неправильно!
Аэрин пожала плечами:
— Мне казалось, ты пригласил меня поужинать. Я слишком проголодалась, чтобы торчать тут и спорить.
— Выходи за меня, — брякнул Тор. — И будь королевой.
Аэрин испуганно подняла глаза — она оказалась не готова к такому.
— В смысле, я женюсь на тебе как на королеве, а не стану делать тебя какой-то там Достопочтенной Супругой. Пожалуйста, я… ты нужна мне. — Он смотрел на нее, закусив губу. — И не делай вид, будто не догадывалась, что я попрошу. Я знал это долгие годы. И Арлбет знал. Он надеялся на это.
Так проще всего, — продолжал он с надеждой и болью во взоре. — Я бы сделал тебе предложение, даже если бы ты не привезла обратно Корону… поверь. Если б ты в жизни не убила ни одного дракона, если бы переколотила всю посуду в замке, если б родилась дочерью фермера… Я полюбил тебя… Я понял, что люблю тебя, в день твоего восемнадцатилетия, но, наверное, я любил тебя всю жизнь. Если ты не пойдешь за меня, я вообще не женюсь.
Аэрин сглотнула жесткий комок.
— Да, конечно, — произнесла она.
Остальные слова застряли в горле.
Обратно в Город, к Тору, ее привели не только судьба и долг. Она любила Дамар и его нового короля, и часть ее, не принадлежавшая больше никому и ничему, принадлежала Тору. И несколько дней назад, когда скакала в Город, торопясь вложить Корону в королевские руки, она неверно поняла, где на самом деле ее судьба. Да, она оставила то, что любила, чтобы идти туда, куда должна, но ее судьба, как и ее любовь, ее наследие, была двойственной. И поэтому выбор в итоге оказался легким, ибо Тор не мог ждать, а другая ее часть — не-совсем-смертная, не связанная верностью стране ее отца — способна мирно спать долгие годы. Аэрин улыбнулась.
— «Да, конечно» что? — отчаянно взмолился Тор.
— Да, конечно, я выйду за тебя, — ответила Аэрин и, когда он подхватил ее на руки и принялся целовать, даже не заметила пронзительной боли от лопнувших волдырей.
После этого она рассказала ему длинную историю, хотя о многом умолчала. Хотя Тор, вероятно, догадался о некоторых наиболее страшных вещах. Он задал ей множество вопросов, однако ни одного из тех, на которые она не могла бы ответить, — например, он не спросил, чье лицо было у Агсдеда и чего ей стоило второе расставание с Лютом.
Они ели долго и много, и их уединение лишь изредка нарушали мягко ступающие хафор с очередным блюдом еды. И к концу трапезы тени на полу, особенно вокруг кресла Аэрин, волшебным образом сделались необычайно густыми, и у некоторых выросли уши и хвосты.
Тор задумчиво разглядывал предводительницу йеригов, а та задумчиво разглядывала его.
— Что-то надо делать для твоего войска… или с ним, Аэрин.
— Знаю, — смутилась та. — Тека последние два дня кормила их только хлебом и молоком, поскольку — это ее слова — не желает работать в покоях, где пахнет лавкой мясника. Хорошо еще, там есть заброшенная черная лестница — я по ней тайком бегала к Талату. Но я с самого начала не понимаю, почему они пришли ко мне, и поэтому не знаю, как долго они намерены пробыть здесь или… как избавиться от них. — Она сглотнула и обнаружила, что смотрит в два спокойных желтых глаза. Хвост кошачьего вождя подергивался. — Нет, правда, я не хочу от них избавляться, хотя и понимаю, что им здесь не особенно рады. Мне будет одиноко без них.
Она припомнила, как они утешали ее в первую ночь после расставания с Лютом, и резко осеклась. Желтые глаза медленно моргнули, а Тор вдруг сделался очень занят, наполняя кубки заново. Аэрин взяла свой и заглянула в него, но увидела не Люта, а долгие годы в отчем доме, где ей не были особенно рады. И тут идея наполнить замок не самыми желанными гостями, чья многочисленность и хищная природа не позволяли бы их не замечать, показалась ей не лишенной привлекательности.