Страница 22 из 27
Хосе Ортега-и-Гассет (1883–1955)
В 1925 году Ортега-и-Гассет опубликовал эссе «Дегуманизация искусства», проникнутое неприятием новой культуры и тоской по человечной, возвышенной, укорененной в национальной традиции эстетике прошлого. Убежденный элитист, Ортега остался верен убеждениям, сформулированным в его предыдущих книгах: организация общества и культурные установки должны зиждиться на существовании двух классов: избранных, элиты, и толпы, биомассы. Забвение этого принципа привело к восстанию масс, а оно, в свою очередь, стало причиной стремительной деградации искусства в начале XX столетия.
Но в противовес массовому искусству зарождалось другое, элитарное, утонченное, свободное от необходимости выражать чувства и будить страсти, другими словами лишенное гуманистического начала. Симпатии философа были всецело на стороне этого нового искусства.
Современники, естественно, приняли его книгу в штыки. Одно только ее название было чудовищно скандально, не говоря уж о содержании. Расплачиваться пришлось ни в чем не повинным студентам Ортеги. На них поглядывали с жалостью:
— Надо же! Такие молодые, а уже насквозь дегуманизованные.
Ортега всерьез интересовался феноменом любовного чувства. Эссе, посвященные этой теме, вошли в сборник «Вопросы любви». Состояние влюбленности трактуется в них как «форма острого временного помешательства». В одной из работ философ предлагает весьма ядовитую классификацию мужчин. Все они за редкими исключениями делятся на тех, кто считает себя донжуанами, тех, кто полагает, что когда-то ими были, и тех, кто мог бы ими стать, но не захотел.
Самый толковый ученик Ортеги Хулиан Мариас еще в молодые годы написал собственную историю философии, в которой отчетливо проявляется влияние его великого учителя. Эссеист каталонец Эужени Д’Орс не замедлил пройтись по поводу новой книги: «Согласно Хулиану Мариасу, вся история философии сводится к Хосе Ортеге-и-Гассету. Это все равно что свести историю корриды к младшему помощнику Петуха.
Во время гражданской войны ярый поборник традиционных ценностей Эужени Д’Орс сделался знаменем националистов. В 1937 году франкистское правительство назначило его директором Академии художеств. Едва заняв новую должность, Д’Орс организовал в Сан-Себастьяне выставку религиозного искусства, на открытие которой обещал прибыть сам Франко. Но генерал не приехал, сославшись на ситуацию на фронте. Д'Орс, предвкушавший судьбоносную встречу оружия и муз, не стал скрывать разочарования:
— Наполеон покинул армию в разгар очередной кампании, чтобы посетить Гете в Веймаре. Конечно, я не Гете, но и Франко, черт побери, тоже не Наполеон.
Немецкий философ Мартин Хайдеггер никогда особенно не интересовался этикой, однако (и возможно, именно поэтому) немало страниц его главной работы «Бытие и время» посвящено обоснованию децизионизма, теории, связывающей мораль с волевым решением человека. В переводе на нормальный человеческий язык это означает: поступай как хочешь, ибо только ты в действительности принимаешь решения и несешь за них ответственность. Тем самым философ решительно отвергал попытки рационального объяснения человеческих решений и поступков, полагая их бессмысленными и неуместными упражнениями в метафизике.
Популярная в 20-е годы теория децизионизма забавляла студентов. Они любили повторять:
— Мы все решились, но пока не знаем, на что.
Философия Хайдеггера замешана на проблеме бытия и отрицании традиционной метафизики, в рамках которой бытие низводится до существования и стираются различия между «я» и другими (различия эти он считал онтологическими). Хайдеггер настаивает на том, что бытие нельзя определить, нельзя, как это часто делает метафизика, отождествить с сущностью, Богом, материей или волей. Некоторые идеи немецкого философа вызывают в памяти труды мистиков и теологов-негативистов, считавших, что нельзя сказать, что есть Бог, можно лишь перечислить, чем Он не является.
Согласно Хайдеггеру, только некоторые досократики на заре истории метафизики и Ницше на самом ее закате в какой-то степени приблизились к истинному пониманию бытия; досократики сделали это благодаря концепции логоса, Ницше — вере в ценности.
В «Философском словаре» Фернандо Саватера можно найти любопытное описание философских штудий о бытии: «Группа испанских преподавателей философии (сами они предпочитали именоваться философами) собралась в Риме на конференцию. Один из участников, пропустивший доклад убежденного хайдеггерианца, поинтересовался у своего коллеги, о чем шла речь. «О Луисе Рольдане[7], — последовал ответ. — Правда, докладчик предпочитал называть его бытием, но все время говорил, что он скрывается, ускользает, пребывает в непросительном забвении и так далее. Точно о Рольдане».
Узнав, что Хайдеггер поддерживает Гитлера, Ясперс пришел в ужас.
— Неужели вы действительно хотите, чтобы Германией управлял человек со столь бедным интеллектом? — воскликнул он.
— Бросьте, друг мой, при чем тут интеллект! — отмахнулся Хайдеггер. — Вы посмотрите, какие у него красивые руки.
Во время немецкой оккупации Сартр пытался помогать Сопротивлению, но от интеллектуалов в партизанском движении толку мало. Сэмюэл Беккет издевательски заметил по этому поводу:
— Он был из тех, кого никто не принимал всерьез, — ни Сопротивление, ни гестапо.
Бертран Рассел был одним из самых удивительных философов XX века (и талантливым математиком, внесшим значительный вклад в теорию множеств: в 1901 году он сформулировал «парадокс Рассела»). Мало кто из мыслителей так же часто менял свои взгляды. Говорили, что Рассел «подбирает новую философскую систему для каждого сезона». Сначала он был приверженцем идеализма, потом платонического реализма, а после традиционного реализма. Такая ветреность объясняется вовсе не легкомыслием, а упорством в поисках истины.
Сам Рассел писал об этом так: «Я часто менял свои взгляды и нисколько этого не стыжусь. Найдется ли в мире хоть один физик, не пересматривавший своих представлений о природе с 1900 года? Ученые корректируют свои представления, идя в ногу со временем, но философию отчего-то принято сравнивать не с наукой, а с теологией. Это теологи довольствуются догмами, утвержденными еще Никейским собором. Когда речь идет о том, чего никто не знает, нет никакого смысла менять убеждения».
Бертран Рассел (1872–1970)
Расселу случалось совершать и более радикальные метаморфозы. В шутку, конечно. Как-то раз он поспорил с одним философом о логике. Согласно логической науке, импликация считается ложной, если ее основание верно, а следствие ложно. Соответственно, если основание ложно, а следствие верно, импликация автоматически становится верной. Чтобы доказать абсурдность этого правила, собеседник Рассела решил прибегнуть к арифметике.
— Допустим, — сказал он, — 2+2=5, тогда вы папа римский.
В ответ Рассел предложил блистательное доказательство этого более чем спорного тезиса.
— Допустим, что 2+2=5; если отнять от обеих сторон равенства 3, получится, что 1=2. Поскольку нас с папой двое, а 1=2, следовательно, мы с ним один человек. Тогда я папа.
Когда у Бертрана Рассела спросили, почему он не пишет об эстетике, ученый ответил:
7
В 1994 году Луис Рольдан, руководитель жандармского корпуса Испании, скрылся за границей, прихватив кассу своего ведомства. Через год его схватили в Бангкоке и приговорили к 28 годам тюрьмы. Правда, украденные 9 млн евро Рольдан так и не вернул.