Страница 28 из 33
Шатохин сказал очень вежливо, но нетерпеливо:
— Да, да, конечно, можно приветствовать, но это непрофессионально… Мой следователь и пытается установить совершенно точно… Мы не можем рассматривать это как автотранспортное происшествие — Степанов умышленно использовал автомобиль как орудие, как инструмент преступления… Да, безусловно, я считаюсь с общественным мнением, тем более что мне уже по этому делу человек семь звонили… Обязательно… Позвоню… Всего вам самого доброго…
Прокурор положил трубку на рычаг, тяжело вздохнул и сообщил мне:
— Скорее бы ты заканчивал дело, житья уже нет… Потерпевшие и свидетели особых претензий к Степанову не имеют, хотели бы только, чтобы им перестали нервы терзать…
— Погибший Дрозденко тоже об этом просил? — поинтересовался я.
— Да, — со злой усмешкой сказал Шатохин. — Его вдова, признанная потерпевшей, тоже об этом просит…
— Очень трогательная картина всепрощения, просто библейский сюжет…
— Конечно, судя по их оборонительным мероприятиям, они мало похожи на этаких беззащитных христосиков, — сказал Шатохин, встал из-за стола, подошел к окну и распахнул форточку. За его спиной прямо под плакатом о вреде курения стояла плетеная корзинка для мусора. Смятая пустая пачка «мальборо» валялась на дне сетки. — Республиканская ГАИ проводит месячник безопасности движения, а такой вопиющий случай застрял в прокуратуре. Все звонят, все спрашивают! Что им отвечать? — с досадой сказал Шатохин.
— Вы только что исчерпывающе объяснили, что эта история не имеет отношения к дорожно-транспортным происшествиям. Как нельзя привлекать поездного вора к ответственности за безбилетный проезд в классном вагоне…
— Хорошо, что ты мне все объяснил! — сердито буркнул Шатохин. — У этого прохвоста Винокурова большие связи — давят отовсюду. Мягко, вежливо, тактично спрашивают: что там у вас происходит? Одного убили, другого искалечили, и их же мучают вопросами-расспросами-допросами…
— Мы никого не мучаем. Я спрашиваю, потому что ищу…
Шатохин, подбоченясь, встал против меня.
— Один очень неплохой художник говорил, что в искусстве важны не столько поиски, сколько находки. Тебе не кажется, что это имеет к нам прямое отношение?
— Наверное, — согласился я смирно. — Вчера ко мне явился приятель детства, школьный товарищ. Вполне симпатичный милый жулик…
— И что? — грозно насупился Шатохин.
— А то, что он тоже говорил о несчастных пострадавших людях, очень хороших людях, уважаемых в городе, которых я мучаю вопросами-допросами…
Я перехватил инстинктивный взгляд Шатохина, брошенный на мусорную корзину, в которой предательски краснела пустая мятая пачка, и добавил:
— Тоже «мальборо» курил…
Шатохин смущенно пробормотал:
— У них это как фирменный знак…
Тогда я закончил мысль:
— Моя теща, очень умная старуха, скорее всего, охарактеризовала бы поведение этих потерпевших так: искру туши до пожара, напасть отводи до удара…
— То есть? — поднял бровь Шатохин.
— Интенсивность их обороны пока не соответствует моей атаке, они перестарались. И я убежден, что за наездом Степанова кроется какое-то другое серьезное преступление, на расследование которого я прошу санкционировать дополнительный срок…
Шатохин в отчаянии замахал руками.
21 глава
В день рождения Маратика я не торопился домой, и дел-то особенно не накопилось, а все равно я припозднился. Я знал, что он позвал в гости своих ребят, и не хотел стеснять их своим присутствием. Пусть веселятся сами, им руководства Валентины Степановны с ее разговорами и без меня будет предостаточно.
Поэтому, когда я нажал кнопку звонка, из-за двери раздавались хохот, крики и нынешняя боевая музыка. Щелкнул замок, и в лицо плеснул дружный ребячий крик:
— По-здрав-ля-ем!
Ребята, уже одетые, стояли в прихожей; они собирались уходить. Я обнял Маратку и протянул ему сверток — венгерский футбольный мяч. Он сбросил бумагу, поднял над головой черно-белый рябой шар с золотой этикеткой «Артес», и ребята завыли от восторга.
Проворный юркий Олег подскочил ко мне.
— Дядя Борис, вы уже поймали убийцу?
— Какого убийцу?
— Ну, того, что нож бросил! Нож, который мы разыскали…
— Нет, сынок, — разочаровал я его. — Пока не поймал… Но я очень стараюсь и думаю что найду… Тогда и расскажу все по порядку, что как происходило…
Я снял плащ и пошел накухню. Раскрасневшаяся теща доставала из жаровни мясо. Я поцеловал ее, поздравил, с внуком — конечно, не самым лучшим во дворе, но все-таки терпимым. Валентина Степановна засмеялась.
— Ладно-ладно тебе… Сегодня он самый лучший… Лила звонила по телефону из Москвы, сказала, еще позвонит, попозже…
Я слышал стук захлопнувшейся двери, легкую поступь шагов сына и быстро приближающуюся музыку — на кухню влетел счастливый Марат с маленьким магнитофоном в руках.
— Смотри, папка, это «панасоник» — японский транзистор на батареях…
— Неслыханно замечательно! — восхитился я. — А откуда это?
— Олег принес…
— Поиграть, что ли?
— Нет, это он мне на день рождения подарил!
Я отложил вилку и воззрился на Марата с искренним удивлением.
— Что? Магнитофон подарил? Кто?
— Ну я ж тебе говорю: Олег Карманов!..
У меня было ощущение, будто кто-то взял сердце холодной ладонью и тихонько прижал его.
— Фамилия Олега Карманов? — спросил я негромко, чтобы не закричать от злобы и унижения.
— Да, конечно, ты же его видел у меня много раз… — Марат по моей реакции что-то заметил, но не мог сообразить детским умом своим, что происходит, и сияние счастья на его круглой мордочке быстро меркло.
— Я действительно его видел, но не знал фамилии, — стараясь говорить спокойно, ответил я. — А где работает его отец? Ты его знаешь?
— Знаю. Его дядя Валера зовут… Он, по-моему, какой-то начальник… Но веселый… У них фотография висит, он боксером был раньше…
Есть расхотелось совсем. Я отодвинул тарелку и мягко спросил Марата:
— Сынок, ты у Олега на дне рождения был?
— Да, был, у него в июне день рождения…
— А что ты ему подарил?
— Авторучку и красивую папку — мама дала. Там еще было написано: «Участнику республиканского съезда кардиологов».
— Тогда объясни мне, Маратик, почему же Олег приносит тебе в ответ такой дорогой подарок? — спросил я его, стараясь не пугать. — Ты понимаешь, сколько стоит японский магнитофон?
— Папа, но они же гораздо богаче нас! — чистосердечно воскликнул Марат.
Я переломил себя, засмеялся, взял из рук Марата магнитофон и пошел в комнату. На столе лежала шикарная коробка — упаковка от кассетника, пенопластовые уплотнители из нее, какие-то вспомогательные устройства и шнуры. Неторопливо, аккуратно укладывая магнитофон в его лежбище, я сказал сыну:
— Если хочешь, Маратик, спроси у бабушки Валентины, она тебе это наверняка подтвердит, что последние примерно тысячу лет есть у людей твердый обычай: приличный человек принимает только такие подарки, которые может сделать сам. Заработать и подарить… Сколько зарабатывает в месяц твой друг?
— Нисколько он не зарабатывает! — рассердился Марат. — Ты же знаешь, он еще учится!
— Вот именно, — сказал я, засовывая в специальное гнездо коробки шнур. — Когда вы подрастете, выучитесь и начнете сами зарабатывать, тогда уж покупайте магнитофоны и дарите их друг другу на дни рождения. А сейчас нехорошо получается: ты ему авторучку и папку кардиолога, а он тебе купленный отцом магнитофон. Это как-то странно выглядит…
Я заклеил крышку лентой-липучкой и протянул коробку Марату.
— Беги к Олегу домой, верни магнитофон и скажи: мы с тобой, мол, посоветовались и решили, что ты пока еще не заслужил такого дорогого подарка… Понял?
Марат, кусая губы, кивнул.
— Так и объясни: мы, мол, с отцом не по этому делу… — добавил я.
Марат взял коробку и вяло зашагал в прихожую за курткой, в глазах у него стыли слезы.