Страница 27 из 33
Я хмыкнул. Его откровенное нахальство не вызывало у меня раздражения.
— Живу по средствам, как пишут в характеристиках, — сказал я, на что Сенька воскликнул с горячим возмущением:
— Я тебе разве взятки предлагаю брать? Разве советую злоупотреблять? Или я враг тебе? Но квартиру-то мог бы отделать получше!..
— Говорят, что один ремонт равен землетрясению и двум пожарам…
Толстопальцев засмеялся.
— Имея такого друга, как я, жаловаться на сложности ремонта глупо…
— Ты же сам заметил, что не виделись «столько лет, столько зим»…
— Но ведь встретились наконец, — обрадовался Сенька и вдруг стукнул себя по голове. — Слушай, тебе не подобает жить в сарае. Я тебе сделаю ремонт! А то вдруг иностранцы придут!..
Я старался замять поскорее этот разговор, пока его на расслышала бабушка Валентина, тогда проблема ремонта обрушится на меня, как стихия. Я поспешил объяснить Сеньке:
— Ко мне иностранцы не ходят, так что отложим пока этот вопрос, идем поужинаем.
Воодушевленный своим планом, Толстопальцев подхватил портфель и вынул из него две бутылки коньяка. На бутылках были коричнево-золотистые этикетки с надписью «Енисели». Несколько раз в жизни я пил такой коньяк, но, конечно, никогда не покупал его. Я даже не очень точно представляю, сколько он стоит, хотя полагаю, что цена у него должна быть какая-то душераздирающая. И поэтому ничтоже сумняшеся спросил Сеньку:
— Слушай, а ты что, сам покупаешь себе такой коньяк?
Он засмеялся.
— Да нет, товарищи подарили. Ну, не совсем товарищи, а так, просто люди…
Я с сомнением посмотрел на него.
— Ну, хорошо, — сознался Сенька. — Благодарные клиенты…
Этот коньяк по-моему, не выпускают для того, чтобы его люди себе покупали. Его продают для дорогих подарков, этих молочных братиков сестрицы-взятки. Деньги дать боязно, вещи неловко, а это просто доброе подношение, символ благодарности хорошим людям.
Я скорчил жалобную гримасу.
— Ты же знаешь, Сенька, я ведь почти не пью. Неважный я тебе компаньон, совсем слабый собутыльник.
— Перестань Борисок, стыдно! — драматическим голосом заявил Толстопальцев. — Какой ты мужчина, если со старым другом стаканчик опрокинуть не можешь…
Валентина Степановна накрывала на стол. Сенька, удобно расположившись верхом на стуле, решил не терять зря время и взять сразу быка за рога:
— Тебе необходимо срочно начать серьезный ремонт!..
Я усмехнулся.
— Месяца на три-четыре?
— Почему на три-четыре месяца? Я тебе за три дня сделаю ремонт. И какой ремонт! — От удовольствия художника, от предвкушения качества будущего произведения он зачмокал губами. — Финский кафель, сантехника югославская, унитаз польский, раковина — «тюльпан», все импорт! Все лучшее в мире, чтобы ты жил как человек, а не как кто-нибудь… — он от глубины презрения и остатков деликатности не нашел, с чем сравнить нашу квартиру.
Я серьезно спросил:
— И, наверное, почти забесплатно?
— Ну почему забесплатно? — деловито нахмурился он. — Будет кое-что стоить, но вполне умеренно.
— Думаю, что для такого замечательного импортного кафеля я еще не дорос — покачал я головой. — Мне по моему служебному положению и зарплате это еще не полагается…
Сенька с гневом замахал на меня руками.
— О чем ты говоришь? Если честно составить смету — я сам сделаю тебе разумную смету! — все это будет вполне по деньгам. И кроме того, ты хоть и законник, юрист, а забыл, что Советская власть дает нуждающимся в ремонте кредит. За год выплатишь рублей по пятнадцать в месяц и будешь жить, как в раю…
— Знаешь, я как-то в рай не спешу, — разочаровал я его. — Я поживу спокойно и так.
Толстопальцев сокрушенно покачал головой.
— Жену, уважаемую женщину, замечательного врача — ее весь город знает, — один ты не жалеешь, нисколько не жалеешь! Уехала раз в жизни в командировку — нет бы сделать ей приятное. Прилетает, ни о чем не думает, не знает, входит — и сразу в раю. Она такой подарок будет ценить всю жизнь. Доставь ей радость, пока женщина мучается в командировке…
Это был сильный удар по моему бескорыстию. И, чтобы не поддаться искушению, я спросил на всякий случай:
— Скажи, Сенька, а что, наше бытовое обслуживание достигло такого уровня, что любой человек может зайти к тебе в контору и заказать прекрасный ремонт?
Толстопальцев серьезно ответил:
— Что значит «любой»? У нас нет любых. У нас есть хорошие люди и обычная очередь. Любой хороший человек, безусловно, может сделать ремонт…
Я засмеялся, потому что он слово в слово повторил принцип обслуживания хороших людей, изложенный мне шашлычником Ахметом. Уже из чистого любопытства я поинтересовался:
— А что такое хороший человек?
Сенька закатил глазки наверх и сказал мне абсолютно серьезно:
— Один очень умный человек говорит, что нет людей хороших и плохих. Есть люди, которые к нам хорошо относятся, и есть люди, которые плохо относятся. Я знаю, что ты ко мне хорошо относишься, поэтому хочу сделать тебе абсолютно законное, полезное и нужное дело…
Разговоры о том, как будет счастлива ремонтом в нашей несколько запущенной квартире Лила, настроили меня на сентиментальный лад, и я вдруг ощутил широкую трещину в бетонном монолите моей принципиальности. Ай-яй-яй, какой стыд! Наверное, нет смысла гнать сразу Толстопальцева, пусть поговорит еще, авось расскажет что-нибудь интересное.
— Я бы посмотрел смету… Тогда можно будет о чем-то разговаривать…
Сенька налил коньяк в рюмки.
— Вот это совсем другое дело, когда говоришь как разумный человек, а не прешь рогами на ворота…
Я взял рюмку в ладонь, погрел ее и прежде, чем чокнуться с ним, спросил:
— А умного человека, который тебе объяснил насчет людей хороших, зовут Эдуард Николаевич?
Толстопальцев, нисколько не удивившись и не изменившись в лице, сказал:
— Да, Эдуард Николаевич Винокуров. И хочу тебе сказать, что Винокуров — тоже очень хороший человек.
Я на мгновение усомнился:
— Да что-то не показались мне твои приятели Винокуров и Карманов такими уж хорошими людьми…
Сенька выпил рюмку и возразил:
— Плохо ты разбираешься в людях, Борисок! Хотя и работаешь на такой ответственной работе. Винокуров и Карманов — очень хорошие люди, еще какие хорошие люди. Можно сказать, они из будущего люди! Сердечные, отзывчивые и, главное — чего ты не понимаешь, — очень уважаемые в городе! Зря ты не понимаешь, как их уважают в городе. К сожалению, ты просто их плохо знаешь…
Я засмеялся и сказал:
— Я их знаю действительно плоховато, к сожалению. Но я стараюсь узнать их лучше и думаю, что мне это удастся…
Толстопальцев махнул на меня рукой.
— Ладно, пока это не имеет значения. Давай выпьем за твой будущий ремонт… Я завтра приступаю к смете.
Я чокнулся с ним, поставил рюмку на стол и сказал:
— Знаешь, пока не стоит. Чего-то не хочется заводиться с этим ремонтом. Я надеюсь, что в будущем году мне дадут новую квартиру.
20 глава
Шатохин разговаривал по телефону. Он показал мне на стул и ответил своему собеседнику:
— Нет, с этим я согласиться не могу… Нераскрываемых преступлений не бывает — есть преступления, которые не удалось раскрыть…
Я завозился на стуле, зашарил по карманам в поисках сигарет, а Шатохин, угадав мое намерение, грозно указал пальцем на плакат: «Одна выкуренная сигарета…» Я сник, а он бодро сообщил в трубку:
— Дело в том, что наша задача сделать из обычной ситуации необычный вывод. Идти по школьной логике каждый дурак сумеет…
Голос в трубке рокотал начальственно, но не грозно, а убеждающе. Шатохин, отвечая ему, делал одновременно вращательные движения головой — разминал шейные позвонки, чтобы соли не откладывались в позвоночник. Со стороны казалось, что он играет телефонной трубкой, как эквилибрист мячом.
Я вспомнил, что сегодня среда, и настроение стало еще хуже. По средам Шатохин не ест: раз в неделю он устраивает суточную голодовку, во время которой, по его теории, из организма выводятся накопившиеся шлаки. Возможно, идея правильная, но меня огорчает, что по средам нематериальная часть этих шлаков неизбежно выводится на меня.