Таймыр. Трилогия

На Таймыр хлынули толпы организованных и не очень «просветленных людей», оснащенных компактным старательским снаряжением, продукций тут же откликнувшегося на спрос Китая. Незаконных добытчиков ловили и предупреждали, изымали добытое и высылали, на некоторых заводили дела. Все бестолку. Подтянулся и криминал, прилежно караулящий фортуну наиболее удачливых. Все это добавляло хлопот пресекающим и охраняющим органам, как, впрочем, и правозащитникам, резко и вовремя возопивших о нарушении прав человека в случаях выдворения или «непущания».

Откуда этот Пантелеймон Ягельник вылез, не мог сказать никто. Вроде бы местный, его раньше часто видели в Норильске, как утверждали некоторые. Ходили слухи, что после перемены участи путем пластической операции вождь стал неузнаваем. Летом мессия стоял лагерем возле одного из своих святых мест, а зимой уезжал поближе к желтым редакциям.

Люди по разному относились и к нему, и его учению, что наглядно демонстрировалось отношением к Пантелеймону в кругу героев повествования. Донцов, не раскрывая всех карт, всегда воспринимал «пророка» серьезно, чуть ли не как прямую и явную угрозу. Димка Квест видел в деятельности общины достаточно наивную коммерцию. Сам Лапин воспринимал сии идеи не то чтобы благосклонно, но с неким пониманием, а вот Сержанта просто трясло при одном упоминании, а говорить о Ягельнике он мог исключительно матом.

Мягко хряпнула тяжелая трубка, телефонный разговор был закончен. Все еще о чем-то размышляя, Донцов повернулся к Игорю и рассеянно спросил:

— Так о чем ты сейчас спрашивал?

Ни о чем его Лапин не спрашивал, но перечить не стал и действительно спросил:

— Ну и что тебя больше гнетет? Мигранты или Ягельник?

— И то, и другое не в радость, — ответил Андрей, не особенно раздумывая. — А более всего, друже, мигранты, что приезжают под это ягельное учение. Ни регистрации у них, ни постоянного места жительства. Китайцы хоть живут компактно, от нас не бегают. А вот эти… что им, собрали палатки и пошли строем, песни блажить и ветками махать. Отговорка: «А мы в городе и не живем, нам прописка пох». Потом МЧС их ищет, вытаскивает из экстрима.

Невесело улыбнувшись, Лапин усомнился:

— Ну, не больше, чем обычных рыбаков-охотников.

— Больше, больше, уж поверь… Ладно. Вот, завтра поеду с инспекцией по трассе магистрали, — буркнул Донцов, придвигая бумагу и доставая авторучку, — напишу тебе примерные даты, где буду, если что с вами случится.

Вроде бы всё, разговор закончен. Игорь помялся, прежде чем задать главный вопрос, ради которого он и пришел к старому другу сюда, в это неуютное здание, невольно являющееся наследницей всех тех зданий, где дислоцировались самые зловещие организации былого века — НКВД и ГКБ… Все, казалось бы, просто — задай вопрос одной фразой, получи ответ. Но сама общественная табуированность этой скользкой темы мешала как адекватному вопросу, так и развернутому, продуманному ответу. Так всегда было с этой тематикой. Люди просто уходили от обсуждения, по разным причинам. Кто не верил, кто боялся, а кто скрывал.

— Так. Литературный десерт перед уходом, — бухнул он громко и решительно. — Что ты, друг Андрей, думаешь-видишь по последним публикациям о случаях в тундре? Что это такое у нас происходит, а? Версии у власти есть?

Медленно положив черно-золотистую ручку на стол, на разглаженный прямоугольник декоративного зеленого сукна, Донцов тяжело поднял голову, внимательно поглядел на Лапина и признался коротко, словно стараясь побыстрей увидеть ответную реакцию.

— А я не знаю, Игорёк.

Но тот смолчал. Мол, давай, ври дальше.

— Че ты лыбишься? Не знаю толком. И никто пока не знает. В том-то и есть вся подлость сложившейся ситуации, что никто ничего, мать его, по этому вопросу не знает. Ни МЧС, ни заповедники, ни институт сельского хозяйства Крайнего Севера. А объективных данных, да что там данных… мало-мальски объективного наблюдения просто нет, — продолжил Донцов, и было видно, что слова даются ему не легко. А как же. Другу врать не просто.

— Понятно лишь, что какая-то напасть (он с трудом удержался, что бы не вставить более мистическое слово «нечисть») действительно существует и она реально опасна.

Лапин все еще молчал. Вот молодец, даже вазомоторных реакций — ноль.

— Это хорошо, что ты спросил… И я, зная тебя, понимаю, почему. А вот Сержант ни за что бы ни спросил, — сказал Донцов убежденно.

— Точно. Он умер бы, не спросил, — негромко согласился Игорь. — Ему ведь до всего самому докопаться надо. Ну, ты знаешь.

— Знаю… Тогда так, — Андрей, поглядев на часы и прикинув имеющееся у него в запасе время, встал и направился к чайнику, что стоял на подоконнике. — Много я тебе не расскажу, на сегодня просто не существует репрезентативного массива информации, но кое-что я вам все же посоветую. Кое-какой опыт нами накоплен и выводы сделаны. Из анализа случившегося за последние два года…

Тихий тут дворик, старый. И кабинет тихий. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были шаги Донцова. Игорь уже устроился поудобнее, приготовившись внимательно слушать. Да еще и фиксировать, судя по тому как он зашелестел пальцам по тачскрину смартфона.

И Донцов посоветовал.

Не раз потом Игорь Лапин вспоминал более чем странные, даже невероятные советы, перед самым стартом их экспедиции прозвучавшие из уст работника госбезопасности. Ох, не раз.

Груда снаряжения, укрытая от возможного дождя толстым мутным полиэтиленом, лежала нарочито обособленно даже в этом охраняемом месте. По периметру все нагромождение тюков и ящиков обнесли цветной ленточкой, типа тех, что фигурируют в полицейских фильмах — «Ахтунг, труп» Место для базирования экспедиции и перепаковки снаряжения выбрали, на первый взгляд, странное, но во многих смыслах весьма удобное — в самом удаленном краю территории аэропорта «Валек».

«Местному техническому персоналу этот иностранный табор тут на фиг не нужен, что бы за ним приглядывать, — так думалось Сержанту. Но вброшенные Квестом в этот вопрос деньги предопределили и терпимое отношение, и должную охрану.

Удобное место, тихое. Бетонка хоть и в заплатках, но чистая, никакой грязи, следят люди. И никаких тебе наглых любопытных глаз. Метрах в двадцати ржавела колючка ограды аэропорта и колыхался ивняк протоки. Сквозь него виднелся провалившийся асфальт тыловой подъездной дороги, которая так и не была пущена в эксплуатацию. Рядом с грудой имущества скорбно стоял остов списанного летающего гиганта — старого доброго вертолета Ми-6, в чреве которого экспедиционерам было так удобно укрываться для перекура в случае проливного летнего дождя.

Огромные лопасти ветерана авиации лежали на земле рядом и, проходя возле них, Майер каждый раз поражался их размеру и весу. Сейчас он, надолго присев возле самых лопастей, неспешно перебирал костровые принадлежности, а заодно весьма красочно выкладывал Игорю Лапину, в преддверии новой встречи, все, что думал о западной эмансипации.

— Да во всем виноваты феминистки! Эти мымры на потребу собственной политической карьере изготовили теорию о всемирном сексуальном диктате мужчин, только, якобы, и думающих, как бы им влететь в девичью светёлку с полифоническим тарзаньим криком! Феминистки же задолбили тех несчастных женщин, что остались нормальными, упорно призывая их не краситься на потребу мне, читай — грубому самцу, скинуть в урну туши и лаки, отказаться от строгих мини-юбок и надеть солдатские полевые штаны. Вот и пошло дело! Лезут теперь черт знает куда…

Игорь буяну не перечил, пусть старый холостяк побесится. Лишь бы Юху не разбудил. Наклонившись, Лапин посмотрел через Сержанта в сторону палатки. Маленький оранжевый домик «пункта собственной охраны» поставить было не просто, об размещении пришлось договариваться особо. Иностранцы на ночь всегда уезжали в гостиницу, да и днем приезжали не всегда. В палатке Майер и Лапин ночевали по очереди — колючка и обходчик, это хорошо, но… Сопрут ведь что-нибудь. «Охрану дадим»… Все равно сопрут, если сам не присмотришь. В последнюю ночь дежурить оставался немец, молодец, стойкий мужик, не нытик.