Генрих IV

Однако все эти матримониальные планы представлялись Сюлли делом второстепенной важности. Он прилагал все усилия к тому, чтобы внушить своему государю более амбициозные замыслы. Борьба за обладание герцогством Клеве открывала в этом отношении широкое поле деятельности. В Германии в мае 1608 года была образована Евангелическая уния, объединившая в своем составе протестантских князей, поставивших своей целью противодействовать гегемонистским устремлениям императора и его союзника — испанского короля. В ответ на это в июле 1609 года возникла Католическая лига во главе с герцогом Баварским Максимилианом, которой была обещана поддержка со стороны Испании, при условии, что ее деятельность будет одобрена императором. Так в Германии под религиозными лозунгами возникли два военно-политических блока, пользовавшихся поддержкой из-за границы и готовых вступить в борьбу друг с другом. Недоставало лишь пресловутой искры, от которой возгорелось бы пламя большой войны, и роль этой искры отводилась королю Франции Генриху IV. Если бы он не погиб от руки убийцы, то борьба между этими блоками, вошедшая в историю под названием Тридцатилетней войны, началась бы не в 1618 году, а еще в 1610-м.

Желая заручиться в предстоящей войне поддержкой союзников, Генрих IV направил своего специального представителя к протестантским князьям Германии, чтобы он подготовил ему детальный отчет по этому вопросу. В результате 11 февраля 1610 года был подписан пакт о союзе с рядом германских князей, входивших в состав Евангелической унии, в частности, с герцогом Вюртембергским и курфюрстами Рейнским и Бранденбургским. Князья обязались собрать совместными усилиями войско в составе четырех тысяч пехотинцев и двух тысяч всадников для отстаивания своих прав, прежде всего, чтобы не допустить захвата Австрией территорий Клеве, Берга и Юлиха. В ответ на это католические князья Германии во главе с герцогом Баварским заявили о своей готовности противодействовать любым акциям Евангелической унии. Интересно отметить, что хотя князья, входившие в состав Евангелической унии, и соглашались сотрудничать с Генрихом в деле отстаивания его интересов в упомянутых герцогствах, они решительно отвергли его требование не заключать сепаратного мира с императором. Что же касается предложения французского короля поддержать его в случае гугенотского мятежа во Франции, то оно вызвало нескрываемое возмущение германских князей-протестантов.

Поскольку было очевидно, что Испания не станет безропотно смотреть на то, как Франция притесняет Австрийский дом и пытается распространить свое влияние на бóльшую часть Германии, Генрих IV должен был заручиться поддержкой Англии, но король Яков I проводил политику изоляционизма и не изъявлял ни малейшей готовности вступать в войну против Испании и, соответственно, подписывать с французским королем договор о взаимной помощи. Более того, Яков I, которому было известно о «деле Шарлотты», язвительно заметил: «Это не любовь, а подлость — домогаться чужой жены». Аналогичным образом повели себя и другие потенциальные союзники Генриха IV. Голландия, недавно подписавшая с Филиппом III мирный договор сроком на 12 лет, больше думала о восстановлении своего торгового могущества, нежели о ведении войны. Пообещав помочь в наборе войска, она вместе с тем решительно отказалась нападать на Испанские Нидерланды. Венецианцы тоже не спешили ввязываться в войну, от которой они ничего не получили бы, но могли многое потерять. Только герцог Савойский, мечтавший о завоевании Ломбардии, обещал французам военную помощь. Что же касается короля Испании, то он весьма успешно вел с правителем Священной Римской империи переговоры о совместных военных действиях. В свою очередь папа римский убеждал Генриха не ввергать Европу в пожар войны, не имея на то достаточно веской и справедливой причины.

Не следует заблуждаться относительно того, что Генрих IV действовал во имя осуществления своего «великого плана». Консервативно настроенные историки с более или менее выраженными монархическими взглядами утверждали, что в этой новой войне Генрих преследовал политические цели. Однако все авторы, являвшиеся его современниками и жившие при его дворе, неизменно подчеркивали, что король был буквально вне себя от ярости и не мог думать ни о чем другом, кроме возвращения юной красавицы, даже если для этого придется развязать европейскую войну. Герцог де Сен-Симон в своих знаменитых мемуарах особо подчеркивает, что под предлогом решения проблемы наследования Клеве и Юлиха король Генрих IV «стремился прежде всего выступить против герцогини и похитить у нее красавицу, мысль о которой переполняла его любовным пылом». Герцогиня — это супруга упомянутого губернатора Нидерландов, эрцгерцога Альбрехта, во дворце которой остановился принц де Конде со своей молодой женой. А вот свидетельство Ришелье: «По всей видимости, покончив с разногласиями по Юлихскому делу и вырвав из рук иностранцев госпожу принцессу де Конде, он бы с ее помощью обуздал себя и остановился бы на достигнутом». Наконец, Вильгомблен еще более категоричен: «Есть мнение, что вся эта грандиозная подготовка к войне была прежде всего обусловлена, намечена и предпринята лишь с целью похитить силой это прелестное создание оттуда, где она укрывалась по совету своего мужа, и что, не будь этой любовной царапины, король в своем почтенном возрасте никогда бы не перешел границы своего королевства ради победы над своими соседями. И тем не менее он готов начать войну, прикрывая, дабы не быть опозоренным, свои планы куда более благовидными целями».

Еще красноречивее, чем любые самые авторитетные мнения, об истинных намерениях Генриха IV свидетельствуют его собственные действия. После бегства Конде с супругой в поведении короля произошли столь разительные перемены, что, как представляется, едва ли он стал бы помышлять о начале военных действий в мае 1610 года, если бы Шарлотта осталась во Франции. Еще за четыре месяца до того, как Конде бежал с женой за границу, французского посла в Лондоне информировали, что Генрих IV намерен оказать лишь моральную поддержку Бранденбургу в его притязаниях на герцогство Клеве, а уже спустя пол года, в январе 1610 года, тому же послу сообщалось, что если испанцы не прекратят оказывать поддержку Конде, то король полон решимости не терпеть подобного оскорбления. Послу эрцгерцога Альбрехта в Париже было прямо заявлено, что мир или война в Европе всецело зависят от того, будет ли выдана принцесса Конде; если принцесса останется там, где находится, то христианский мир окажется на пороге грандиозного военного пожара. Еще в начале 1609 года Генрих IV полагал, что семи- или восьмитысячного войска будет достаточно для решения проблемы герцогств Клеве и Юлиха, а уже в апреле 1610 года он заявлял, что действия эрцгерцога Альбрехта вынуждают его собрать армию по меньшей мере в 30 тысяч человек. 29 апреля он дал знать эрцгерцогу, что французские войска вскоре вступят на территорию Брабанта и встанут у стен Брюсселя с требованием о выдаче юной принцессы де Конде.

Можно было бы продолжить приведение примеров, но и сказанного достаточно, чтобы утверждать, что Генрих IV, не осмеливаясь признать, что затеял общеевропейскую войну с целью завладеть чужой молодой женой (которой он к тому же, возможно, приходился свекром), официально заявил о своем намерении сокрушить мощь австрийских и испанских Габсбургов. В действительности же он был целиком во власти своего маниакального стремления во что бы то ни стало завладеть Шарлоттой, принцессой де Конде.

Что касается положения дел внутри страны, то к весне 1610 года оно стало угрожающим. Бюджет на текущий год был составлен, учитывая предполагаемые военные действия, с дефицитом. Работы по строительству дорог большей частью пришлось остановить. Мало того что были введены дополнительные налоги, так еще предполагалось снизить реальное достоинство монеты, чему воспротивился даже Парижский парламент, обычно такой послушный. В сентябре 1609 года Генрих IV направил в эту высшую судебную инстанцию распоряжение заседать до тех пор, пока не будут одобрены все королевские эдикты. В своем ответе парламент сообщал, что большинство его членов разъехалось по домам и оставшееся меньшинство неправомочно принимать решения. Вдобавок ко всему поползли слухи, что гугеноты замышляют грандиозную резню католиков, и Генрих IV оказался бессилен провести хотя бы расследование по этому делу. Вместо этого он пытался задобрить протестантов, назначая их вождей на командные должности в армии. Куда более опасным было недовольство католиков, уверенных в том, что король собирается начать войну с целью сокрушить католицизм в Европе.