Генрих IV

После мучительного путешествия под проливным дождем, в ходе которого карета с трудом пробиралась по грязи, пока у нее не сломались оси, принц и Шарлотта продолжили свой путь верхом на лошади, прибыв 30 ноября 1609 года в крепость Ландреси, которая тогда находилась в составе Нидерландов. Оттуда принц продолжил свой путь в Кёльн, а его супруга направилась в Моне. Этот маневр сбил их преследователей с толку, и супруги смогли благополучно воссоединиться в Брюсселе, где их приняли с такими почестями, что Генрих IV, узнав об этом, пришел в отчаяние.

Шарлотта оказалась в руках испанцев, худших врагов Генриха, собиравшихся помочь Австрии присвоить Клеве и Юл их. Война теперь стала для него единственным способом возвратить предмет своих вожделений. Подготовка к большой войне, рассчитанной на три года, уже велась в течение всего 1609 года. Бюджет на 1610 год был заранее составлен с дефицитом ввиду увеличения военных расходов, дополнительно к уже накопленным Сюлли средствам. Вводились также новые крайне непопулярные налоги. Численность армии должна была достичь двухсот тысяч человек, хотя и тридцати пяти тысяч было бы достаточно, чтобы решить в интересах Франции вопрос Клеве и Юлиха, однако Генрих IV собирался также напасть на Испанию в Пиренеях, осуществить вторжение в Нидерланды и, возможно, в Савойю. Атаковать практически в одиночку Испанию и Священную Римскую империю германской нации при условии, что французский народ отнюдь не жаждал войны и решительно противился усилению налогового гнета, было по меньшей мере неразумным предприятием.

Какие бы военные планы ни вынашивались королем, страсть к Шарлотте ослепила его, сыграв немалую роль в военных приготовлениях 1609–1610 годов. Чтобы обладать юной красавицей, Генрих IV решил осуществить вторжение в Испанские Нидерланды, после того как попытка ее похищения провалилась. Шарлотта, похоже, и не собиралась сопротивляться похитителям, и причиной неудачи послужил сам не в меру словоохотливый Генрих IV, столь мало уважавший Марию Медичи, что он принялся радостно разглагольствовать в ее присутствии о скором возвращении супруги Конде. Мария, не теряя времени, оповестила испанского посла, и миссия маркиза де Кёвра, которому было поручено доставить Шарлотту, закончилась полной неудачей. Предполагалось, что в ночь с 13 на 14 февраля 1610 года мадам Конде переодетой покинет свою резиденцию в Брюсселе и отряд французской кавалерии, скача во весь опор, доставит ее в Ла-Капель прежде, чем будет организована погоня. Однако Конде, предупрежденный испанским послом, велел усилить охрану особняка Нассау, в котором он находился с супругой, пятью сотнями вооруженных людей, что и привело к провалу попытки похищения Шарлотты.

И все же пыл Генриха IV это не охладило. В беседе с голландским послом в Париже, сравнившим Шарлотту с Еленой Троянской, он, как рассказывают, заявил: «Я знаю историю, но не следует забывать, что Троя была разрушена, поскольку Елена не хотела сдаваться». Война становилась неизбежной. Мария Медичи, избавленная от присутствия королевских фавориток и потому пользовавшаяся теперь некоторым влиянием на супруга, принялась убеждать его, что надо назначить ее регентшей на то время, когда он уедет воевать. Супруги Кончини всячески поддерживали ее в этом, усиленно плетя свои интриги.

Короля пришлось долго упрашивать, поскольку Мария Медичи хотела не просто быть регентшей, но и короноваться. К 20 февраля 1610 года вопрос о коронации королевы был, наконец, решен, и дата коронации назначена на восьмой день после Пасхи. Генрих IV утвердил регентский совет в составе пятнадцати человек под председательством королевы с титулом регентши. Затем он возбудил заочный судебный процесс против Конде по обвинению его в государственной измене. Но при этом он, словно пребывая в состоянии невменяемости, потребовал от Марии Медичи, чтобы она пригласила Шарлотту Конде на свою коронацию. «За кого он принимает меня?» — с негодованием в голосе ответила королева на очередную бестактную выходку супруга.

Страна приходила в состояние лихорадочного возбуждения, распространялись слухи о заговорах. Впавший в меланхолию Генрих, чувствуя себя старше своих лет, переживал периоды то энтузиазма, то упадка сил, в разговоре выдавая свое беспокойство. Однажды в беседе с Сюлли он произнес поистине пророческие слова: «Проклятая коронация, ты послужишь причиной моей смерти!» Судьба была уже на марше, и правление Генриха IV близилось к концу.

«Великий проект»

Еще задолго до того, как вопрос о наследовании герцогства Клеве приобрел актуальность, было ясно, что ввиду отсутствия у его владетеля прямых наследников борьба неизбежна, и Сюлли заблаговременно готовился к ней, накапливая в подвалах Бастилии золото, а в Арсенале — пушки, оружие и боеприпасы. Ни он, ни другие политики того времени не могли знать, что дело не ограничится борьбой за обладание одним герцогством, а выльется в грандиозный конфликт, который впоследствии историки назовут Тридцатилетней войной. Одно было несомненно: противостояние Франции и Испании далеко от завершения, поэтому рано или поздно между ними вспыхнет война, к которой надо готовиться. В порядке теоретического обоснования этой подготовки Сюлли даже сочинил некий план или меморандум, получивший у историков помпезное название «Великий проект» Генриха IV. Относительно авторства этого проекта нет сомнений: Генрих здесь ни при чем. Более того, он, вероятнее всего, и понятия не имел об этом, с ним даже не обсуждалось что-либо подобное. Король, как уже отмечалось, органически был неспособен сосредоточиться на более или менее долгосрочных проектах. В действительности речь идет о фантазиях и мечтаниях, коим Сюлли предавался на досуге, когда его после гибели Генриха IV отправили в отставку.

Если в общих чертах охарактеризовать этот проект, то речь в нем шла ни много ни мало как о реорганизации всей Европы, о преобразовании этого разнородного агломерата государств в некое европейское содружество, европейскую, как тогда говорили, «республику», что, однако, не предполагало республиканской формы правления: «res publica» понималась в ее исходном латинском значении как «государство», буквально — «общее дело». Чтобы европейские государства, входящие в эту «республику», могли мирно сосуществовать, предполагалось в первую очередь ограничить могущество Испании. Филиппу III предстояло владеть только собственно Испанией и ее американскими колониями, тогда как Ломбардия переходила во владение герцога Савойского, который получал королевский титул и становился союзником Франции. Филипп III лишался также католической части Нидерландов, отходившей к Соединенным провинциям (Голландии), и Франш-Конте, присоединявшегося к Франции. Что касается Священной Римской империи, то она, по плану Сюлли, больше не должна была являться достоянием Австрийского дома, иначе говоря, титул императора переставал быть наследственным и превращался в выборную должность. Венгрия и Богемия выходили из подчинения Австрийскому дому, и обеим этим странам предоставлялось право самим выбрать своего суверена.

После этой перетасовки территорий, приводящей к утрате Испанией и Австрией их могущества, Европа должна была состоять из пяти наследственных монархий (Франция, Англия, Испания, Швеция и Ломбардия), из шести выборных монархий (папство, Священная Римская империя, Венгрия, Богемия, Дания и Польша) и четырех республик (Нидерланды, Швейцария, Венеция и прочие итальянские государства, объединившиеся в одно целое). Предполагалось, что Верховный совет, разновидность арбитражного суда, формируемый из представителей ото всех этих государств, будет заниматься урегулированием конфликтов, тем самым обеспечивая вечный мир в Европе.

Это была грандиозная, однако ни в коей мере не поддающаяся реализации программа. Смешно представлять ее как проект Генриха IV, совершенно не склонного предаваться фантазиям в области политики. Совсем не этого требовал он от своего верного Сюлли. Единственное, чего он мог бы желать, — преподать урок императору Рудольфу II и испанскому королю Филиппу III, посодействовав германским князьям, дружественным Франции, в их объединении ради создания антигабсбургского блока. Едва ли можно было увлечь Генриха IV идеей освободительного похода в интересах Венгрии и Богемии — если вообще он был способен понять подобного рода идеи. Его собственный «проект» существенно отличался от «Великого проекта» Сюлли. Возможно, он и согласился бы помочь герцогу Савойскому завоевать Ломбардию, но при условии, что ему самому достанется Савойя. Если и отвоевывать у Испании католическую часть Нидерландов и Франш-Конте, то единственно с целью присоединения этих территорий к Франции. Он не прочь был бы также присвоить Лотарингию. Еще не дожидаясь, когда разразится эта баснословная, задуманная Сюлли война, он направил Бассомпьера к герцогу Лотарингскому Генриху де Бару, своему бывшему зятю. Тот, овдовев после смерти Екатерины Наваррской, сестры Генриха IV, женился на принцессе из дома Гонзаго, которая рожала ему одних девочек. Бассомпьер должен был договориться о заключении брака дофина, которому едва исполнилось семь лет, со старшей дочерью Генриха де Бара, наследницей Лотарингии. Своего третьего сына Генрих IV собирался женить на наследнице Мантуи и Монферрато, чтобы встать твердой ногой в Италии. Второй из его сыновей должен был жениться на Марии Бурбон-Монпансье, самой богатой наследнице во Французском королевстве; этот брак должен был свести воедино владения двух ветвей дома Бурбонов.