Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 59



Судебник 1550 г. в категорической форме требовал участия «судных мужей» — присяжных заседателей — при каждом судебном разбирательстве, проводимом судьей, назначенным государством, — наместником или его подчинённым.

Судебник ставил наместников под прямой и жесткий контроль со стороны местных земских властей — городовых приказчиков как представителей уездного дворянства, а также дворских старост и целовальников как представителей посадских людей и крестьян. Именно все эти лица выступают в статье как защитники интересов местного населения.

Выборным от сословий вменялось, к частности, в обязанность следить, чтобы представители властей не брали «посулы» — взятки от одной из тяжущихся сторон. В целях исключения произвола наместников в истолковании характера судебного спора и приговора суда в Судебнике в качестве обязательного требования выставлялось протоколирование заседания в двух экземплярах, один из которых оставался у выборных присяжных «спору для».

«Судные мужи» — выборные представители в наместничьем суде существовали уже и в XV в. Однако их участие в суде предоставлялось великим князем как пожалование, как привилегия. Ни всеобщего характера, ни серьезного значения прежние «судные мужи» не имели.

Глубина и значение судебных реформ фактического правительство конца 40—50-х гг. могут быть справедливо оценены при рассмотрении их в сравнительно-историческом плане. При таком подходе выясняется, что эти судебные установления своей последовательностью оказались выше всех попыток реформировать судебную систему и течение трех последующих столетий, попыток, предпринимавшихся, в частности, при Петре I и при Екатерине II. Судебную реформу 50-х гг. XVI в. можно назвать предшественницей судебной реформы 1864 г. Сопоставление этих двух столь отдаленных во времени реформ вполне основательно. Реформа 60-х гг. XIX в. появилась после падения крепостного права и не могла появиться раньше, чем оно пало. Реформа 50-х гг. XVI в. появилась до установления крепостничества, исключающего судебно-правовой порядок, при котором присяжные, избираемые крестьянами, играли бы столь значительную роль в судопроизводстве.

В обоих случаях предпринятая сверху демократизация правосудия пришла в решительное противоречие с самодержавным строем. Многие наиболее значительные судебные реформы 60-х гг. XIX в. были постепенно, но все же довольно скоро взяты царизмом назад. И в XVI в., как только самодержавие в 60-х гг. обрело свою сущность, стало самим собой не только по названию, а уже и по сути, земский строй и судебная реформа были обречены на гибель.

Естественно, что приравнивать ситуацию и судебные реформы середины XVI в. к ситуации и реформам 60-х гг. XIX в. так же неправомерно, как, скажем, сравнивать зародыш с развившейся из него взрослой особью. Однако столь же неправомерно было бы оценивать значение зародыша для дальнейшего развития особи лишь по его малому размеру. При всей неразвитости судебных установлений фактического правительства середины XVI в., неразработанности их с точки зрения юридической мысли нового времени, в сравнении, в частности, с судебной реформой XIX в., несмотря на сохранение в них таких пережитков средневекового права, как «поле» (т. е. поединок) в качестве судебного доказательства, необходимо все же признать их исключительно высокий уровень. «XVI столетие, столь замечательное в политическом отношении, составляет также эпоху и в истории русского права», — справедливо замечает Ф. М. Дмитриев.[18] Не одно десятилетие понадобилось окрепшей самодержавной власти, чтобы отобрать у своих подданных тот «праведный суд», ту «правду», которые она дала им, когда еще только становилась на ноги.

Проведение земской реформы, введение единого законодательства не могло быть осуществлено при сохранении прежней системы феодальных иммунитетов, системы исключительных прав тех или иных светских и церковных феодалов, освобождавшей их от подчинения общим нормам закона, прежде всего от уплаты налогов. Поэтому статья 47 Судебника, утвержденная на Стоглавом соборе, сформулирована весьма энергично: «Тарханных» (т. е. освобождений от налогов — Д.А.) вперед не давать никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех».

Вокруг вопроса о тарханах и до и после Стоглавого собора происходила острая борьба. Однако сторонникам сохранения своих иммунитетных прав удавалось добиваться лишь самых незначительных послаблений общей политики государства, направленной на уничтожение феодального иммунитета.



Сущность земельной политики фактического правительства состояла в ограничении посягательств церковного и монастырского землевладения на земли светских феодалов, в том числе и детей боярских, т. е. служилого дворянства. Законодательство стремилось охранить от экспансии церковных феодалов также земли крестьянства.

Как и в ряде других важнейших направлений правительственной деятельности, переход к самодержавию и опричнине приведет к разрыву с политикой фактического правительства конца 40—50-х гг. и в сфере земельных отношений, к ликвидации политического компромисса, учитывавшего интересы крестьянства и посадских людей, в пользу которых после восстаний 1547–1549 гг. феодалам пришлось временно поступиться и своими «правами» на эксплуатацию.

Высшим проявлением политического компромисса феодальных верхов с верхами крестьянского и торгово-промышленного городского населения можно считать такой факт: феодальное государство пошло на то, чтобы отдать свою власть на местах «лутшим людям» волостей и городов. В 1555–1556 гг. в соответствии с указом об отмене кормлений отмена наместничьего управления и замена его выборной администрацией происходит по всей стране.

Исследователи заметили, что в районах вотчинно-поместного землевладения власть оказалась в руках дворянских выборных руководителей — губных старост. Это справедливо рассматривается как признак консолидации класса феодалов в борьбе за дальнейшее усиление эксплуатации крестьянства, за подчинение крестьянства власти дворян-помещиков. В этом смысле укрепление авторитета и силы губных старост на местах имело антинародный, антидемократический характер. Необходимо, однако, посмотреть на факт передачи власти на местах выборным от дворян и под другим углом. Со стороны центральной власти это был шаг в направлении отчуждения доли своей власти в пользу выборного дворянского самоуправления. Позднее самодержавие превратит губных старост в проводников своей опричной земельной политики на местах. Во второй половине XVII в., в пору окончательного укрепления абсолютизма, выборные губные старосты будут подчинены назначенным Москвой городовым воеводам. Тем самым будет ликвидирован последний элемент самоуправления, даже самоуправления дворянского. В рассматриваемый момент дворянское самоуправление было только еще учреждено и набирало силу. В дворцовых и вотчинных землях оно сосуществовало с органами крестьянского земского самоуправления, постепенно подчиняя их себе. В землях черносошных, где не было помещиков, не было и губных старост. Там самоуправление, вернее, всю местную власть передали выборным «от простого всенародства». Выборное самоуправление вводилось и для городских посадов, за исключением таких городов, как Москва, Новгород, Псков, Казань и пограничных городов-крепостей, где сохранились наместники-воеводы. Эти исключения указывают на тот предел, дальше которого правительство не решилось пойти в предоставлении городам выборного управления. Власть, в руках своего наместника, т. е. безраздельно в своих руках, государство оставляло на форпостах пограничной обороны, в незамиренном только что завоеванном крае (Казань) и в столице. Кроме того, воеводское управление сохранялось в Новгороде и Пскове, исконные вольности которых традиционно внушали Москве серьезные опасения.

Развитие северных областей в ходы правления фактического правительства представляет собой поразительную картину роста ремесла, торговли, мощного промыслового предпринимательства. Богатеи в Поморье — что подтверждено документально, — но, видимо, и во всей стране «купили» у феодального государства широкую судебно-административную автономию.

18

Указ. соч. С. 5.