Страница 180 из 335
В старину уход, в себя, уединение, отделявшее человека от сограждан, всегда считалось в Риме предосудительным. Обычный день обычного гражданина состоял из улаживания домашних дел ранним утром, из делового и политического общения с согражданами на форуме примерно до полудня, бани (публичной) и, наконец, обеда, всегда проходившего вместе с друзьями, предполагавшего «культурную программу» и затягивавшегося до позднего вечера. «Век простоты миновал», и по мере усложнения не только внешнего, но и внутреннего мира человека все настоятельней становилась потребность в, так сказать, интроспективном отдыхе — в неторопливом пребывании в кругу семьи, в спокойном созерцании и раздумьях, в задушевной беседе, и в той мере, в какой римский otium становился именно таким, эта потребность вызвала к жизни перистиль и содействовала распространению его по всему римскому миру.
Была и другая потребность. Рим не знал скверов, бульваров, городских парков. Он состоял из улиц — коридоров, ограниченных с обеих сторон глухими каменными фасадами, пыльных площадей — Форумов, рынков; от зноя спасались в крытых галереях — базиликах, т оже каменных. Городской шум, отражаясь от каменных стен, превращался в неумолкающий грохот, переполнявшие город сограждане и приезжие — в назойливую толпу, шерстяная одежда при италь-
647
янском солнце — в постоянный потный дискомфорт. Предметом вожделения становилась контрастная среда — зелень, вода и прохлада, удовлетворению этой потребности и служил перистиль — принадлежность почти каждого особняка и прибежище otium'a.
Все основные ячейки римского дома, как мы убедились, имели прямое прагматическое назначение, но этим назначением не исчерпывались. Все отражали в архитектурном образе определенную сторону специфического римского переживания общественной действительности, определенную сторону римской культуры. И поскольку в историческом бытие народа и государства эти стороны сохранялись, то принцип, воплощенный в той или иной части domus'а, продолжал находить свое отражение в архитектуре и за пределами самого domus'a: потребность в декоративной природной среде и на ее фоне в отдыхе и творчестве - в виллах; символизированная табернами привычка постоянно извлекать выгоду из всего, из чего можно, — в доходных домах-инсулах; государствен но-консервативный пафос атрия — в общественных сооружениях города.
Вилла
Как мы уже много раз убеждались, в отношении римлян к общественной действительности в целом и в их художественном восприятии в частности большую роль играла стилизация. Мир и общество воспринимались не только в их эмпирической реальности, но и через определенный образ; он не совпадал с жизненной практикой, но набрасывал на нее нравственно возвышенный или эстетически совершенный флёр. Именно так произошло с архитектурно оформленным центром земельного владения — виллой, или, рискуя модернизировать и русифицировать антично-римские представления, — усадьбой.
Основу хозяйства античного мира, следовательно - воспроизводства жизни, следовательно — самой жизни, составляла обработка земли. Там, где она велась в поместье, центр управления им оформлялся архитектурно и назывался villa, вилла. В ней были сосредоточены хозяйственные и складские помещения, общежития рабов, канцелярия управляющего - вилика. В ней же находились и жилые комнаты хозяина поместья. Хозяйственная половина называлась villa rustica — «сельская вилла», хозяйская — villa urbana, «городская вилла». В старину они образовывали единое архитектурное целое, где главным был производственный комплекс, а «городской» — лишь несколько обособленной его частью. Положение это навсегда сохранилось в западных провинциях империи. Археологи раско-
648
пали и подробно описали множество таких вилл. Отличительная их черта состояла в том, что они не знали четкой границы между отдельным домом и группой домов, охваченных единой оградой. Центральное строение представляло собой скопление помещений, выходивших в общий коридор. В вилле, раскопанной, например, в деревне Монморен на верхней Гаронне (юго-западная Франция), таких помещений было до 200. Другие строения группировались если не вокруг коридоров, то вокруг дворов; в Монморене их было три - полукруглый и два прямоугольных. В целом такой комплекс мог занимать примерно до 120 или даже до 180 квадратных метров и вмещать до 400 человек. Примитивность архитектуры не исключала эстетического оформления вилл; в комнатах, подчас весьма тесных, встречаются хорошие скульптуры, есть настенная живопись. Перед нами — очаги человеческого общежития, где все было подчинено совместному труду, без разделения на царство досуга и искусства, с одной стороны, и производства — с другой.
До определенного момента виллы в Италии строились по тому же принципу, если не считать, что грандиозные размеры и скученность разнородных помещений на небольшой территории, характерные для северных провинций, архаической Италии были мало свойственны. Классическим примером старинной италийской виллы считается вилла Катона Цензория (234—149 гг. до н. э.), подробнейшим образом описанная им в его трактате «Земледелие». Исходный принцип - «стройся так, чтобы усадьба была по имению, а имение по усадьбе» (гл. 3), то есть у мелко или средне-поместных хозяев, к числу которых принадлежал Катон, вилла была невелика. На то, что господская половина виллы мало чем отличалась от хозяйственной, указывает перечень материалов, необходимых для строительства усадьбы, приводимый в гл. 14, — никакого разделения на материалы более простые и дешевые, редназначенные для villa rustica, и более изысканные и дорогие для villa urbana, нет и в помине. Здесь еще все подчинено интересам сельского производства.
Положение начинает меняться со второй половины II в. и в I в. до н. э., а особенно в I и II вв. н. э., когда римская вилла складывается в особый феномен культуры и искусства. Общее направление перемен было обозначено вскоре после их появления авторами, писавшими по вопросам сельского хозяйства. Один из самых ярких пассажей принадлежит эрудиту и энциклопедисту середины I в. до н. э. Марку Теренцию Варрону (116—27), об этих переменах скорбевшему: «Предки наши строились в соответствии с рожаем, а теперь строятся в соответствии со своими необуздан-
649
ными прихотями. У них хозяйственная половина стоила больше, чем господская, а теперь в большинстве случаев — наоборот. Тогда хвалили усадьбу, если в ней имелась хорошая людская, поместительные ясли, погреба для вина и масла, соответствующие размеру имения. <…> Теперь же стараются, чтобы как можно больше и роскошнее была господская половина» (пер. М.Е. Сергеенко).
У Варрона намечено самое начало процесса. Оно может быть документировано и проиллюстрировано виллой некоего Азеллия, относящейся ко II в. до н. э. и обнаруженной археологами в селении Боскореале близ Помпеи на юге Италии. Главной здесь еще остается villa rustica. Ей отведены два корпуса, смотрящих друг на друга и выходящих на центральный двор прямоугольной формы. Но villa urbana, образующая третью сторону прямоугольника, пока весьма скромная и простая, уже отделена от них проездом и потому становится архитектурно самостоятельной. Она еще состоит из немногих помещений, но они уже обнаруживают атриумную композицию, воссоздавая на лоне природы тип городского дома.
Дальнейшее движение можно себе представить на основании сочинения младшего современника Варрона Луция Юния Колумеллы. Так же как Варрон, осуждая утрату былой простоты и хозяйственности и критикуя новые порядки, он тем самым показывает, каковы они были в его время и чем начала становится вилла к середине I в. Надо, пишет он, чтобы «зимние спальни смотрели в ту сторону, где восходит в декабре солнце, а столовые туда, где оно садится в равноденствие. Летние же спальни, наоборот, должны быть обращены в ту пустоту, где в дни равноденствия бывает полуденное солнце, а столовые, которыми пользуются в летнее время, — смотреть туда, где зимой встает солнце. Бани надо обратить в сторону, где летом садится солнце, портики — туда, где солнце бывает в полдень в дни равноденствия, чтобы зимой в них было возможно больше солнца, а летом — возможно меньше» (пер. М.Е. Сергеенко).