Страница 76 из 86
Приметил, чай, что пытался он обычай кормлений ограничить. В регулярном войске жалование назначал младшим командирам, но земельных наделов не давал. Дьякам приказским тоже — они ведь по чину-то тоже боярского сословия, поскольку служилые. А только плохо это приживалось. Старшие роды благородного сословия, особенно думные бояре, за родственников своих всегда стояли твёрдо и приказу служилому на такие «оплошки» указывали строго.
Знаешь, в той России, откуда я родом, тоже был сходный период. И царь молодой и решительный на трон тогда сел. Крепко он с хранителями древних обычаев не ладил, бороды насильно состригал, одежду обрезал, чтобы короче была, на иноземный манер. Это, вроде как должно было их к новизне поворотить. Детей благородных семей заставлял за границей учиться наукам тамошним да на жизнь заморскую собственными глазами посмотреть. И воевал, расширяя пределы государства своего, даже императором назвался.
Приказы отменил и заменил их коллегиями, по рангам военным и статским служилое сословие расставил. Перестал в думу бояр созывать, и прекратил назначать туда новых людей — сенатом их заменил. Всё делал так, чтобы старинный обычай извести и заменить его писаным законом. А в результате как бы не вреда наделал. Уж не знаю как, но объегорили его.
Он наделы, что на кормление людей служилого сословия предназначались, сделал их собственностью. Хочешь — в наследство отдай, хочешь — продай. И крестьян к землям этим приписал. Закрепостил, как у нас говорили. И потом ещё полтораста лет считай, продавали их, словно рабов. Даже для больших заводов, что купцы строили, и то крепостных деревнями приписывали, чтобы они вместо барщины железо плавили или иное, что велят, делали.
С той поры бояр вроде как и не стало. Служилый люд, свои земли приобретя, в армию или в статские учреждения шёл, если хотел. Или на земле сидел, помещиком назывался, барином. К чему я речь веду — вы с папенькой этого всячески избегаете. Пытаетесь наделы, что в кормление предназначены, в казну вернуть и люду служилому жалование платить только пока пользу они государству приносят. Вот почему и вылилось сопротивление в открытый бунт. Так ли полагаешь, Гринь?
— Теперь так, а пока ты мне этого не растолковал, и сам не понимал, почему так поступал, а не иначе. Будто изнутри что-то подсказывало.
— А потому подсказывало, что твёрдо ты знаешь — крепить надо государство. И всех, кто в нём живёт нужно заставить интересы его соблюдать более чем свои собственные. Уж не знаю, что выйдет из этого, но цель уж больно привлекательная.
Вот и будут у тебя сразу с двух сторон противники. Служилые с одной стороны, и купечество, которое буржуазия — с другой. Плюс к тому внешние супостаты с визитами не задержатся. Что делать станешь? На кого обопрёшься?
— Пока, вроде как на армию, получается. И на флот. Опять же дьяки приказские для беспокойства нынче не так много оснований имеют — заменю им кормление окладами постепенно, по мере смены их на службе, а дожидаться смерти тех, что пожалованы уже, дети мои станут, да внуки.
Ты мне вот, что растолкуй, Филипп. Ты вот сказал, что в России людей к крепости приписали. А у нас разве иначе?
— Иначе, государь ты наш, недоучившийся. Рыссия по обычаям живёт, а не по законам. То есть правила только для служащих установлены, в остальном же поступают все по прецеденту. То есть если был похожий случай и кто-то как-то поступил, то так потом все делают, полагая это правильным. Потому и повелось у хозяев земельных наделов силой удерживать своих крестьян на собственной земле. Для того и дружины им потребны в первую очередь. А уж что друг другу беглых возвращать или откупать — это выработалось тоже промеж знатных, а то они в сварах между собой повырезали бы друг друга.
То есть изначально это было право сильного, освящённое обычаем, обычаем, который дворянство пожелало закрепить словом государя, полагая, что сложившийся порядок осталось только записать на бумаге. Тем более, дьячок из людского приказа за денежку малую нужные сведения всегда разыщет и сообщит. И сама эта денежка для того дьячка — законное кормление.
— Ох, Филипп Викторович, вот умеешь ты всё в ясном виде представить. Мысли после бесед с тобой в порядок приходят и, вроде как со стороны на жизнь смотришь — картина получается полная. Отчего так?
— Оттого, что жил я в мире, вроде бы и таком же, а только там всё немного наперёд, чем на Посейдонии случалось. Вот и сравниваю, будто в историю своей России попал. Ещё что на память пришло: царь-то тот, что императором назвался, новую столицу выстроил только чтобы от думы в другое место съехать. Он там другую думу себе собрал, но назвал её сенатом. Вот и ты сюда на Ендрик пригласил людей, на коих полагаться намерен. Забавно глядеть на это совпадение со стороны. Хотя и отличия налицо — ты думу силой разогнал, поскольку и стрельцы и флотские и мастеровые — все тебе одобрение выказали, и оказалось их много в нужном месте.
Это ненадолго, поверь мне. Когда переймут твои пушки в странах заморских, война опять сделается горем для всех и разорением, так что не напрасно ты секреты прячешь, стараясь продлить преимущество. Опередить пытаешься возможных недругов. Потому подскажу я тебе кое-что. Может, сообразишь, как воспользоваться?!
Первое — были уже в моё время на Земле вещества, что вспыхивали от удара или трения. Припоминаю, гремучую ртуть поминали в «Ведомостях». А второе, слыхал я будто из угольных шахт в краях чужедальних воду наверх поднимали силой пара.
— Па! Это же можно порох закладывать в железный картуз, а потом, стукнув по нему в определённом месте, производить выстрел, — конечно, Наташка прежде всего о пушках вспомнила. А вот Гриша — о том, как не мог сообразить на счёт воспламенения порохового заряда под днищем вражеского корабля.
— А что это за «Ведомости» такие?
— Газета. Ну, это листок, на котором разные новости печатают. Вот именно в «Ведомостях» как раз многие описания новинок, открытий и изобретений и публиковались.
Гриша привычно достал книжицу и взялся записывать то, что узнал и подумал. Ведь сам же слыхивал про то, что в странах чужедальних выпускают новостные листки. Вот пускай Агапий позаботится людей оповещать о том, что в стране творится. В гремучку Наташка уже вцепилась, а он… ему, выходит, пар остаётся приспособить для перекачивания воды от носа корабля за его корму, чтобы он таким образом приводился в движение. Хе-хе. Ну, и государством заодно поуправлять.
Кстати, мысль о закрепощении крестьян ему не нравится не только потому, что после введения его в стране появятся привилегированные дармоеды. С детства он порабощение человека человеком просто считает гадостью, вот и всё. А потому должен поддержать крестьян, желающих уйти от хозяев наделов. На его земли, на казённые.
— Филипп Викторович, а ведь ты подсказки свои не всем делаешь.
— Не всем. Только тем, кто людям не пакостит.
В столице обстановка внешне выглядела спокойной. Подворья именитых дворян уже опустели и отошли в казну вместе с многочисленной дворней и даже с холопами. Старые господа везли с собой в основном сундуки с нажитым и только самых ближних слуг — лишённые кормлений за бунт они уже не надеялись содержать и далее всю ту ораву, что раньше подчёркивала их высокий статус. Тут и нашлось дело бывшему стрелецкому сотнику Степану Кузьмичу Хвату — а что поделаешь, если такое прозвище у человека.
Выпал ему незавидный удел — пристроить к делу множество людей, в одночасье лишившихся средств к существованию. Поначалу они продолжали жить, где и раньше, питаясь тем, что осталось в кладовых, а вот дальнейшую свою судьбу определить мог не каждый. Опять же желающих на опустевшие хоромы немало нашлось среди купцов, а уж они-то точно повыгнали бы многих. И появились бы новые бездомные голодные люди, что Григорию Ивановичу совершенно не нужно. Так что оставил своему новому сподвижнику он эти хлопоты не просто так, а подкрепил их поставками кое-каких продуктов с интендантских складов, да и занялся делами государственными, позабыв, если честно, про обездоленных.