Своё никому не отдам

Тогда — боярин Чухнин. Умница этот Фёдор Фёдорович. Кто бы ожидал от него такой восприимчивости к новому. Вот ещё один кандидат.

Однако пойдём дальше. Что-то на краю сознания свербит, какое-то воспоминание. Когда худо казалось, а потом вышло добро. Кондратий-плотник его обманул с северной дорогой, а ныне вдоль неё пришлый народ селится охотно. Да и западный путь обзаводится всё большим и большим количеством посёлков. Ха! Так этот ворчун, выходит, знал, что понадобится всё это и загодя похлопотал. Точно. Опять же длинный горн, в котором нынче греют перед прокаткой полосы для сборки пушечных стволов — тоже его рук дело.

Каков мерзавец! Вот уж подкузьмил, так подкузьмил! И казармы же эти все тоже с его лёгкой руки образовались, да и налаживание быта там по-артельному складывалось, как Кондратию привычней — из артельщиков же человек. Нет, это ему с рук не сойдёт! Пускай теперь расхлёбывает то, что заварил. Решено. Его на губернию. А с Тыртовым в качестве коменданта гарнизона воеводские обязанности — чистая формальность. Решено.

Остаётся проблема подлого происхождения. С этим к папе — пускай поможет мужика утвердить и в глазах бояр местных, и чтобы сам этот мужик себя уверенно почувствовал. Тут схитрить придётся. Статус, чтоб его, статус. И место в иерархии. Мало Грише существенных проблем, ещё и об этом нужно думать. Хотя — люди, это и есть самая существенная проблема. Всё в них упирается, об них спотыкается или вокруг них танцует. Статус, чтоб его! Вечная помеха на пути любого мало-мальски стоящего замысла. Постоянно об него зацепы идут, что бы ни затеял.

Итак, сначала надо слухи правильные распустить. А именно по этой части как раз Агапка и старается у него. А что было делать? У государя тайницкий приказ имеется для тёмных дел или их раскрытия, так почему бы царевичу такой опыт не перенять? Тоже завёл себе команду тихих спокойных ребят, которые знают, где что сказать, кого выслушать, или спросить. Вот. А потом сразу к Тыртову.

С этим молодым офицером царевич познакомился, когда был ровно вдвое младше его. Двенадцать тогда Грише было. А нынче уже, пятнадцать, считай. Ну так что же, бремя забот, упавших в ту пору на их плечи, несли они стойко и, хотя по-человечески не сдружились, однако полагаться друг на друга научились. Одним словом, мужу этому Гриша выложил все свои задумки насчёт Кондратия.

— Не годится так, — Тыртов подумал хорошенько и слабые места в плане разглядел. — Воеводой ты бывшего артельщика поставить не отважился, что спору не вызывает. В понятиях «наместник» али «губернатор» народ до сих пор путается и от воеводских хлопот дела мирные не отличает. И вообще, если не боярин, то есть не служитель воинский, так, считай и сам он никто, и звать никак. А Кондрат и в этом тебя обскакал. Он ведь давно и сам, и люди его по моим спискам числятся служащими государю, но не бойцами, а, кто сапёрами, кто по интендантской части. А ныне ещё и в посёлке рыбацком боярин объявился, так я его и насельцев тамошних как раз принимаю на содержание — а рыбку вяленую, да солёную да ещё коптильню он там затеял, мои же интенданты возами везут и гарнизону на пропитание, и купцам отдаём по сговоренным ценам.

Так что, ставь меня воеводой и ничего больше не думай. Кондратий давно уже в прапорщиках числится, а там и повышу я его вскорости, потому что под его рукой людей в разы больше, чем солдат в крепости. Советы его я давно слушаю, и он мои пожелания близко к сердцу принимает. Опять же, согласно званию, к благородному сословию хлопотун наш отнесён, и по спискам государевым боярином числится. Не жалованным наделом, правда. То есть, вроде как не совсем настоящим. Так ведь не он один. Княгиня твоя тоже безземельная.

Гриша выслушал монолог и перевёл разговор на вопросы военные. Нового, как всегда, хватало. Сигналы передавать стали с вышки на вышку — хлопоты по созданию триангуляционной сети вот как обернулись. И теперь казаки о появлении в видимости их постов чужих кораблей докладывают скоро. Потому надо плутонг сигнальщиков обучать, а людей-то мало желающих — все уже чем-то заняты. Потому, похоже, придётся баб и девок на службу брать.

Вышел царевич из крепости с чувством, что как-то изменилась жизнь здесь на Ендрике под его рукой. Так изменилась, что он и сам этого ещё не понял. Словно потянулись люди куда-то все разом, а вот куда? И папенька это почуял, да только не знает покуда, к добру это или к худу. Потому и ведёт себя нерешительно. Вроде, как и спугнуть не хочет, и радоваться боится. Понятно, что и поставки пороха, и мощные пушки и отличная выучка солдат, которых он взял в свою гвардию, его радуют. И то, что это вышло оттого, что сынок его тут накуролесил, понимает. Но, чего же он такого накуролесил? Сынок.

Вернее, что произошло с людьми? Будто сонную одурь с них сдуло. Зашевелилось «обчество», попёрло куда-то. Будто надежда в душах затеплилась. Нужно понять, что это за надежда и… так подстроить, чтобы обмана люди не почуяли. А уж выйдет ли обман — это он поймёт, когда разберётся с надеждою. Поймёт, какой приманкой соблазнил ненароком Ендрикцев.

Вышел на склон правого холма, обращенный к морю. Тут башню поворотную ладят. Вернее, ещё не собирают её, а с платформой, что на ядрах вращается, разбираются. Крепкие парни пытаются её крутить из стороны в сторону, а усатый незнакомый капрал поглядывает в коллиматор и ругается.

— Ну куда вы, остолопы, её рванули?! Проскочили же нужное направление. А ну, давай назад.

Парни дали.

— Не, ну опять лишку. Как вам растолковать, что двигать нужно плавно, чтобы успеть остановиться, когда скажу.

— А ты им сразу скажи на сколь градусов поворотить, а то она ж сперва стронуться не хочет, а потом остановиться, — Грише уже ясно, что это новички. Вернее — опытные артиллеристы, но не здешние, а из других мест. Просто прибыли учиться с новыми орудиями обращаться.

Капрал царевича в лицо не знает. Перед ним просто горожанин, если судить по одежде. И вьюноша этого душа старого служаки требует послать неласковым словом куда подальше. Но места тут необычные, отчего сердце пришлось сдержать и ответить не чересчур грубо:

— Коли умный такой, вот и растолкуй им.

— Все ко мне. Тебя, капрал, я тоже прошу меня выслушать, — Гриша нисколько не смущён. Пред ним поставлена задача, решить которую ни капельки не сложно. Он таких занятий провёл уже много. — Смотрите, тут по кромке нанесены деления. Каждое — это один градус. Каждый пятый градус имеет более длинную риску, а десятый еще длиннее. Зубчики на юбке как раз для того, чтобы всяк мог видеть со своего места, на сколь делений поворачивается платформа.

По местам. Всем смотреть зубцы. Видите?

— Видим.

— Пять градусов ошуй, и-и, рраз!

Чуть проскочили.

— Четыре градуса одесь, и-и, рраз!

Попали.

— Десять и два градуса одесь, и-и, рраз!

Опять попали.

— Теперь с тобой, капрал. Остальным вкруг буссоли стоять и смотреть. Целим в третий буй. Твой визир нынче на нулевой риске стоит, что соответствует воображаемому направлению пушки. Крутим визир и считаем деления. Четырнадцать.

Правильные, по местам! Десять и четыре ошуй, и-и, рраз!

Ставь капрал визир в ноль и гляди, попадает ли взор на мишень?

— Попадает. Ты паря, ступай куда шёл. Мы уж как-то тут и без твоих подсказок управимся.

На такую грубость в Грише волной поднялся гнев. Почуял, как от прилива крови запылало лицо и стали горячими уши. Нельзя в таком состоянии ни молвить ни деять. Повернулся и пошел прочь.

— Десять и три риски одесь, и-и, рраз! — донеслось до него.

Понятно. На четвёртый буй перенацелили.

Надо же, как он грубость воспринял. Не брань даже, просто неблагодарность. Привык, что его кругом знают, а эти новички не знают. А ведь с Кондратием знакомство было при сходных условиях, а потом оказалось, что мужик этот — чистое золото. Вот и выходит, что опираться-то следует на то, что оказывает сопротивление. Чтобы мнение у человека было осмысленное. Правда, иной раз так хочется, чтобы не спорили с тобой, а просто делали, что велено.