Страница 71 из 117
За два месяца были приготовлены могилы. Крупные баи и другие прислужники Анненкова объявили населению, что могилы предназначены для хранения оружия. Специальные люди под видом проводников провожали анненковских солдат к могилам, где их уже ожидали»{186}.
В. К. Шалагинов, автор брошюры, из которой взят цитируемый документ, добавляет:
«В этом же письме (так В. К. Шалагинов называет донесение. — В. Г.) говорилось: всех, кто шел на родину, посылали в город Карагач, хотя такого города не было (выделено им же. — В. Г.). Мнимые проводники объясняли обреченным, что в городе Карагаче их ждут подводы, пища, там им укажут дорогу»{187}.
Чтобы убедиться в смехотворности творчества следователя по особо важным делам Матрона и консула СССР Гавро, попытаемся проанализировать приведенные выше документы.
В документах просматриваются две версии уничтожения Анненковым своих солдат. По версии Матрона, эти люди пали в ущелье под пулеметами Оренбургского полка. Причина расстрела не сообщается, но, по логике этих документов, можно предположить, что решение возникло у Анненкова внезапно, как месть за отказ следовать за ним до конца. По версии консула Гавро, Анненков, опасаясь бунта в своих войсках, заранее решил истребить часть их, т. е. не во время отступления в Китай, а загодя. В этих целях был продуман коварный план, согласно которому якобы за два месяца до отступления в местности Ак-Тума вблизи озера Ала-Коль было выкопано пять больших могил, а местному населению было объявлено, что эти ямы предназначены для хранения оружия. Перед отступлением Анненков издает приказ, в котором разрешает желающим бойцам остаться в России. Оставшиеся в сопровождении проводников идут в мифический город Карагач, где им обещана помощь, а вместо этого их встречали алашордынцы, рубили и сваливали в ямы.
Обе эти версии легко опровергаются, так как они являются плодом голого вымысла, построенного к тому же на полной неосведомленности в том, о чем авторы берутся рассуждать.
Матрон никогда не был в Семиречье и не проходил путем, которым войска Анненкова ушли в Китай. И, конечно же, не знал, что до места прощания, то есть до входа в Джунгарские ворота, где оно проходило, войска шли у подножия Джунгарского Алатау, а не по каким-то ущельям, которых на этом отрезке их пути просто не существует. Нет никаких ущелий и на пути, по которому шла к Джунгарским воротам Урджарская группа войск Анненкова. Нет никаких ущелий ни при входе в Джунгарские ворота, ни на маршруте движения Анненкова по Джунгарской долине и далее по урочищам Чиндалы и Чулак, вплоть до русского приграничья с Китаем. Там ущелий — сколько хочешь.
Никакого приказа, разрешающего солдатам остаться в России, Анненков не издавал: во-первых, у него на это просто не было времени, во-вторых, в это время у него не было ни штаба, ни связи с войсками. Решение об этом он объявил устно, при построении успевших подойти к этому времени к Джунгарским воротам войск. Расстрела при входе в Джунгарскую долину не могло быть и потому, что здесь осталась бы гора трупов, которую никак не смогли бы не заметить другие части Анненкова, отходившие позже этим же маршрутом (другого не было!). Уже известный нам бывший солдат 5-го полка и свидетель Елфимов на утреннем заседании суда 31 июля показывал, что их полк пошел этим же маршрутом к китайской границе, но в Китай не был пропущен и вернулся обратно. Никаких признаков расстрела людей, никаких трупов Елфимов не видел, иначе он об этом бы рассказал!
Если разоружение солдат, остающихся в России, действительно имело место, потому что Анненков оставлял их не партизанить, а сдаваться советской власти, а их оружие и боеприпасы могли пригодиться в грядущей борьбе с большевиками, то совершенно необъяснимо, зачем потребовалось Анненкову, в условиях неопределенности обстановки, возможного преследования противником, ограниченного времени (и вообще — зачем?) затевать раздевание и переодевание остающихся солдат. Зачем ему понадобилась их основательно поношенная одежда и где он взял лохмотья?! В этой обстановке так мог поступить, да еще с соратниками, только командир, тронутый умом, но к категории идиотов Анненкова отнести никак нельзя!
Мы уже знаем, что Анненков оставил Оренбургский полк в селе Глиновка, в 75 километрах от входа в Джунгарские ворота с задачей сдерживать преследующие отступавших красные части. Поэтому на последнем построении Оренбургского полка не было, и все опасались, устоит ли он перед красными. Устоял или нет — сейчас значения не имеет. Во всяком случае, он свою задачу выполнил и вошел в Джунгарские ворота, когда передовые части Анненкова были уже далеко. Таким образом, обвинение Оренбургского полка в расстреле солдат, не пожелавших уйти в Китай, ни на чем не основано, как и ни на чем не основанная вся версия Матрона в целом.
При ближайшем рассмотрении трещит по швам и версия консула Гавро. У Анненкова не было никаких причин опасаться восстания солдат и рыть для них могилы. Январь 1920 года, к которому Гавро относит эти «фортификационные работы», был месяцем военных успехов Анненкова: только что пала Черкасская оборона и моральный дух в его войсках был высок, к нему подходили, хотя и потрепанные в боях, но боеспособные дутовские части с опытными боевыми офицерами и солдатами, в Северном Семиречье власть Советов была ликвидирована повсеместно, красный фронт отступил в сторону Верного.
Утверждение Гавро о том, что в ямах — кости анненковцев, погибших под саблями алашордынцев, не заслуживают даже поверхностного внимания. Если бы это было так, то Длинное ухо — казахский Узун-кулак — сделал бы это событие достоянием каждого местного жителя и донес бы его до нас. Но Узун-кулак об этом событии молчал, потому что такового не было. Но откуда кости? Кому они принадлежат? Нет сомнения, что это — останки анненковцев и дутовцев, умерших в учаральских госпиталях от тифа. Могилы с надмогильными холмиками сделаны анненковцами, открытая яма — дело рук красных.
Нелепо звучит и утверждение Гавро о том, что отрывка этих могил преподносилась местному населению как подготовка хранилищ для оружия. Ведь если Анненков готовил и хотел скрыть массовый расстрел своих подчиненных, то он отрывал бы эти ямы тайно и от своих людей, и от местного населения. А на случай обнаружения этих работ предусмотрел бы какое-то убедительное объяснение, потому что то, которое, по утверждению Гавро, придумал Анненков, давало возможность их разрытия нуждающимися в оружии очень любопытными местными жителями-казахами, и весть об обнаружении не оружия, а человеческих останков казахский беспроволочный телеграф разнес бы по всему краю, и недостатка в свидетелях по этому факту на процессе не было бы. Отсутствие таких свидетелей говорит только об одном: утверждение консула — это исключительно его фантазия, вымысел.
Мы уже знакомы со свидетельскими показаниями о прощании анненковцев перед уходом в Китай. Анненков сделал описание этого события в своих мемуарах. Мемуары написаны им в спокойной обстановке, уже в Китае, и были переданы одним из анненковских офицеров, неким Антоновым, советскому консулу в Кульдже в мае 1927 года. Они представляет собой плотную машинопись, в которой Анненков от третьего лица описывает некоторые события, участником которых он был, или дает оценку тем из них, которые были ему интересны или его задевали. О прощании с войсками, остающимися в России, Анненков в несколько патетическом тоне пишет:
«Все уничтожено. Один за другим, в полном порядке, с песнями, с музыкой уходят полки из деревни. Первыми и последними идут самые надежные. В середине — артиллерия и мобилизованные. Куда идут — никто не знает, даже начальник штаба. Продуктов — на десять дней. Особенно трудно уходить Джунгарскому полку, сформированному из этого же района, уже признавшего советскую власть… Слышится приказ атамана: „Полкам оттянуться друг от друга на две версты!“ Полки оттянуты, теперь они уже не видят друг друга.